Бунтарь

— Боже, ты меня напугал. — Я задыхаюсь. Нервная. Испуганная. Любопытная.

— Мне нужна еще одна подушка. Не возражаешь, если я украду одну?

Я беру одну из тех, что рядом со мной, и отдаю ее, но Зейн продолжает стоять на месте, и даже в темноте я чувствую его взгляд. Мое тело парализовано, я жду его следующего движения, сжимая руками простыни.

В глубине души и в своем разуме я знаю, что это смешно.

Ради Христа, я спала с этим мужчиной.

Он был внутри меня.

— Спокойной ночи, красотка.

Темная фигура Зейна возвращается на диван, и в один момент мое тело расслабляется. Сегодня ночью ничего не произойдет. Теперь я знаю это.

— Спокойной ночи.

На прикроватной тумбочке гудит телефон, и на экране появляется сообщение от сестры.

Дафна: Все еще с Уэстоном. Не жди.

Я отправляю ей короткое: «Спокойной ночи».

Дафна: Я думаю, что люблю его. Не буквально. Но, ты знаешь… я могла бы, наверное, родить от него детей, хотя не особо их люблю.

Фыркнув, я качаю головой, блокирую экран и снова ложусь в постель. Натягиваю простыни до шеи, отворачиваюсь от Зейна и закрываю глаза, хотя мой сон сегодняшней ночью вряд ли можно будет назвать полноценным.

Лежа рядом, Зейн является отвлекающим фактором.

Несносным, восхитительным, возмутительно сексуальным отвлекающим фактором.

Мое тело сейчас полностью возбуждено. Я лежу на кровати, готовая в любой момент отреагировать, а он там дрыхнет, и ему море по колено.

Мудак.

Ладно, не всегда.

На этот раз, думаю, что мудак — это я.

Глава 12

Зейн

Я просыпаюсь с затекшей шеей и утренним стояком, мои ноги свисают с края ужасно маленького дивана, а одеяло лежит на полу. Я дико крутился во сне. И это неудивительно.

Потягиваясь и садясь, я тру ладонями глаза, и когда зрение фокусируется, я вижу, что кровать Далилы пуста.

С трудом встав с дивана, я перемещаюсь в ванную, чтобы отлить.

— О, Боже!

Голая Далила стоит под душем, влажные волосы прилипли к плечам, а мокрое тело окутано паром. Она срывает полотенце с ближайшего крючка и прикрывается — как будто я раньше не видел каждый миллиметр ее тела.

— Черт, прости. — Я вскидываю руку с открытой ладонью, обращенной в ее сторону.

— Разве ты не знаешь, что сначала нужно постучать?

— Я не знал, что ты здесь.

Далила оборачивает полотенце вокруг себя, закрепляя его под левой рукой, ее румяные щеки пылают. Влажный воздух между нами наполняет аромат гостиничного мыла.

— Ты так и будешь там стоять? — спрашивает она. — Не мог бы ты выйти?

Я трясу головой.

— Да. Я только… Извини. Еще слишком рано и я не могу соображать, потому что ты стоишь в одном гребаном полотенце. Это отвлекает.

Далила опускает взгляд на твердую торчащую выпуклость в моих боксерах.

— В самом деле? — указывает она на нее.

— Это утренний стояк, — говорю я. — Не скажу, что он бесполезный. Твердое — есть твердое.

Ее челюсть отвисает.

— Не скажу, что это не могло произойти из-за тебя тоже. Я имею в виду… Черт, Далила, ты… — Понимаю, что сам рою себе яму и должен немедленно заткнуться.

Ее брови приподнимаются, и она пристально смотрит на меня. Думаю, что ей это нравится, несмотря на жесткую позу и то, что сейчас она притворяется, будто злится на меня. Я думаю, что она хочет услышать, насколько сексуальна, насколько меня возбуждает и как тяжело мне сейчас не трогать ее.

— Ты самая сексуальная штучка, которую я когда-либо видел, — начинаю издалека, это поможет разбудить ее необузданность. — Даже с волосами, закрывающими твое лицо, и тем, что ты выглядишь так, будто хочешь дать мне пощечину, все, что я могу — это стараться не думать обо всех тех вещах, которые я хочу сделать с тобой.

Далила сглатывает, сжав губы. Я так понимаю, она потеряла дар речи.

Подойдя ближе, я добавляю:

— Ты знаешь, как трудно было мне быть в одной комнате с тобой прошлой ночью, не имея возможности прикоснуться к тебе?

— Почему ты не мог прикоснуться? — спрашивает она.

Выдавливая слова, я язвительно выдаю:

— Почему я не мог? Прошлой ночью ты была чертовой ледяной королевой. Это было невозможно, черт возьми.

Далила закатывает глаза и опускает голову вниз. Я протягиваю руку к ее подбородку и поднимаю голову, заставляя снова посмотреть на меня.

— Покажи мне девушку, которую я трахнул на прошлой неделе. Ту, которая срывает свою одежду на моей кухне. Ту, которую я нес в свою постель, как гребаный пещерный человек, — говорю я. — Я не могу выносить эту херню ледяной королевы. И я понимаю, что ты делаешь это, чтобы защитить себя, но, Иисус, Далила, поживи немного.

Она прикусывает зубами нижнюю губу.

— Может быть, ты думаешь, что спать со мной было ошибкой, — говорю я. — Но я говорю, что на протяжении жизни мы все время совершаем ошибки. Живи моментом. Стань немного безрассудной. Раскройся так сильно, чтобы тебе стало больно.

Далила выдыхает, глядя на меня сквозь темные ресницы.

— Для тебя это намного важнее, чем ты готов признать, — размышляет она, склонив голову. — Никогда бы не подумала, что ты философ, де ла Круз.

— Нет, — говорю я. — Я просто понимаю людей лучше других.

Мы стоим лицом к лицу, обернутые покрывалом легкого пара. Руки Далилы покрываются гусиной кожей, и она начинает дрожать.

Схватив еще одно чистое полотенце с крючка, я набрасываю его ей на плечи и прижимаю ее к своей груди.

Мой все еще очень твердый и пульсирующий член прижимается к ней.

— Я извиняюсь за это, но мне не жаль, — говорю я.

— Мило. Очень мило.

— Тебе нравится, — говорю я. — Я же вижу.

— Ты такой самоуверенный.

Обхватив ее подбородок, провожу большим пальцем вперед-назад по полной нижней губе.

— Что ты делаешь? — спрашивает она с легким смешком.

— Прямо сейчас я изо всех сил стараюсь не накрыть твои губы поцелуем.

Она улыбается, и я пристально смотрю на нее.