Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

***

В перерыве между съемками, Говард, снова и снова возвращался к альбому с чертежами, и отработке конструктивных решений. Проект 'аэрокариера' получившего имя 'Дедал', на бумаге смотрелся изящно, хоть и несколько монструозно. Огромное семидесятиметровое и слегка стреловидное крыло с кессонной конструкцией для размещения топливных баков, должно было нести на себе восемь мотогондол с трех-четырех тысячесильными моторами и многолопастными винтами. Две мощных фюзеляжных балки, с 'П-образным' оперением. Между двух высоко поднятых килей, работал цельноповоротный стабилизатор с сервокомпенсатором. В балках скрывалось убирающееся шасси. В каждой по две передних поворотных стойки со сдвоенными колесами, и по многоколесной тележке с толстыми одиночными колесами. В носовых отсеках балок располагались кабины пилотов и инженеров-ракетчиков. А в самом центре тяжести аппарата, под несколько выгнутым вверх широким центропланом, находился мощный четырехточечный узел, для крепления и сброса массивной и габаритной ракеты. Ширина бетонной взлетной полосы для этого монстра получалась не меньше пятидесяти метров, не считая свободных от препятствий обочин. Дистанция разбега выходила около трех-четырех километров, что предполагало постройку специального аэродрома. Зато по расчетам выходило, что до высоты сорок тысяч футов 'Дедал' должен был поднимать вес около тридцати (на пределе тридцати пяти тонн) тонн. Топлива должно было хватать на спиральный набор высоты ракетного пуска. Мощности восьми огромных моторов должно было хватать на удержание всей системы в наборе высоты, в момент отцепки ракеты. На посадку обладающий отличными планирующими свойствами аппарат должен был идти на четырех моторах, при четырех зафлюгированных многолопастных винтах восьмиметрового диаметра. Позади остались яростные споры с командой ракетчиков Годдарда. Мэтра ракетонавтики несколько цеплял тот факт, что в проекте испытанной в Латвии ракеты, с его именем в названии, кроме принципиальной схемы жидкостных ракетных моторов, иного его вклада не было. Получалось, что 'Ракета Моровски-Годдарда' есть, а ракетного проекта с участием самого Годдарда нет. Это било по самолюбию, поэтому привезенный Хьюзом в институт чертеж внешнего вида двухступенчатой ракеты был критически изучен Годдардом. Основу этой ракеты составлял январский набросок, выполненный

еще самим Адамом Моровски. Но в трио конструкторов в этот раз его фамилия должна была звучать последней ('Ракета Годдарда-Хьюза-Моровски'). На меньшее американский патриарх ракетонавтики был не согласен, и вложил максимум усилий, чтобы его участие не было фикцией. Впрочем, спорить с ним о размере личного вклада никто и не собирался. Одному Хьюзу, даже со всеми его богатствами такой проект было не потянуть. Даже постройка прототипа носителя из собственных средств могла привести к разорению. Требовался мощный финансовый фонд. И такой фонд, по совету все того же Моровски, оказывается, уже был создан в ноябре 1939-го неким фабрикантом и меценатом Винцентом Фрогфордом, и назывался 'Фонд Развития Национальной Астронавтики'. Пока в нем крутились не слишком впечатляющие суммы. Но, как говорят русские 'лиха беда-начало', и акции будущего космического гиганта, уже начали распространяться в Америке. Государство тут же выкупило контрольный пакет, чтобы контролировать финансовую пирамиду и не допустить ее неправильного развития или банкротства. А также для введения режима секретности. С апреля месяца в фонд потекли тонкие и не очень струйки капиталов, и началось финансирование постройки 'аэрокариера', который не зря получил имя 'Дедал'. В этой истории 'Икаром' был назван пока еще только аванпроект новой тяжелой ракеты рассчитаной на трех ракетонавтов. По замыслу создателей, первый космический полет должен был проходить на высоте около 80 километров. На деле, до настоящего космического аппарата было еще далеко. Теоретически, в металле он мог появиться не раньше середины-конца 1941-го года, и для этого требовалась широкая кооперация ряда компаний. По счастью, и доктор Годдард, и сам Хьюз смогли убедить своих знакомых в правительстве, и с конца осени 1940-го, проект мог получить дополнительное финансирование. Но полной уверенности в успехе, все же, не было...

***

Космос манил все сильнее, но кино и воздушные рекорды, тоже никак не хотели отпускать миллионера. Не смотря на весь его трудоголизм, Говард Хьюз не мог слишком долго оставаться погруженным в один единственный проект. Поэтому подготовка к кругосветному беспосадочному перелету на 'Боинге-307' продолжалась. Конечно, сверхмощные авиадвигатели ставить на эту машину он не собирался. Ведь прожорливость 24-х цилиндровых моторов, резко увеличила бы потребность в воздушных заправщиках, а значит и стоимость проекта (хотя и сокращало длительность полета вокруг света). Параллельно подготовке к 'воздушной кругосветке', не останавливались и съемки. Хорошим толчком для творчества послужила январская поездка в Советскую Россию. Говард слетал к русским с единственной целью, оценить прогресс ракетного проекта своего друга Моровски и его наставника Оберта, и перспективность их затеи. Однако, устроенный ему в кинозале Ленинградского Дома Красной Армии на Литейном проспекте показ двух серий нового советского фильма 'Соколы', не на шутку раззадорил продюсера и режиссера 'Ангелов Ада'. Молодая советская кинокомпания 'Звезда' словно собралась передвинуть еще выше планку трюкового кино, поднятую им самим в его фильме про военных авиаторов Великой Войны. И, у русских это отлично получилось, вызвав у Хьюза творческий зуд соперничества. Вдохновение требовало результата немедленно и в превосходящем конкурентов количестве. Поэтому снимались сразу две многосерийные картины. 'Крыло и вуаль' о смелых военных летчицах, и серия из трех фильмов 'Крылья Сокола' ('Взлет Сокола', 'Соколу не до скуки', 'Последний полет Сокола'). Вторая линейка картин оказалась фактически биографией его друга Адама Моровски. Сценарий начал писаться еще в январе, 'но в нем не хватало жизни'. И тут Говарду повезло подружиться с репортером Полем Гали, который и помог с важными дорисовками образа главного героя. К главной роли Хьюз привлек практически ровесника капитана Моровски - девятнадцатилетнего перспективного актера Монтгомери Клифта, дебютировавшего два года назад в спектакле 'Дама природа', и внешне очень похожего на оригинал.

Клифту осветлили волосы и сделали прическу под прототип. Покрасили и выщипали его густые брови, и сшили тематические костюмы. А Моровски, узнав, как зовут актера, который будет его изображать в фильме, жизнерадостно прыснул в кулак, и подарил тому через Говарда, свой порезанный ножом форменный китель. Этот дар сопроводила странная фраза - 'Кесарю - кесарево, а Клифту - клифт'. Вскоре начались съемки. Главных женских ролей в фильме не было, но в эпизодах снялись сразу несколько известных киноактрис. Так, Констанс Беннетт снималась в роли матери главного героя. Мерл Оберон играла женщину спасенную от побоев на аэродроме, а Вивьен Ли, играла польскую красавицу, вывезенную из-за линии фронта на "Шторхе". Джоан Беннетт сыграла германскую агентессу в Мюнхене и в Сан-Диего. И еще ряд эпизодических ролей играли участницы реальных событий, майор Ивон Журжон, майор Жаклин Кокрен, лейтенант Вайолет Купер и их соратницы из женской авиагруппы. Ни один яркий момент жизни прототипа главного героя не остался обойденным, а ряд моментов соратники (режиссер и сценарист) на ходу придумали сами. Так, по сюжету - учился летать будущий 'Сокол' у якобы бывшего пилота Лафайет, воевавшего в 'Великой Войне' и позже ставшего ветераном Испанской Гражданской Войны, некого Джона Дугласа (которого сыграл Лесли Говард). Были ярко выведены юношеские метания героя. Побеги из школы. Аварии на гонках, драки на ножах, опасное восхождение на гору, и парашютные прыжки в Великом Каньоне. Схватка с мерзавцем, ударившим женщину на аэродроме. И выступление по трансляции с просьбой о дисквалификации их обоих. Внезапный арест, давление прокурора, спасение от тюрьмы, и блистательная победа в гонке. Все эти моменты не давали расслабиться кинозрителям. Краткое упоминание создания 'Лиги Юных Командос'. Следом шли чикагские учения, и приземление вдвоем на одном парашюте. Пилотаж на 'Кертисс Хок Р-36' в Баффало, отказ бюрократов в содействии реактивному проекту. Похороны отца. И, наконец, Франция с первым реактивным полетом. Затем, бои в Польше. Водоворот грозных событий. Штурмовые удары на оснащенных стартовыми ракетами и тяжелыми бомбами старых польских истребителях. В роли "Пулавски Р-7" снимались внешне похожие на них французские высокопланы 'Луар-46' (съемки шли в мае 1940 прямо на тыловом аэродроме, готовившем штурмовиков). Бомбардировка броненосца в Гданьской бухте. Кадры боев с опытными пилотами Люфтваффе, и падение сбитых самолетов. Захват вражеского самолета и возвращение через линию фронта после вынужденной посадки. 'Дуэль с кровником', превратившаяся в нечестный воздушный бой против трусливого врага с его многочисленной поддержкой. Дерзкий десантный рейд, и захват самолетов на аэродроме Люфтваффе. Атака тяжелыми ракетами по скоплению танков. Для пущей зрелищности даже ракетный удар показывался по настоящим немецким танкам, оперативно вывезенным с фронта в Бельгии помощниками Хьюза (правда, сами ракеты были бутафорскими). Наконец был отснят бой с вражескими шпионами на аэродроме и плен. Стойкость в заточении, обет молчания, и отказ от всех предложений о сотрудничестве. В фильме показывалось, как жесткость, так и уважение немцев к бесстрашному юному противнику. Затем поставленное Герингом условие - отпустить домой в Штаты, если 'Сокол' собьет своего кровного врага в воздушной дуэли, оснащенных ракетными ускорителями истребителей. В кадре Геринг говорит заместителю - 'А ведь, летят без парашютов. Что ж, пусть этот нахал, наконец-то, свернет себе шею'. Но победа вновь достается герою. Новое требование - 'Я не желаю рисковать настоящими немцами. Поэтому свободу вы получите, не раньше, чем вам покорится скорость в 500 миль'. Опасный рекордный полет. Триумф незарегистрированного рекорда, и 'Сокол' снова в заточении. Обещания ему данные забыты. Новое испытание - запуск ракеты с мышами с взрывоопасного 'аэростатного ракетодрома' в Румынском небе. И ночной прыжок с парашютом, из-под сдвоенного аэростата, скупо освещенного огнем из ракетной дюзы. И когда новое обещание пленителями было в очередной раз забыто, в герое просыпается протест. Он эпатажно аранжирует музыкальную классику в Мюнхенском парке, и дерется с обнаглевшей охраной. Газетные статьи о пленнике. Правительственный запрос из Вашингтона. Наконец, Герингу это надоело, и он выполняет свои обещания. Героя увозит домой пароход. Встречи в Бостоне. Потом обучение в Монтгомери. Тавтология про Клифта - 'Монтгомери в Монтгомери', в свое время рассмешила Хьюза. Создание женского сквадрона, и даже свою личную встречу с Моровски Говард также включает в фильм. Шпионская тревога в Лос-Анджелесе и Сан-Диего. Блок посты на дорогах, облавы на местных бандитов, и драка на ножах с германским агентом. Спасенного ребенка раненый герой передает сдерживающейся из последних сил матери. Вайолет Купер отказалась играть в этом эпизоде саму себя, поэтому их с дочерью заменили француженки. Говард старался сохранить как можно больше действительных событий. Даже их совместные с Адамом приключения Бельгии и Латвии, лишь чуть чуть приукрашивались, но оставались вполне реальными (кроме смонтированного ракетного полета Моровски). И наконец, в кадре стремительные атаки 'Белых Драконов' и горящие танки. В финале киноленты, на сером экране сквозь схватки воздушных противников, проступали титры, рассказывающие о реальных событиях, и появлялись настоящие фотографии Моровски и его сослуживцев, отснятые Полем Гали. Первые фильмы были сверстаны на скорую руку уже к июлю. Тогда же в Лондоне, Париже, Амстердаме и в Брюсселе состоялся показ первых двух серий обеих кинокартин. Публика тепло принимала оба сериала. К этому моменту напряжение на Западном фронте достигло предела, и выпущенные яркие военные фильмы, должны были стать не просто лидерами просмотра, но и агитационным материалом. А за океаном выход обеих картин вызвал фурор. К генералу Арнолду выстроилась очередь желающих вступить в авиагруппу 'Белые Драконы'. Почему-то среди кандидатов в другую авиагруппу 'Летающие Тигры' такого аншлага не было... Авиакорпус сотрясали волны рапортов молодых лейтенантов и даже не слишком молодых капитанов, настаивающих на расширении военного присутствия во Франции и Бельгии. Появилась даже идея запретить фильмы Говарда Хьюза, но прикинув заголовки прессы, от нее отказались. Доклад начальника штаба Армии Джорджа Кэтлетта Маршала младшего, перед сенатской комиссией ясно показал, что американские части корпуса 'Миротворец' несут большие потери во Франции. Стабилизация фронта почти достигнута, но вывод американских частей, может сильно ударить по силам союзников. И однозначно будет воспринят всеми, как бегство и предательство, с соответствующей потерей репутации. А решение оставить корпус в нынешнем составе, попахивает жертвоприношением. Выводов было ровно два. Или вступать в войну, или слать новых 'волонтеров'. И если САСШ не могут вступить в открытую войну, то, вероятно, стоит, хотя бы, довести численность 'миротворцев' до полной армейской группы. Штаб Армии Соединенных Штатов, предлагал подготовить к отправке в Старый Свет дополнительный контингент. Его состав должен был включать три пехотных дивизии, две танковые бригады, и четыре авиагруппы (две на 'Кертисс

Р-40', одна на 'Брюстер В-439' с 40 мм пушками и еще одна на 'Дугласах ДБ-7'). Еще одна дополнительная авиагруппа на тяжелых бомбардировщиках 'В-17' должна была начать отработку ударов ночью с британских воздушных баз. Это предложение вызвало скандал. Видимо кому-то из важных людей в Вашингтоне и Нью-Йорке, эти предложения пришлись сильно не по нутру....

***

К новому июльскому старту оказалось готово сразу две ракеты. Легкая ракета 'Файербол-II' (авторства Моровски и НИИ-3, с минимальным участием в разработке Германа Оберта) и более тяжелая ракета 'Зарница-I' (конструкции самого Германа Оберта, с некоторыми доработками, выполненными НИИ-3 и их подрядчиками). Новое название понравилось владевшему русским языком профессору, своим смыслом в оригинале и удачным созвучием для румынского и германского слуха. В этой последней модели преломился опыт реальных пусков обеих 'ветвей' ракетостроения. Если на легкой ракете стояли более мощные русские ракетные двигатели Глушко-Душкина (но с меньшей, чем у конкурента емкостью баков), и отработанные в предыдущем полете Моровски катапультные кресла Драгомира (модернизированные УПР), было высотное оборудование, но не имелось гермокабины. То, на тяжелой герметичная спасаемая капсула имелась, были смонтированы ЖРД конструкции самого Оберта, произведенные в апреле на голландской фирме 'Фоккер', и стояли огромные топливные баки. Все было бы здорово, но новое 'изделие', хоть и проектировалось с учетом опыта 'конкурента', но не имело, ни одного пуска в активе. Не считать же за таковой запуск собак, на сильно упрощенном прототипе ракеты с совсем другими маршевыми моторами, баками, насосами, стартовыми ускорителями и кабиной. А на "Файерболе" было выполнено два высотных, да еще и пилотируемых полета, с участием автора ракеты Моровски. Естественно возник вопрос, какую ракету из двух запускать первой? Командир экипажа капитан Георгий Шиянов стоял за проверенную ракету капитана Моровски. У московского руководства также, было больше доверия к легкой ракете, опробованной с пилотом на борту. Но включенный в основной экипаж 'научный эмигрант в СССР' Юлиус Оберт, при тихой поддержке своего отца, упрямо настаивал на первом пуске тяжелой ракеты. С дополнительными ускорителями, и с подвесным топливным баком (почти таким же, какой был у Моровски в полете на 'Файербол-I'), ракета 'Зарница-I', по расчетам, могла бы преодолеть сорока километровый рубеж подъема. Профессор Борис Стечкин на специально устроенном совещании, доказывал, что в первом пилотируемом полете тяжелой ракеты важна не столько высота подъема, сколько надежность самого изделия. Но отец и сын Оберты, в этот раз выступили единым фронтом. И хозяева решили пойти навстречу пожеланиям гостей, стребовав с тех письменное ручательство в осознании имеющегося риска.

Как уже повелось со времен февральского Форума в Даугавпилсе, все этапы старта скрупулезно снимались несколькими кинокамерами, дабы не упустить важных моментов для последующего анализа. Специальная десятиканальная рация, должна была передавать показания наиболее важных бортовых приборов. И на аэродроме, и в полете съемка не прекращалась, и шла запись звуков на несколько компактных магнитофонов. Из них, один магнитофон и три камеры, стояли на борту ракеты, остальные были смонтированы на носителе - шестимоторном ПС-124. Причем запись до расцепки, писалась на магнитофоны носителя. Сам аппарат-носитель также был модернизирован. Решением правительства Советской России, самолет-гигант (брат 'Максима Горького') был навсегда 'разжалован' из пассажирских авиалайнеров, и подготовлен специально для задач высотных пусков ракетных аппаратов. Впервые на столь крупном аппарате появились две гермокабины. Одна для пилотов штурмана и бортинженера, и еще одна для инженеров-ракетчиков. Были поставлены большие криволинейные бортовые окна 'блистеры' для наблюдения за пуском ракеты. Доработана механизация огромного крыла, что позволяло летать с несколько бОльшими предельными углами атаки, без срыва в штопор. Да и консоли крыла получили законцовки большего размаха, что увеличивало аэродинамическое качество аппарата. В хвостовых отсеках мотогондол теперь уже на постоянной основе прописались реактивные моторы. Помимо них, на специальных узлах под крылом могли монтироваться твердотопливные стартовые ускорители (для ускорения взлета, или для ускорения набора высоты). Новые поршневые ВМГ включали в себя все последние новшества, используемые в высотных полетах. От мощных сдвоенных турбокомпрессоров на каждом из оснащенных специальными редукторами АМ-35, до саблевидных пятилопастных ВИШ гигантских размеров. Конструкция планера была усилена, как и узлы крепления и сброса самой ракеты. Модернизированный носитель ПС-124М (бывший АНТ-20 бис), как и в 'собачьем рейсе', снова управлялся Михаилом Громовым. Вместе с комдивом-испытателем в экипаж воздушного корабля вошли оба дублирующих состава ракетонавтов (Бахчиванджи со Степанчонком и Тараканоский с Супруном), а также инженеры НИИ-3 во главе с Сергеем Королевым, и, конечно же, сам Герман Оберт. Профессор сидел у иллюминатора, как на иголках, но в отличие от предыдущих полетов, он стойко молчал. Если раньше Оберт беспокоился, лишь, за успех предприятия, то в этот раз на кону было будущее его семьи. Ведь на штурм высоты уходил его сын и надежда, его Юлиус.

Капитан Шиянов видел зажатость и мрачную решимость своего напарника, но не решился его тормошить. Ему самому также было не до веселья. Одно дело летать на небольших сравнительно тихоходных ракетопланах, пусть и под пулеметным огнем финских штурмовиков, или на тех же учебных ракетах Моровского, до десятикилометровой отметки. И совсем другое дело совершать сверхвысотный полет, в котором они, как и в апреле Моровски могут превысить скорость распространения звука. А если что-то случится, то именно ему Георгию предстояло принимать решение на покидание ракеты. И никак нельзя ошибиться. За три дня до вылета состоялась личная беседа руководства с основным и дублирующими экипажами. О чем шла беседа с Юлиусом Обертом, советские пилоты не узнали. А вот, главная задача полета, поставленная основному составу лично товарищем Сталиным, звучала так.

– - Товарищ Шиянов. Запомните главное. Вам нужно не только достигнуть максимально возможной высоты. Такой высоты, на которую еще никто в мире не забирался. Вам нужно вернуть оттуда вашего напарника, Оберта младшего, и вернуться самому. Вернуться живыми и не ранеными! А потом, нужно рассказать на земле все, что сможете о том, что нужно новым ракетонавтам в таких полетах. И о том, как нужно готовить и оснащать экипажи таких ракет. Вот это самое главное, товарищ Шиянов. Вы меня поняли?

– - Так точно, товарищ Сталин. Я сделаю для успеха этого задания ВСЕ.

– - Ну, что ж, 'сделать ВСЕ', будет достаточным. Возвращайтесь с Обертом, победителями. Желаю вам удачи.

– - Спасибо, товарищ Сталин!

Белая ночь раскинула свои крылья над длинной полосой Каргопольского аэроузла. Еще несколько месяцев назад отсюда тяжело гудя, взлетали перегруженные смертельным грузом воздушные транспортники, чтобы приземлиться на лед Ботнического залива. И вот война отступила, оставив людям отличную бетонную полосу, с которой самый тяжелый на данный момент аппарат планеты, мог поднять в небо мощную ракету на штурм земного тяготения. Сегодня здесь царил мир. Хотя прямо сейчас, где-то на юго-запад, всего в нескольких тысячах километров от застывшего в предутренней дымке аэродрома, рвались снаряды и мины, летели трассирующие пули, и даже сгорали в своих самолетах убитые пилоты. На западе Европы во Франции и Бельгии не было белых ночей, но даже перед рассветом там случались ночные атаки танков и пехоты, и ПВО частенько отбивала ночные воздушные удары бомбардировщиков. Там шла война, а тут царил мир. И свой мирный бой, ученые, техники, инженеры и пилоты-испытатели вели за выход человечества из его 'колыбели'. Такое поэтическое сравнение некогда дал людским мечтам о космосе и звездах, еще патриарх российской космонавтики Константин Циолковский. И осознание собственной роли в этом 'мирном бою' пьянило командира ракеты 'Зарница-I' капитана Шиянова. Вроде бы понимал, что нельзя волноваться перед стартом, но ничего с собой поделать не мог. Вдруг, ему ясно вспомнился тот день на авиабазе Саки, когда они стояли с Громовым и глядели на фигурный полет Паши Колуна - фантазера и энтузиаста ракетонавтики. И лицо его вспомнилось, с упрямым, немного наивным, и очень требовательным взглядом. Взгляд словно бы требовал у людей отчета, за все ими сделанное во имя славы и безопасности Родины. Несколько недель назад, то же самое лицо глядело на Шиянова с киноэкрана. Показ проводило НИИ-3, фильм о полете ракеты 'Файербол-I' комментировал Сергей Павлович Королев, бывший командир первой ракетной бригады, в которой Шиянов впервые взлетел 'на факеле', без воздушного винта. А с белой плотной материи, сквозь огрехи пленки, из кабины ракеты, сосредоточенно кивнул стартовой наземной команде, их с Юлиусом Обертом предшественник - первый ракетный пилот планеты, Адам Моровски. Словно брат-близнец шебутного саратовского старлея-истребителя взглянул в глаза с экрана...

Думать и разговаривать об этом, было нельзя. При первых же вопросах коллеги, Громов лишь мотнул головой и ушел от ответа. Потом была воспитательная беседа с въедливым и жестким сотрудником контрразведывательного отдела ГУ ГБ. Требование было одно - забыть Павла Колуна, словно и не встречались с ним никогда. Подпись под обязательством, и очень неприятные намеки (от которых сквозило расстрельной стенкой). Впрочем, все было логично. Если Колун теперь работал в советской зарубежной разведке, да еще со столь специфическим заданием, значит, не сметь давать даже малый повод врагу, для компрометации старшего лейтенанта! Шиянов понимал это. Понимал и свою ответственность, но забыть друга никак не мог. Но за пару десятков секунд до завершения стартового отсчета, мысли капитана все же, встали на правильный курс, и до самого приземления, уже не покидали оного. Ракета отцепилась от носителя и стартовала на высоте одиннадцати километров. Что чувствовали покорители больших высот, впоследствии было описано в мемуарах, а пока лишь скупые реплики радиообмена связали между собой экипаж и штаб полета. Сброс стартовых ускорителей, а затем и первой ступени прошел штатно (запаздывание на полторы или чуть больше секунды, не в счет). Умеренная тряска была, но в пределах нормы. Дальнейший набор и увеличение вертикальной скорости происходили спокойно, без каких либо отклонений до высоты двадцать шесть километров. А потом... Потом в хвостовой части ракеты раздался громкий хлопок, и аппарат затрясло, как на ухабах. Замигали лампы на приборной панели, и раздался предупреждающий зуммер о пожаре в моторном отсеке. Автоматически сработала система пожаротушения. Перестал работать гироскоп, прекратилась связь с Землей и с носителем. По инерции ракета набрала еще километра полтора, и стала падать.

– - 'Эверест' ответьте! 'Сопка' ответьте! Я 'Зарница один'.

– - хшшшпшш...у вас....шшшшззвшшш...им...шшпшпшшп

– - Не слышу вас. На борту ракеты был взрыв и пожар, полет прекращаю! Перевожу аппарат в пикирование!

– - Георг! Что с нашей ракетой?!

– - У нас больше нет тяги основных дюз, Юл! Будем тянуть вниз к безопасной высоте катапультирования. А, там...

– - Но, мы ведь сгорим?! Сделай же, что-нибудь!

– - Юл, не сейчас! Не мешай мне!

– - О, найн! О майн готт! Майн либбе Муттер!

– - Покинем борт на семнадцати километрах! Отключи кислородную магистраль ракеты. Подключи к воздушным трактам баллоны с кислородом, сними фиксатор креплений, проверь герметизацию, и приготовься к катапультированию! Эй! Ты слышишь меня?!

– - О, найн! Нихт!

– - Так, успокойся, парень! ЮЛИУС!

– - Найн!

– - АХТУНГ!!! БОРТИНЖЕНЕР ОБЕРТ!!!

– - Яволь! Их бин Оберт... Георг? Что со мной? Что с нами?

– - Бортинженер Оберт! ПРИКАЗЫВАЮ! Отсоединить кислородную магистраль ракеты от капсулы. Подключить к воздушным трактам баллоны с кислородом. Снять фиксатор креплений капсулы, и проверить герметизацию. Приготовься к отстрелу капсулы с ракеты. Приказ ясен?!

Поделиться с друзьями: