Бузина, или Сто рассказов про деревню

– Ну, бабка ж??? Не дедка? – не унимаюсь я.

– Мамкина бабка! Прабабка! А то и ваще не поймешь. Чистый ящер Бросненский. Она Ваньку лопатой била. Он у ей чекушку обреудит, она его – по всем местам!

– Я помню, она еще меня муриев просила вывести … – зарделась я, вспоминая первые годы жизни в деревне.

– А вывела? – Дедулик смотрит на толстую муху, лениво ковыряющую сахарный песок.

– Не, – каюсь, – сикахи то ушли, а мурии – не.

– Сикахи фигня, – Дедулик прячет ложку в сапог, – а мурии, они спать не дадут. Из всей гадости гадость.

– Ты че приплыл-то? – спрашивает муж.

– Плавает я те объясню без Дарьи че, а мне четыре дырки высверлить надо, и на болту резьбу нарезать.

– Пошли?

– А и да…

– Так, а что с бабкой-то? – я дрожу от любопытства.

– А че? – Дедулик стряхивает с себя Фунтика, – снова партизанит, должно. Ванька-то спивши…

х х х

– Будем Дедулика брать, – Егоровна поправила фальшивую розу на шапочке, – а то, что он? Если бы не мы, он бы как? А так с людями, и давай по походу заберем Мишку с Петькой. И Наташку!

– Легко! – согласился муж, – но они пойдут пешком!

Улица была покрыта темнотой, как пирог черникой. Фонари горели только около дома Дедулика, но разом два. Тянуло дымком и подгоревшей кашей,

– Еда будет, – сказал Мишка.

– Но горелая, – утешил Петька.

В сенцах топтался Дедулик, громыхая ведрами.

– Чего так рано? – Дедулик пятился в избу, – дольше сидеть будем, а еды мало! – тут все стали поздравлять Дедулика, намекая на день рождения. Дедулик принимал подарки, прижимая к груди пакетики, как Дед Мороз наоборот. Мы с Егоровной вынесли стол, а Дедулик кружился, как бородатая Волочкова, и уставлял скатерть тарелками. После второй все посмотрели на Петьку:

– Жанить яво надо! – сказала Егоровна.

– Это да, – сказал муж, – одному мне страдать?

– Я на Дашке жениться не буду, – Петька помахал куриной ногой, – мне молодая нужна.

– А Ленка? – Егоровна листала в уме списки жителей, – Валька? Людмила Петровна? Катерина либо наша, либо Пантелеевская?

– В плане возраста, – Дедулик накатил торгового вина, – лучше брать до пенсии!

– А после пенсии, зачем брать? – Мишка выпил Петькину рюмку.

– Так деньги? – Егоровна поправила розочку, – опять же, она никуда бегать не будет?

– Она и ходить, поди, не сможет! – крикнул Дедулик, и все посмотрели в телевизор. – А когда я в армию уходил, за мной вертолет прилетел, – добавил Дедулик непонятно к чему. Все разом погрустнели, а Дедулик принес коробку с фотографиями.

– А чай? – спросил муж, – пирог же?

– Тут память жизни, – сказали хором Егоровна, Петька и Мишка, – а чай ты и дома можешь попить…

Наташки мы так и не дождались, и вышли в глухую ночь. Подсвеченный телевизором, сидел на кухне Дедулик, и, перекладывая фотографии, пил чай с черничным пирогом, не забывая облизывать сладкие от варенья пальцы…

х х х

Дедулик сегодня приехал на зимнем тракторе. Спешился, помял дутыми сапогами снег, поохал и зашел чаю попить. Всё лицо его было обернуто в шарф. Дамский такой, в нежные полосы.

– Ты чего? – спросил муж, снимая кота со стола и расчищая место, – джихад, поди, объявил?

– Да не до баб мне! – взмолился Дедулик, – зуб ноить и ноить! Какие тут, к лешему, девки!

– А лечить?

– А ездил в Торопец! Ну, корова т и корова! С таким выменем ей одно молоко давать! А она …щяпцами по рту, жуть что!

– Видать, молодая, – муж заинтересовался, – неопытная еще?

– Где молодая? Где? – Дедулик лег подбородком на стол, грея зуб о чашку, – молодые замужом все! А энту, видать, за страх такой, что над людями делает и не женить никогда…

– Так выдрать?

– Куда? Она мне там точила дыру-то, точила… пенёк оставши, снутри пустой весь! А был зуб новый! На ём золота коронка…

– Да выдери ты!

– А коронку куда?

– Во! – муж почесал за ухом, – я тебе дырку в ней высверлю, и дырку в ухе проткнем – будешь носить… а чего – золото!

– А и ведь! – обрадовался Дедулик, – я чисто цЫган буду!

– Ну! – поддержал его муж, – а лошадь мы тебе справим…

– Так и тогда и сведу у кого… раз цЫган-то!

На том и порешили.

х х х

– Раньше на работе о бабах, а на бабе – о работе, – говорит Свербигуз, поглаживая небольшую, с блюдце, лысину, – а теперь не так!

– А как? – Дедулик пытается налить в блюдце сгущенное молоко, – теперь же работы нет, если на пенсии?

– У кого пенсия, хорошо, – муж пододвигает Свербигузу колбасу, – а у кого нет, тому плохо!

– А у кого и баба, и пенсия, – тому и работать не нужно, – Свербигуз пьет водку, как минералку – глоточками, – а баба, от неё убыток. Что пенсии, что зарплате. Я всегда нычки делал, у меня собака была овчарка. Я к нему в будку, что прикопил, и прятал. Жене, зачем к собаке интерес иметь? Она в будку задом не пролезет же. И хранил.

– Не нашла? – муж косится на меня, – а то некоторые где хочешь, найдут!

– Не нашла, – Свербигуз промокает лысину вафельным полотенчиком, – а потом собака ощенилась на хрен и все. Щенки сожрали деньги. В муку!

– Так кобель же? – Дедулик берет кружочек колбаски и кладет на печеньку, – ты ж говоришь «к нему»?

– А ты не придирайся! – Свербигуз надувает щеки, – не кобель же съел? А чё ты в гостях сгущёнку ешь и кофе пьёшь, я ж не спрашиваю!

– А я любил повариху! – Дедулик дует на кофе, и рябь бежит по блюдцу, – в армии у нас повариха была…

– Красивая? – спрашивает муж.

– Женщина ж, говорю! – Дедулик злится, – я ж говорю – в армии! Причем тут «красивая», вот, что ты в армии не служил видно сразу! В армии кому красота нужна? И еще у нее сахар с маслом был. И я как-то раз…

Тут я понимаю, что я чужая на этом празднике жизни, и деликатно выхожу, громко хлопнув дверью – пусть о работе поговорят. На ночь-то?!

х х х

Мчим в Торопец. Впереди нас, вздымая валы снега и вихри песка, мчит Дедулик на машине – жертве импортозамещения. Жертва громыхает, но летит изрядно. Останавливаемся у железнодорожного переезда по надобности – девочка остается в машине, мальчики – налево. Пользуясь моментом, мальчики проверяют машинное нутро. Естественно, тут же заходит разговор о любви в виде воспоминаний. Склоняясь над мотором, Дедулик сладчает лицом: