Бяк-бяк-бяк-бяк

— Что значит «всерьез займутся»?

— Они пока спутниками всерьез не занимаются. Пускают свой «Авангард» с вероятностью успеха, как мы видим, около трети, а испытания того же «Атласа» показывают, что по баллистическим ракетам у них надежность уже превышает девяносто процентов. Так что если мы реализуем программу, предлагаемую товарищем Королевым, то…

— То они займутся космосом всерьез. Нам это так надо?

— Сколь ни странно, да, надо. Они в состоянии сейчас изготовить не более двух десятков этих «Атласов» в год — и в обозримое время увеличить производство они не смогут. Так что если половину ракет они направят на космос…

— А что у них с программой «Титан»?

— Там ракета помощнее, но для использования в космической программе годится куда как меньше. И если часть средств янки снимут с этой программы и перенаправят их на «Атлас», то у них будет меньше действительно тяжелых МБР.

— Понятно. А какие перспективы у Королева?

— На его программу он просит выделить семь ракет, это для запуска всей программы и достижения первого результата. По нашей оценке, при успехе американцы будут просто вынуждены не менее трети средств, предназначенных на развитие нынешней программы МБР, перенацелить на космос. Иного им собственное население не простит.

— А у нас для программы Королева все уже готово…

— Именно так: в прошлом году произведено семь пробных пусков, даже не считая тех, что шли по программе «Заря», причины неудач в основном выяснены и устранены.

— А не в основном?

— А не в основном — это неисправности в летательных аппаратах, ими пусть ученые занимаются. Они свои проблемы обязательно решат, просто сейчас это не в приоритете, а вот программу Королева мы сейчас можем выполнить очень быстро.

— Быстро — это как?

— В пределах трех-пяти месяцев. Сейчас в Тюратаме уже лежат четыре готовых ракеты, в Куйбышеве еще девять прошли все проверки и готовы к отправке на полигон. У Королева специальных вариантов «Зари» тоже уже около десятка изготовлено, два даже в Тюратам привезли.

— Ну что же… пусть товарищ Королев покажет, что ему мы не напрасно деньги давали. А что говорит Каманин?

— У него тоже все готово. То есть в той мере, в которой в принципе сейчас можно считать что-то готовым: ведь у нас пока точных данных вообще нет. Но иным способом мы такие данные и получить не можем.

— Степень риска?

— Товарищ Келдыш сейчас оценивает вероятность неуспеха в двадцать пять процентов, вероятность катастрофы — в районе десяти процентов.

— А что сам Королев об этом говорит?

— Нас его мнение вообще не интересует, он лицо заинтересованное. Хочет два пуска для проверки всех систем и сразу же пуск по программе.

— Так что решим?

— Решим следовать рекомендациям Мстислава Всеволодовича: пять успешных испытательных пусков подряд, и только после этого по программе. Здесь мы рисковать репутацией просто права не имеем.

— С этим я полностью согласен. Ну что, Лаврентий Павлович, поехали?

Поехали все очень быстро. Правда поначалу поехали по колдобинам: одиннадцатого января ракета «улетела не туда» — однако корабли с двумя собаками спустился целым. У черта на куличиках спустился, к тому же катапульта в корабле не сработала — зато собаки живы остались, а снаружи при сорокаградусном морозе в своих костюмчиках, да пристегнутые к креслу, наверняка бы замерзли. Следующий пуск двадцать пятого января прошел успешно — однако спустя сутки корабль не затормозил, а разогнался (система ориентации криво сработала) — и его пришлось взорвать на орбите (чтобы, падая неизвестно когда, он не попал к американцам).

С системой ориентации разобрались быстро: там просто полярность подключения перепутали, хотя сборщику для этого пришлось изрядно потрудиться, там разъем вверх ногами вставить было исключительно трудно. Но он — справился, и даже наказывать его за это было нельзя: еще раньше кто-то (причем у «смежника») перепутал цветовую маркировку проводов. Зато следующие пять пусков прошли как по маслу, и было принято решение произвести «запуск по программе». Но решение приять несложно, а вот выполнить его бывает не всегда просто. В понедельник перед выходом программы пуска на получасовую готовность просто отключилась по неизвестной причине телекамера, и пуск отменили. Не из-за камеры, а из-за того, что было непонятно, почему она отключилась. Но к вечеру разобрались: сама камера сломалась. Ее заменили — и ровно в девять утра во вторник двенадцатого апреля космический корабль «Восток» поднял на орбиту первого космонавта планеты Юрия Алексеевича Гагарина. А без пары минут одиннадцать Гагарин благополучно приземлился всего в паре сотне километров от Тюратама. Промахнувшись мимо Сыр-Дарьи метров на двадцать…

Глава 26

Полет советского человека в космос вызвал бурю ликования в СССР, да и за рубежом эффект оказался более чем неожиданным. Вся мировая пресса просто визжала — кто от восторга, кто от злости — но целую неделю казалось, что в мире вообще ничего не происходит, все обсуждали исключительно полет «русского космонавта». Да и не только в прессе этот полет обсуждали.

Эйзенхауэр собрал у себя кучу генералов, специалистов по ракетам, разных там физиков и прочих людей, кто — по его мнению — мог высказать хоть какие-то разумные мысли по этому поводу. А разумными он считал исключительно мысли о том, как обогнать коммунистов в космосе. Идей прозвучало много, но президенту понравилось предложение очень молодого, но — по мнению представителя Целевой группы НАСА Крафта — исключительно толкового инженера Гленна Ланни. Понравилось, даже не взирая на то, что из выступления этого двадцатичетырехлетнего парня он вообще ни слова не понял: у него был настолько тяжелый южный акцент, что для остальных собравшихся его речь «переводил» лично Кристофер Крафт. Но суть сказанного оказалась совершенно понятной и предложение звучало вполне разумно — в отличие от всего, что говорили остальные «представители науки и техники». Правда, названные Ланни суммы могли вызвать оторопь у какого-нибудь банкира вроде Рокфеллера или Моргана — но генерал Эйзенхауэр привык на такие мелочи внимания не обращать:

— Эй, кто-нибудь, переведите этому парню мой вопрос, — неуклюже пошутил президент, но даже такая шутка напряжение в кабинете куда-то отодвинуло, — сколько времени потребуется для подготовки такого полета?

— Просто взлететь в космос мы сможем примерно за год, а вывести пилота на орбиту… я думаю, этот момент будет определяться суммами, которые смогут получить корпорации. Я сейчас не могу сказать, сколько денег захочет получить «Конвэйр», но с уверенностью могу утверждать, что им придется очень серьезно поработать над надежностью ракеты. Ведь мы же не будем как русские сообщать о полете только после его успешного завершения? А пока правительство дает нашей команде крохи, то мы вообще ничего обещать не можем. Нам нужно много денег, много больше, чем получаем сейчас. Сколько именно — мы сказать не можем, но можем сказать, что именно — в техническом плане — мы хотим получить, а платить за это все же должно правительство. И платить именно за то, что нам потребуется.

— Мне нравится, что вы быстро соображаете и соображаете правильно. Мистер Крафт, что вы думаете о том, чтобы назначить этого молодого человека координатором программы пилотируемых полетов? Мне кажется, что он сумеет выбить из Конвэйра все, что для этого потребуется.

Вопрос был явно провокационный, ведь разработкой этой программы собственно Крафт и руководил — но пока результата даже нее просматривалось, так что обижаться Кристофер Крафт и не подумал, а лишь уточнил:

— Вы считаете, что я должен подать в отставку?

— Ни в коем случае. Вы разрабатываете, и насколько я успел узнать, практически разработали саму космическую капсулу. Просто чтобы она подняла внутри себя пилота, вам нужно кое-что получить со стороны, и как раз вот этим… мне кажется, что мистер Ланни поможет вам получить именно то, что вам необходимо. Если он способен президенту сообщить, в чем тот не прав, то уж с представителями корпораций он точно церемониться не станет. Так что считайте, что деньги у вас есть — деньги на то, что вам необходимо. И если вы работу сможете сделать раньше, чем сейчас пообещали… но в одном этот молодой человек прав: о полете мы сообщим заранее…