Были два друга

–  Что вы!
– смущенно воскликнул Василий.

–  А вы все-таки на досуге подумайте об этом. Вы, можно сказать, живете в теме, а главное, видите и мыслите, как писатель.

Этим словам Василий сначала не придал серьезного значения, просто приезжий наговорил ему много приятного. Нет, на писателей Василий смотрел, как на особенных людей. У писателя есть что сказать народу, он должен сочетать в себе вдохновение поэта, мудрость философа, смелость новатора, мужество и бесстрашие борца. Но приезжий все-таки внушил ему дерзкую мысль: попробовать написать о заводе книгу.

Незаметно для себя Василий начал больше внимания уделять своим запискам, старался смотреть на людей, на производство, общественную жизнь глазами пишущего человека. В голове рождались какие-то образы, сюжеты. Приступать к книге он не торопился,, надо было накопить материал, осмыслить его, отобрать наиболее яркое, значительное.

А писать было о чем. Каждый человек, только внимательно присмотрись к нему, - благодатный материал для лепки образа. На огромном производстве каждый день происходило много больших и малых событий, конфликтов. Завод вырос на глазах Василия, и сам он сейчас рос вместе с заводом.

Внешним толчком написать книгу о людях своего завода Василию послужила канительная история с изобретением.

Из главка был получен проект станка, одобренный отраслевым научно-исследовательским институтом и утвержденный министерством. Требовали как можно быстрее пустить его в серийное производство, нужда в такой машине была большая. Главный конструктор завода Тараненко, фыркая и усмехаясь в усы, испестрил листы вопросительными знаками и каверзными замечаниями. Когда его пригласил директор завода и поинтересовался новым заказом, Тараненко ответил:

–  Мы получили не станок, а кота в мешке. Сидят там работнички!

–  В чем дело?
– насторожился директор Геннадий Трофимович Пышкин, зная чудаковатость главного конструктора.

–  Намудрили.

Геннадий Трофимович поморщился. Это был высокий, раздобревший красавец мужчина лет около пятидесяти, белокурый, голубоглазый, веселый, очень подвижной.

–  Ну, знаете, дорогой Иван Федорович, вам не мешало бы выбирать выражения. Проект одобрен и утвержден в Москве, - заметил директор.

–  А хиба там дурнив нема? Геннадий Трофимович нахмурился.

–  У вас, дорогой, наверное, опять печень не в порядке? Что, станок очень сложный?
– спросил он.

–  Ерундистика. Посмотрите сами.

Геннадий Трофимович молча разложил перед собой чертежи, присматриваясь к пометкам Тараненко. Хотя он и не силен был в чертежах - отвык на административной работе, - но дефекты, помеченные карандашом, заметил. Ему звонили из главка, просили принять все меры, чтобы не задерживать освоение нового станка. Геннадий Трофимович пообещал немедленно сделать все, чтобы новому станку дать зеленую улицу. И вот, теперь полюбуйся! Этот Тараненко всегда что-нибудь найдет в проектах, спущенных сверху. Начнется канитель с главком, научно-исследовательским институтом. Там на местных специалистов смотрят скептически, мол, что они понимают.

Директор не забыл еще историю с проектом станка, тоже спущенного главком три года назад. Тараненко начисто раскритиковал его. Завод два месяца спорил с институтом и главком. В этот спор вынуждено было вмешаться министерство, оно затребовало проект станка, предназначенного для многосерийного производства, и передало заказ другому заводу. Там освоили станок, а Пышкину взамен прислали «гроб» - так он назвал новую модель сложного громоздкого станка, с которым возились больше двух лет. Он считал, что министерство в наказание прислало эту модель, чтобы не привередничали. И хуже всего то, что на этот станок было мало заказов.

До встречи с Тараненко директор, как рачительный хозяин, радовался, что завод получил многосерийный заказ, считал, что это сделали для него работники главка, с которыми он был в хороших отношениях.

–  А не кажется ли вам, дорогой, что мы рискуем повторить старую историю?
– сказал Пышкин.

–  Яку историю?
– спросил главный конструктор, хитро прищурив подслеповатые глаза.

–  Да когда вы забраковали многосерийный станок, а они нам взамен подсунули «гроб».

–  А-а, - певуче протянул Тараненко.
– Но его заново переделал завод, который принял заказ. И выходит, что мы с вами были правы.

–  Так что же, дорогой, прикажете делать, а?

–  Вернуть проект главку. Нехай ему черт!

–  А вы, дорогой, все-таки не спешите с выводами. Проверьте еще раз. Дайте ведущим конструкторам. Ум хорошо, а десять лучше. Тут надо десять раз отмерить.

–  Добре. Сделаем, десять раз отмеряем.

Тараненко был прав, станок нуждался в значительной доработке. Пышкин позвонил в главк, сообщил, что заказ в таком виде принять нельзя. Оттуда последовало указание: срочно устранить недостатки и готовить станок для серийного производства. И вот конструкторское бюро, понукаемое директором, переключилось на доведение станка с лихорадочной поспешностью. Пышкин, шумный и оживленный, два-три раза на день забегал к конструкторам, полушутя, полусерьезно говорил:

–  Ну что, добры молодцы, копаетесь? Главк бомбит телеграммами, а вы не можете раскачаться. Темпов не вижу, милые, темпов!

–  Не понимаю, как могли одобрить недоработанный проект? Боюсь, что ничего не получится. Его надо делать заново, - отвечал Тараненко.

–  Ну, ну, голубчик, - улыбался своей добродушной улыбкой Пышкин.
– Не будьте скептиком. У кого не бывает просчетов.

–  Сидят там дармоеды, оторванные от производства, - брюзжал Тараненко.

–  Ай-ай-ай, какой вы сегодня злой, Иван Федорович! Нехорошо, нехорошо, голубчик.
– Пышкин качал головой, не переставая улыбаться. Его никто никогда не видел хмурым, раздражительным и злым.

–  Нет чтобы конкретно руководить производством…

–  Вы, дорогой Иван Федорович, везде и всюду видите бюрократизм. Нельзя так. Вот что, дорогой, давайте темпы. Страна ждет новый станок. Темпов не вижу, темпов!

Геннадий Трофимович умел в шутливой, веселой манере требовать от своих подчиненных. Он никогда не повышал голоса, даже разнос он делал улыбаясь. Вынесет выговор и тут же скажет:

–  Ай-ай, как нехорошо! Как же вы это, а? Сплоховал, сплоховал, голубчик. Надеюсь, этого больше не повторится.

В главке и министерстве Пышкин был на хорошем счету, завод выполнял планы, продукцию выпускал качественную, работал рентабельно, давал много экономии.

–  Добряк!
– отзывались о нем рабочие.

–  Дипломат!
– говорили инженеры.

Проект станка доработали в конструкторском бюро. Тараненко скрепя сердце под нажимом Пышкина-подписал его. Станок отличался громоздкостью, сложностью регулировки. Но заказ был срочным.

Когда станок был собран и поставлен на испытание, вот тут-то и обнаружились все минусы: он оказался очень капризным.