Были два друга

–  Только потому, что на пути встретились трудности?

–  Понимаешь, это очень оскорбительно, если ты работаешь, стремишься сделать что-то полезное, а тебя вместо благодарности обвиняют черт знает в чем.

–  Почему же ты Николая назвал чудаком? Он честно и мужественно отстаивает справедливость.

–  Но если дело окончательно провалено…

–  Это нехорошо, что ты поспешил умыть руки. Вместе трудились, вместе надо было отстаивать проект.
– Надя нахмурила брови.

Василий смущенно улыбнулся. Ему стало неловко перед женой. Может быть, она и права: у него не хватает принципиальности. Но слышать такие упреки oт жены было очень обидно.

За день до возвращения Николая из Москвы по воду пронесся слух, что директор уволил его с работы. Василий не поверил этому. Но на доске висел приказ об увольнении восьми работников заводоуправления. Среди них был и Горбачев. Он не мог понять как же Николай очутился в штате административно-управленческого аппарата, если все время работал непосредственно на производстве? Тут какое-то недоразумение.

Удивление Василия сменилось догадкой: уж не ловкий ли ход директора, чтобы избавиться от беспокойного человека? Уволить хорошего инженера-производственника с такой формулировкой - это больше чей странно.

Василий зашел к главному инженеру.

–  Иван Леонтьевич, что же это получается с Горбачевым?

–  В приказе об этом сказано довольно ясно. Горбачев попал под сокращение управленческого аппарата, - ответил Пастухов.

–  Позвольте, Горбачев никогда не был в штатах заводоуправления, - возразил Василий.

–  Идите к директору, - посоветовал Пастухов. От главного инженера Василий зашел в партком к Ломакину.

–  Павел Захарович, может, хоть вы объясните, что за комедию разыграли с Горбачевым?
– начал Василий.

–  Да, нехорошо получилось.
– Ломакин провел ладонью по лысине.
– Не посоветовался ни с парткомом, ни с заводским комитетом.
– Зазвонил телефон. Ломакин взял трубку.
– Да! Мое мнение по этому поводу? Факт - безобразный. Об этом спросите у Пышкина.
– Ломакин опустил трубку.
– Вот, сотый раз звонят о Горбачеве. Я говорил уже с директором. Он не хочет отменять приказ. Формально-то он прав. Но мы заставим его отменить приказ. Так что можете не волноваться, товарищ Торопов.

Василия не успокоил разговор с Ломакиным, он пошел к директору. Геннадий Трофимович говорил по телефону. Заметив Торопова, кивнул ему, указал рукой на кресло. Василий подождал, когда директор закончит разговор.

Пышкин положил трубку и добродушно, почти с ребяческой улыбкой посмотрел на Василия.

–  Ну-с, товарищ изобретатель?

–  Геннадий Трофимович, вы несправедливо поступили с Горбачевым. Я протестую самым решительным образом, - сказал Василий, не в силах сдержать возмущения.

–  Спокойно, милый, спокойно.

–  Можно ли быть спокойным, когда вы незаконно уволили хорошего инженера. Он поехал в Москву отстаивать проект станка, одобренного вами, конструкторским бюро, общественностью завода, - напомнил Василий.

–  Зачем напрасно нервничать, дорогой? Увольнение Горбачева ни в коей мере не связано с вашим злополучным проектом. Я и так месяц тянул с сокращением штатов. На это имеются указания министерства. Так что сочувствую, но помочь, увы, не в моих силах, - Геннадий Трофимович широко развел руками.

–  Могли бы вы хоть подождать возвращения Горбачева…

–  Я несколько месяцев держал его на заштатной должности. А за такие штуки крепко греют нашего брата.

–  Но ведь Горбачев приехал сюда после института по путевке министерства. Он производственник. Вы не имеете права увольнять его при сокращении управленческого аппарата, - говорил Василий, все больше распаляясь.

–  Вашему Горбачеву я создал все условия для работы. Он, видите ли, не сработался с начальником цеха! Куда же прикажете деть его теперь? Или снова держать на заштатной должности?
– спросил директор. Он перестал уже улыбаться, постукивал пальцами по зеленому сукну стола.

–  У меня такое впечатление, что вы просто не хотите держать на заводе этого беспокойного человека,- заявил Василий.

–  Глупости, дорогой, глупости.

–  Нет, это не глупости. Тогда заодно увольняйте и меня, как сообщника злосчастного проекта, - сказал Василий.

–  Зачем горячиться?

–  В знак протеста я требую, чтобы уволили» меня.

–  Если вы так настаиваете…,

–  Я принесу вам заявление.

Из кабинета директора Василий вышел взвинченный, что было с ним редко. Сейчас он был готов на все. В эти минуты он не думал, что может потерять работу, что у него семья, что они с Надей ожидают второго ребенка. Он снова зашел в партком, чтобы там написать заявление. Он так и напишет: «В знак протеста против незаконного увольнения товарища…»

Ломакин беседовал с Брусковым, который тоже пришел выразить свое возмущение по поводу увольнения Горбачева. Пока Ломакин разговаривал с Брусковым, Василий быстро написал заявление.

–  Я, как коммунист, не могу не выразить своего возмущения решением директора, - говорил Брусков.
– Это произвол. Такое же мнение и у моих коллег. Партийный комитет должен вмешаться в это дело.

–  Не волнуйтесь, товарищи, все уладим, - успокаивал Ломакин.

–  Я только что от директора, - сказал Василий, протянув Павлу Захаровичу свое заявление. Тот быстро пробежал его глазами.

–  Это вы напрасно.

–  Не могу же я оставаться равнодушным, если над моим товарищем творят черт знает что. Я напишу еще в обком партии, в министерство, - ответил Василий.

–  Под таким письмом и я подпишусь, - вставил Брусков.

–  Не горячитесь, товарищи. Горбачева мы не дадим в обиду, - заверил Ломакин.

–  Но факт свершился, - сказал Брусков.

–  Приказ - это еще не все, - ответил Ломакин.
– А вы, товарищ Торопов, порвите свое заявление.

–  Павел Захарович прав. Этим заявлением ничего не докажешь, - поддержал Ломакина Брусков.

Василия долго уговаривали не торопиться с заявлением, он стоял на своем.

–  Давайте этот вопрос отложим до завтра. Подумайте за это время. Горячность и спешка к хорошему не приводят. А завтра обязательно зайдите ко мне, - посоветовал Ломакин.

Дома Василий показал заявление жене, она прочла и задумалась.

–  Ты поступаешь благородно. Но какая польза от этого для Николая и для тебя?