Были два друга

Когда дежурный пригласил станкостроителей в зал заседаний, у Пышкина тревожно заныло в груди.

Просторный светлый зал с тремя рядами столов. Вдоль стен мягкие стулья. За длинным столом сидели первый и второй секретари обкома.

Пышкин ожидал, что первый секретарь скажет сейчас:

–  Ну, товарищ Пышкин, рассказывайте, что вы там натворили.

Он уже приготовил последнюю оперативную сводку о выполнении годового плана, аккуратные колонки цифр, которые весьма красноречиво говорили, что дела на заводе не так уж плохи, как считают Ломакин и Кузьмин. Дай бог каждому так работать.

–  Докладывайте, товарищ Кузьмин, - сказал первый секретарь.

–  Мы всесторонне изучили работу станкостроительного завода, - начал глуховато Кузьмин. Видно было, что он волновался.

Пышкин весь ушел в слух.

–  С первого взгляда на станкостроительном заводе кажется все благополучно. Раньше срока выполнили годовой план, имеют большую экономию от внедрения в производство рационализаторских предложений…

–  Два с половиной миллиона рублей!
– вставил Пышкин.

Первый секретарь посмотрел на него предупреждающе.

–  Планы завод выполняет, два года подряд держит переходящее знамя министерства и ЦК профсоюза, получает премии…

С плеч Пышкина свалилась тяжесть. Он не предполагал, что секретарь горкома подчеркнет успехи завода. Значит, о них нельзя было умолчать. Не каждый завод может добиться этого. Кузьмин, конечно, подчеркнул это для того, чтобы дать понять членам обкома, мол, и мы пахали. А ведь не знает, как ему, Пышкину, даются эти победы.

–  Но это только видимое благополучие. За средними цифрами скрывается много неприглядного, - продолжал секретарь горкома, тщательно подбирая слова.

«Начал за здравие, а кончит за упокой», - досадливо подумал Пышкин, и у него снова тревожно засосало под ложечкой.

–  Завод работает рывками, его часто лихорадит…

–  Штурмовщина процветает, - вставил первый секретарь обкома, поглядывая то на докладчика, то на Пышкина.

–  Да, штурмовщина, можно сказать, хроническая болезнь станкостроителей. Как правило, в первой половине месяца планы заваливаются, со второй половины начинается раскачка, а под конец месяца завод объявляет аврал. Товарищ Пышкин свой кабинет превращает в квартиру, неделями дома не ночует. Его на заводе окрестили «лунатиком». Сделав рывок, завод выходит из прорыва и снова начинается спад. Неритмичность в работе вызывает брак, снижает качество продукции. Травматизм на заводе тоже хроническая болезнь. Обратимся к статистике. Травматизм спадает в начале месяца, во второй половине декады начинает расти. Тут установилась своя закономерность. Травматизм и брак растут, а качество продукции снижается.

У Пышкина с каждой минутой падало настроение. «Побыл бы он в моей шкуре, узнал бы, почем фунт лиха. Тут одни снабы и ведомства в гроб положат. А он о ритмичности, о культуре производства»,- думал он.

–  Товарищ Пышкин - плохой организатор производственного коллектива. Он сам за все берется, во все вмешивается. Стоит ему уехать в командировку или в отпуск, завод сразу начинает лихорадить, планы заваливаются, растет брак, травматизм.

–  А почему это, товарищ Кузьмин?-спросил пер-| вый секретарь обкома.

–  Товарищ Пышкин не приучает своих подчиненных работать инициативно, с полной ответственностью за порученный ему участок. Он только и требует темпов, темпов и темпов. Все знают: пока директор на заводе, все в порядке, план будет выполнен любой ценой. Не считается и с мнением общественности, недооценивает работу заводского комитета. Профсоюзная организация нужна ему только тогда, когда завод заваливает план. Товарищ Пышкин не по-партийному относится к критике…

–  Это неправда!
– сказал Пышкин.

–  Чего там неправда! Этот грешок за вами давно водится, - заметил первый секретарь обкома.

– Товарищ Кузьмин, расскажите о станке УТС-258.

Геннадий Трофимович опустил голову. Это самое уязвимое место в работе завода, ради этого и пригласили его на бюро обкома.

Кузьмин коротко рассказал об истории станка.

–  А куда смотрел главный конструктор?
– спросил один из членов обкома.

Тараненко встал.

–  Я протестовал, доказывал. На нас жали сверху.

–  Товарищ Пышкин, вас предупреждали, что станок плохой?
– спросил первый секретарь.

–  Да. Но техническую документацию подписал главный конструктор завода, - ответил Пышкин.

–  С техническим проектом я давал вам и свою докладную, где сообщал, что пускать станок в производство нецелесообразно. Но директор не принял моей докладной, обвинил меня в перестраховке, - заявил Тараненко.

–  На меня нажимали из главка, торопили, - признался Пышкин.

–  Но ведь были случаи, когда вам пытались навязать сверху недостаточно хорошо сконструированные станки, а вы отказывались от них?
– спросил первый секретарь.

–  Были такие случаи.

–  Вот видите! И вас никто не наказал за это. Кто же на вас нажимал в данном случае?

–  Главк.

–  Конкретнее.

–  Работник главка - Зимин.

–  Понятно. Он один из авторов этого станка. Почему вы не обратились к нам, когда вас заставляли принять в производство некачественную конструкцию станка?

Пышкин пожал плечами.

–  Вот видите, товарищ Пышкин, заведомо порочный станок вы приняли в производство, без пользы тратили на него государственные средства. А нужную модель станка ваших же изобретателей не поддержали. Хуже того, вы уволили одного из изобретателей. Как можно объяснить все это?
– сурово спросил первый секретарь обкома.

–  Станок Горбачева и Торопова забраковали в главке, - ответил Пышкин.

–  Товарищ Ломакин, как же вы, руководитель заводской партийной организации, допустили, чтобы ретивый директор за критику расправился с активным, честным коммунистом, лишил работы талантливого инженера и изобретателя? Тем более, что Горбачев член партийного комитета, член завкома,- спросил первый секретарь.

–  Меня поставили перед лицом свершившегося факта…

–  Плохо, товарищ Ломакин, очень плохо, когда секретаря партийной организации ставят перед лицом свершившегося факта. Люди, утратившие партийную совесть, чинят с коммунистом расправу за критику, а вы ничего не знаете. У нас есть сведения, что незаконное увольнение с работы на заводе не случайное явление. Товарищ Пышкин, кто вам давал право чинить такой произвол? Молчите! И секретарь парткома хорош! Вас после этого перестанут уважать рабочие.

Секретарь обкома окинул взглядом присутствующих.

– Будут вопросы еще к станкостроителям? Нет вопросов? Ну что ж, послушаем, что нам скажет директор.

Пышкин встал, раскрыл папку, взял листы с тезисами своего выступления. На первой страничке была оперативная сводка с аккуратными колонками цифр, любовно перепечатанными на машинке. И ему вдруг показалось, что красноречивые цифры уже не раз подводили его, он слишком доверялся им, любовался ими, они щекотали его самолюбие. Что же он скажет в свое оправдание? Что станок навязали ему сверху? Ложь. Просто не хотел портить кое с кем отношений. В увольнении с работы Горбачева был слишком заинтересован тот же Зимин. Он, Пышкин, не нашел ни времени, ни мужества отстоять своих изобретателей…