Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника
Шрифт:
После разгрома турецкого флота в Синопской бухте (1853) знаменитое сражение можно было увидеть на гулянье 1854 года в «панораме» Сергеева, балагане Легат 267 , в райке 268 . Во время Крымской войны почти во всех балаганах давались патриотические военные пантомимы. Эти постановки отличались эффектным оформлением и состояли из массовых батальных сцен (с атаками крепостей, взрывами, сражениями), вставных дивертисментов и аллегорического победного апофеоза. «В продолжение Святой недели труппа г. Раппо давала пантомиму под названием „Слава России в 1854 году“, состоящую из четырех картин, – сообщала газета. – Пантомима не отличается содержанием, но обставлена очень прилично. Турецкий паша веселится на берегу Босфора с женами и многочисленной свитой, среди которой видны французские и английские мундиры; является труппа жонглеров и эквилибристов и дает представление. Следующая картина представляет бивак русских воинов, расположившихся в леску, на берегу Дуная; бьют тревогу и воины уходят навстречу неприятелю. В третьей картине видна турецкая крепость, перед которой паша делает смотр своему войску; является всадник, возвещающий о приближении русских, вслед за тем раздаются вдали выстрелы, а за выстрелами приходят русские. Загорается битва. Русские берут крепость, которая объята пламенем. Пантомима кончается общей картиной, представляющей торжество русских: турки повержены наземь, русские стоят над ними с подъятым оружием, над этой картиной парит двуглавый орел, а на облаках появляется Слава с лавровым венком в руке» 269 . В соседнем балагане подобная «битва шла очень естественно. Сражавшиеся так увлеклись своим положением, что тузили друг друга не в шутку, и некоторые из них остались, к удовольствию зрителей, за занавесью» 270 .
267
Санктпетербургские
268
В 1854 году в серии «Раек» вышел лубок «Синопское сражение».
269
Петербургская летопись // Санктпетербургские ведомости. 1854. 18 апр.
270
Там же.
Веселье царило и посреди площади между балаганами, горами, вереницей качелей и каруселей, рядами торговцев, предлагавших орехи, сласти, сбитень, чай, квас, пироги, калачи, баранки, моченые груши, мороженое, воздушные шары 271 . Это было место дешевых и даже бесплатных развлечений. «Там нашел себе простор замысловатый ум русского мужичка, там расточаются остроты природных водевилистов» 272 , – писала газета, имея в виду балконных зазывал, раешников, петрушечников, разносчиков-торговцев.
271
В 1866 году на Адмиралтейской площади запретили «продажу крепких спиртных напитков, листков счастья, стрельбы из механических пушек и пр. игры с подарками, имеющие вид лотереи или фортунки» (Алфавитный указатель к приказам по С.-Петербургской полиции. СПб., 1870. С. 35).
272
Светлый праздник в Петербурге // Северная пчела. 1840. 18 апр.
Сведения о балаганных зазывалах крайне скудны. Не удалось обнаружить записей их выкриков, кроме одной, опубликованной в 1825 году Фаддеем Булгариным и уже вошедшей в научный оборот. «„Честные господа, пожалуйте сюда! – кричит расписанный паяц (кукольного балагана. – А. К.) — Здесь вы увидите вещи невиданные, услышите речи неслыханные, чудо чудное, диво дивное. Заморские комедии! Скорее, скорее, почти все места заняты“. Музыка прерывает слова паяца и разладицей наигрывает торопливый экосез» 273 . В обозрениях народных праздников паяцы – так всегда называли балконных комиков – только упоминаются. «В сем балагане забавен паяцо, русский человек, одаренный необыкновенною природною остротою и прекомическою физиономиею. Появление его на балконе производит неумолкающий смех в толпе неплатящих зрителей» 274 . «В этом балагане достоин замечания паяцо, солдат, родом, кажется, малороссиянин, самая комическая физиономия, забавник, остряк, импровизатор» 275 . Интересно, что выступление паяца иногда включалось в программу представления. Так, в 1840-е годы содержатель балагана «отставной солдат Бомбов забавлял публику своими прибаутками в стихах и прозе» 276 , а также исполнял цыганские песни и танцы. Судя по изобразительному материалу и периодике, паяц появлялся на балконе балагана всегда в костюме персонажа итальянской арлекинады (чаще Пьеро) в сопровождении актеров и музыкантов. «На балкон одного балагана выскочил полишинель, паярец или лейман, как называют его мужички. Он весь в белом, сказано: мельник! На голове у него дурацкий, белый же, колпак. Рукава полотняной его куртки длиннейшие. Рожа набелена и нарумянена» 277 . Леман, Легат и Берг обходились без балконного балагура, а с 1860-х годов владельцы крупных театров вообще перестали использовать балкон для зазыва публики в балаган.
273
Ф. Б. Нравы. Качели // Северная пчела. 1825. 2 апр.
274
Северная пчела. 1833. 6 апр.
275
Там же. 1834. 28 февр. См. также: Там же. 1839. 11 февр.; 1853. 26 февр.
276
Петербургская хроника // Литературная газета. 1840. 24 февр.; Репертуар и пантеон. 1843. Т. 1. Кн. 3. С. 224.
277
Генслер И. Масленица, народное гулянье у гор в Петербурге // Воскресный досуг. 1863. Т. 1. № 3. С. 34. Ср.: Слепцов В. А. Балаганы на святой // Слепцов В. А. Сочинения. М.; Л.: Academia, 1933. Т. 2. С. 470.
С середины XIX века главной притягательной силой площади стала большая («теплая») карусель. «Вместо круглых качелей теперь строят великолепные павильоны, в которых устроены лодки или род колясочек. В самой середине, на основании и под крышею поставлен столб с железными наконечниками. Внизу, под помостом, вертят этот столб, а к нему прикреплены лодки или колясочки, которые и вертятся вокруг. Пока машина вертится, играет музыка, в иных павильонах поют песенники» 278 . «В одном из этих каруселей сделано важное нововведение, – отмечала газета, – в центре вертящихся лодок устроена неподвижная платформа в квадратный аршин пространством, на которой воздвигнута небольшая сцена с кулисами и занавесью». В карусели «мы увидели живую картину: какой-то рыцарь с крайне свирепым лицом и поднятою шпагою стоял над склонившейся пред ним чрезвычайно румяной дамой в фантастическом костюме; рыцарь и дама слегка покачивались, вероятно, от усталости. Занавес опустился и когда, через несколько секунд, поднялся снова, мы опять увидели рыцаря и даму по-прежнему покачивавшихся, но уже в другом положении: рыцарь стоял, опершись на шпагу, и глядел вверх, а дама, нежно опираясь на плечо рыцаря, глядела ему в глаза. Затем последовала пантомима… <…> Публика стала требовать качучу, занавес поднялся и на сцене появилась очень толстая и крайне румяная испанка в тирольском костюме, с кастаньетами в руках» 279 , 280 .
278
Народные увеселения // Северная пчела. 1853. 26 февр.
279
Петербургская летопись // Санктпетербургские ведомости. 1854. 18 апр.
280
В конце 1840-х в Петербург приехала знаменитая австрийская балерина Фанни Эльслер, которая исполняла на сцене Императорского театра галоп «Качуча», написанный специально для нее Иоганном Штраусом; лубок с изображением танцовщицы (1848) показывали в райке.
Таким образом, в 1850-е годы в крытой карусели произошел синтез аттракциона и театрализованного зрелища, а на площади родилась новая развлекательная форма: публика, кружась в лодочках или вагончиках, наблюдала представление (пантомиму, живую картину, танец). Вместе с этой каруселью на гуляньях появился еще один балагур – «дед», наряженный в нарочито грубой работы костюм: залатанный армяк, ямщицкая шляпа (иногда с бумажным цветком), онучи и лапти, накладная борода из пакли (льна). Карусели «украшаются снаружи очень пестро и при каждой из них, кроме шутника или дедушки, в сером армяке, с седой бородой, потешающего публику рассказами и прибаутками, есть несколько пар танцовщиков, обязанных с утра до ночи танцевать на эстраде, окружающей карусель, польку. Большая часть кавалеров одета так же, как и дедушка, а дамы в цветных бархатных и шелковых, украшенных позументами и, разумеется, значительно полинялых костюмах» 281 .
281
Там же.
Подобную карусель с «дедом» современники часто называли балаганом 282 , 283 , как часто и другие постройки на площади. В 1871 году писатель и журналист Василий Кельсиев записал от «выступавших в роли стариков» Ивана Евграфова и Гаврилы Казанцева прибаутки балагуров Адмиралтейской площади 284 . Сюжеты этих прибауток («Жена», «Лотерея», «Часы» и др.) постоянно варьировались в выступлениях карусельных «дедов»,
а не балаганных зазывал, как считают В. Е. Гусев и А. Ф. Некрылова 285 . Следует иметь в виду, что «знаменитый балаганный дед, краса и гордость масленичного гулянья» 286 , фигурирующий на страницах периодики и мемуаров, – это балагур карусели, а не «балконный зазывала» площадного театра. Судя по периодике, мемуарам, изобразительному материалу и документам, в Петербурге балаганные театры никогда не прибегали к услугам «деда»-зазывалы, на балконе театра появлялись только персонажи арлекинады.282
Ср.: Москвитянин. 1851. Кн. 2. № 6. С. 117.
283
В «балагане, где публика кружилась в лодках вокруг громадного вала, традиционный балаганный дед с пеньковой бородой занимал толпу остроумными шутками» (Марина М. В Петербурге 60-х годов прошлого столетия // Русская старина. 1914. № 3. С. 698).
284
Кельсиев А. Петербургские балаганные прибаутки, записанные В. И. Кельсиевым // Труды Этнографического отдела имп. Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. М., 1889. Кн. IX. С. 113–118. Опубл.: Фольклорный театр / Сост., вступ. статья, предисл. и коммент. А. Ф. Некрыловой и Н. И. Савушкиной. М.: Современник, 1988. С. 395–406.
285
Гусев В. Е. Русский фольклорный театр XVIII – начала XX века. Л., 1980. С. 60–61; Некрылова А. Ф. Народная ярмарочная реклама. С. 342. Варианты прибауток, записанных В. И. Кельсиевым, с указанием на их принадлежность карусельным «дедам» см.: Лейферт А. В. Балаганы. Пг., 1922. С. 64–69; Алексеев А. Указ. соч. С. 89–90.
286
Бенуа А. Н. Мои воспоминания. Кн. 2. С. 292.
В. Ф. Тимм. Масленица. На литографии изображена теплая карусель с балагуром-дедом на Адмиралтейской площади. 1858
Владельцы праздничных балаганов уделяли особое внимание рекламе. С 1820-х годов издаются объявления и афиши 287 гастролирующих трупп; в 1860-е появляются программы площадных театров 288 . На огромных щитах-вывесках (они появились в начале XIX века), которые с разных сторон облепляли постройки, изображались персонажи постановок, батальные сцены, черти, мертвецы, экзотические звери и т. п.
287
См. каталоги выставок, в которых помещены афиши: Искусство жонглера. Л., 1929; Конный цирк. Л., 1930. «За несколько дней до масленицы наше любопытство вполне удовлетворялось. По городу пестрели огромные разноцветные афиши, подробно сообщавшие обо всем, что нас интересовало. Эти афиши мы заучивали почти наизусть» (Иванов Л. Балаганы: (Из воспоминаний) // Столица и усадьба. 1915. № 48. С. 4). Афиши не только расклеивались по городу и на балаганах, но и вкладывались в газеты. См., например: Ведомости Санктпетербургского градоначальства и городской полиции. 1873. 8 февр., 5 апр. (Газетный зал РНБ), в которых находятся афиши «Пантомимного театра» В. Берга с программой представлений на Масленой и Пасхальной неделях. Две афиши балаганных театров (1878 г. Масленичное гулянье на Марсовом поле) хранятся в Санкт-Петербургском театральном музее: «Драматический и Пантомимный театр В. Егарева и А. Берг» (КП 2694-66), «Театр Пантомим Легат» (КП 2194-62). Обе афиши отпечатаны в типографии Императорских театров (Эдуарда Гоппе).
288
См.: Описание всего представления в народном пантомимном театре В. Берга на Адмиралтейской площади во время сырной недели 1867 г. СПб., 1867.
Небольшие балаганы всегда сочетали устную рекламу с живописной. «Закликало у меня нанят первый сорт, на всей площади не найдешь голосистее, – поучал „опытный“ балаганщик своего компаньона, – ну и вывески сделаем такие, чтоб всякому в нос бросались… <…> Дураков в Петербурге еще непочатый угол, собаку о трех головах показывал – балаган от народу ломился; у Богомолова из лавки кошку взял, да сделал вывеску, что де дикий японский кот – то же, ну а ныне дикую попуанскую лошадь покажем… <…> А что будет на сцене – это опять таки же мое дело. Ведь и вся-то публика не умнее вас, прочтет афишу и рот разинет, – как, дескать, на такое представление не сходить, и повалят»» 289 .
289
Балаганщики: Очерки жизни и нравов артистов и антрепренеров увеселительных заведений и праздничных балаганов. СПб., 1868. С. 7, 9, 33–34.
Эти вывески часто сопровождались пространными надписями. «Г. Шульман будет разбивать рукою камни от 1 до 6 фунтов, а г-жа Шульман станет подымать на волосах до 10 пудов и, кроме того, покажет опыты огнеедства» 290 . Выкрики зазывал и яркие вывески создавали праздничную атмосферу на площади, но далеко не всегда адекватно отражали сами зрелища и представления. И хотя зрители были порой в недоумении, когда видели совсем не то, что им обещали у входа в балаган, однако это «одурачивание» входило в правила игры и благодушно воспринималось публикой.
290
Наше житье-бытье (пасхальное обозрение) // Петербургская газета. 1867. 30 апр. См. также: Слепцов В. А. Балаганы на святой. С. 476–478; Масленичное гулянье 1872 г. на Адмиралтейской площади в Санктпетербурге и Путешествие в ад купца Угорелова. Представление в балагане Берга. СПб., 1872. С. 5.
Гулянье на Адмиралтейской площади, как вспоминает Петр Гнедич, «носило чисто демократический характер. „Чистой“ публики здесь почти не было. Фабричные, горничные, кухарки, мастеровые, мелкое купечество, приказчики – вот главный состав толпы. И то, что предлагалось ей, не выходило из уровня их понимания, и вполне их удовлетворяло. <…> „Чистая“ публика каталась вокруг площади в открытых санях и в каретах» 291 .
В 1841 году «Художественная газета», говоря об «эстетической стороне» петербургских увеселений, с иронией отмечала: «а вот и еще художество – только наизнанку (балаган)» 292 .
291
Гнедич П. П. Старые балаганы. С. 325. См. также: Колзаков К. П. Журнал на 1839 год: ОР РНБ. Ф. 358. Ед. хр. 2. Л. 7–10.
292
Русский карнавал // Художественная газета. 1841. № 3. С. 3–4.
Непонимание природы площадного искусства, неприятие своеобразия его эстетики было присуще не только представителям образованного общества 293 , но и очеркистам-шестидесятникам. Балаганное зрелище подобно лубку ориентировалось на активную игровую реакцию со стороны народной аудитории, подчинялось особым нормам морали и эстетики. «Аплодисментов я не помню, – свидетельствует Александр Лейферт, – одобрение выражалось как-то иначе: смехом, напряженным вниманием и сочувственными возгласами» 294 .
293
Дмитрий Мережковский (1865–1941) в поэме «Старинные октавы» (середина – конец 1890-х годов) вспоминает свое единственное посещение пасхальных гуляний на Царицыном лугу (Марсовом поле) в конце 1870-х годов:
294
Лейферт А. В. Балаганы. Пг., 1922. С. 42.