Быть собой
Шрифт:
— Значит, надо торопиться, — прошептал он.
И нарастил темп атак, стремясь хоть разок зацепить Ливитара по-настоящему.
Юноша подцепил ногой трухлявый пень, и пнул его в сторону Бочки, метя тому в голову. На это его противник ответил, скрывшись за деревом и кинув очередной нож, которые, кажется, у него не заканчивались.
Элаикс поднырнул под ножом и рванулся вплотную к Ливитару. Тот отшатнулся, перепрыгнул через поваленное дерево, и с невероятной для простого человека скоростью резанул своим мечом, вновь пройдясь по плечу Элаикса.
— А метил ты в шею, — прошептал тот, с размаха
На этот раз он почти достал его, Ливитар в последний момент отклонил голову, а потому Элаикс лишь чиркнул мыском сапога по носу северянина.
Тот грязно выругался и совершенно неизящно отбежал, швырнув в Элаикса еще один нож. Юноша уже привычно отбил его, и тут заметил палку, валявшуюся на земле. Спрыгнув с дерева, тимберец подскочил к ней, схватил, и со всей силы запустил, но опять не попал.
Они еще какое-то время играли в пятнашки и швыряли друг в друга всяческую ерунду, но с каждым ударом сердца развязка приближалась. Элаикс это чувствовал, и думал, что Ливитар также все понимает. Они оба устали. Первый — от потери крови. Второй — от необходимости длительное время сражаться на пределе своих возможностей.
Пузо Ливитара вздымалось, и опадало, а лицо перекосилось гримасой ненависти.
— Да когда же ты сдохнешь наконец? — заорал он, рискуя окончательно сбить дыхание.
Трегоран не ответил, вместо этого рубанул наотмашь, метя своему врагу в ногу. Тот отскочил в сторону, одновременно с этим нанося очередной удар и немного задев запястье юноши, которое тот излишне сильно выдвинул вперед.
Элаикс вскрикнул, но меч не потерял. Вместо этого он крутнулся вокруг своей оси, и нанес новый удар, усиленный вращением. Ливитар, видя, что отбить такую атаку не получится, отскочил еще на шаг, и в этот момент удача покинула его — сильный и опытный воин наступил на обычный гриб, поскользнувшись и потеряв равновесие.
Элаикс действовал моментально. Он ринулся вперед, и насадил Ливитара на меч, точно какую-то букашку.
Тот страшно закричал, но постарался рубануть своего противника. Безуспешно — юноша схватил его за руку и со всей силы сдавил. Послышался кошмарный хруст и крик Ливитара перешел в звериный вой, полный боли отчаяния.
Элаикс положил его на землю, и прошептал.
— Знаешь, при других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями.
Ливитар прохрипел что-то на ганнорском, скорее всего — грязное ругательство, и из его рта полилась кровь.
— Что, больно? — Элаикс не скрывал торжества. — Ничего, скоро все закончится.
Он повернул меч в ране, вызвав новый хрип.
— Твои стоны, как музыка для моих ушей, — юноша широко улыбнулся, и сознание словно раздвоилось. Он был тут, но одновременно с этим брел по дороге, почти добравшись до какого-то странного столба, увенчанного человеческим черепом, и остановился, занеся ногу над незримой чертой.
— Будь ты проклят, — прошептал умирающий.
Элаикс расхохотался.
— Моих родных убили, меня сделали рабом, а еще я заключил сделку с Владыкой Хаоса. Я уже проклят.
С этими словами он размахнулся, и со всей силы ударил поверженного противника в лицо, раскалывая его голову, точно переспелый арбуз.
Нога опустилась за черту.
Глава 9
Новость
свалилась на их головы, точно снежный ком. Она не просто огорошила или поразила, она выбила дух и заставила трястись, осиновым листом на ветру.Империя. Империя идет!
Фарийцы ураганом прошли через горные перевалы, точно пылинки сметая со своего пути крепости, считавшиеся неприступными. А затем огромное войско полноводной рекой растеклось по Атериаде, захватывая город за городом.
Когда Трегоран узнал об этом, то едва не потерял сознание от ужаса. Первая мысль, что посетила юношу, была о побеге, однако воплощать ее в реальность оказалось поздно. Едва только первые вести о страшном бедствии достигли ушей городского совета, как ворота закрылись, а корабли, не успевшие покинуть порт, остались в нем.
Город замер в напряженном ожидании. Слухи плодились и множились, точно личинки в трупе, и каждый последующий оказывался страшнее предыдущего. На самом деле, известно было не так и много, и оттого становилось лишь страшнее. Совет Батерии собирался в ближайшее принять послов от других полисов, но, увы, простых людей туда не пускали.
Трегоран уточнил у Нартиаха, когда именно должна состояться встреча — он рассчитывал, что архонт разрешит присутствовать на ней, и не ошибся, старый чародей позволил ученикам занять место в уголочке и наблюдать. Вероятнее всего, они были нужны ему для подстраховки.
В главный зал один за другим входили члены совета, рассаживаясь по своим местам. Последним занял место архонт.
Перед ними — на том самом месте, где Элаиксу пришлось сражаться, чтобы доказать свое мастерство, в почтительном поклоне склонились несколько запыленных человек — те самые послы.
— Встаньте и говорите, — приказал Нартиах.
Мужчины повиновались.
— Достойные, — обратился один из них. — Моя родная Гилисия дала право говорить от имени всех граждан.
— Достойные, — произнес второй. — Я — голос Марполиса.
— Достойные, — в тон ему пробасил третий. — Вилиртия глаголет моими устами.
— Батерия слушает, о достойные — коротко, но с уважением — по крайней мере, на словах, — ответил им архонт.
Послы переглянулись, и слово взял первый.
— Чтобы сэкономить время в этот тяжелый час, я буду говорить за всех. Наше предложение просто. Полисы должны объединиться, выставить войско и прогнать империю. Поодиночке мы не выстоим, вместе же — победим! Имперцам придется какое-то время потратить на захват западных городов, а потому мы успеем собрать войска.
Он умолк, гордо глядя на старика. Первый среди равных мужей Батерии некоторое время ничего не произносил, а на его губах блуждала усмешка.
— Достойный Вилираг, — произнес он, наконец. — Твои слова мудры и правдивы, но есть несколько вопросов, ответы на которые я хотел бы узнать.
— Спрашивай, о достойный, — склонил тот голову.
— Ты говоришь: «собрать войска», это правильно. Но, — тут взгляд старика стал очень внимательным, — где мы будем делать это?
Посол смущенно коснулся ладонью бородки, однако в его взгляде промелькнула злость. Некоторое время он ничего не говорил, наконец кашлянул и проговорил: