Быть войне! Русы против гуннов

– Да как ты смеешь указывать мне, сыну великого хана! – противно заверещал гунн, отдернул руку, но славянин лишь легонько повернул кисть, и степняк согнулся, из побелевших губ вырвался стон. – Ты, шакал, Гонорих! Ты еще пожалеешь об этом, пес!

Гонорих зло усмехнулся. Надавил на руку сильнее, гунн вскрикнул и заверещал.

– Пленных оставить мне, так велел хан Ухтамар, твой отец. – Палец Герула грозно развернулся в сторону плененных славян. – Эти – мои!

Степняк зло заверещал:

– Мерзкий пес! А-агх! Я знал, что ты прислуживаешь урусам, ты нарочно завел нас в засаду! Дети Степи – защищайте сына великого хана!

Сзади послышались топот, ругань, на славянина сзади налетело несколько степняков, повисли на руках и шее богатыря. Тот зло осклабился, мышцы на руках вздулись, жилы натянулись как тетива.

– Вот сучьи дети! Со спины так и норовят, так и норовят…

Гонорих вдруг зарычал как медведь и резко развел в стороны могучие руки. Гунны, вереща, посыпались с него как тля. Он пнул под дых Вогула – тот кубарем покатился в угол, где минуту назад копошились в дурно пахнущей куче соломы грызуны. В руке славянина холодно блеснул длинный засапожный нож, немного изогнутый клинок жутко расширяется к острию – такой вонзить и провернуть – превратить плоть в кровавое месиво. От него отползают гунны, один, телом покрепче, враз подскочил на ноги и бросился на Гонориха с кривым ятаганом, рот злобно искривлен.

Славянин шагнул в сторону, подставил наискосок клинок, лезвие степняка соскользнуло в сторону, а сам он пролетел мимо. Борята, наблюдавший за сварой, с готовностью подставил ногу, гунн запнулся, попытался устоять, но запутался в ногах и рухнул на лежащего в беспамятстве Йошта. Степняк вскрикнул, вскочил на ноги, пошатываясь, и бросился было на Гонориха, но рука больше не ощущала привычной тяжести рукояти меча. Гунн ошарашенно смотрит на трясущуюся кисть, беспомощно водит взглядом в поисках оружия, и только теперь он увидел, что его ятаган почти по самую ручку застрял у него в животе. Степняк потерянно смотрит то на живот, из которого обильно сочится кровь, то на умело отбивающегося от низкорослых гуннов Гонориха, крякнул, закатил глаза, тело рухнуло в прелую солому.

– Уймитесь, бестолочи! – рычит Гонорих, видно, как жалеючи раскидывает в стороны беснующихся гуннов, насмерть не разит. – Удаль свою надо было показывать там, с русами!

Те в ответ лишь остервенело бросаются на славянского исполина.

– Как дети, ей-богу! – смеется Гонорих. – Сказано – уняться! А они все одно – лезут на рожон и лезут…

И с силой шарахнул одного упорствующего степняка рукоятью в темечко, тот взвыл и брякнулся в пыль, по нему тут же стали топтаться, будто по тряпке, хрящи и кости хрустят под ногами соплеменников.

Под пронзенным собственным клинком гунном зашевелился Йошт, извивается как червяк – руки и ноги перевязаны так же, как у Боряты, – с трудом освободился от раскинутых в сторону рук, сбросил с себя еще теплое тело. Пропитанная кровью грязная тряпка сползла на лоб, взгляд у венеда еще немного потерянный, он огляделся, встретился взглядом с Борятой.

– Бор, что за… – пролепетал Йошт.

– Тихо, ты! – шикнул ант. – У тебя руки связаны?

Йошт протянул руки, закусил губу от боли, веревки из конского волоса сильно впились в кожу, на запекшейся крови блестит сукровица.

– А, бесам в пекло! У меня тоже… – взгляд Боряты наткнулся на блеснувший дол Вогулова акинака. Глаза блеснули в полумраке. – Йошт, попробуй дотянуться и пнуть ту железяку.

– Ка… какую? – венед растерянно шарит глазами по сторонам.

– Да вон ту, рядом с… – Борята недоговорил, спешно пригнулся, мимо пролетел и шарахнулся в стену очередной гунн так, что с потолка посыпались опилки и труха.

– Да где?

– Рядом с выродком, что сыном хана зовется.

Венед вновь забегал взглядом, то и дело натыкается на сваленные тела степняков, насупился:

– А кто из них какой?

Бор ругнулся чуть слышно и, стараясь не попасть на глаза разбушевавшемуся Гонориху, потихоньку пополз к Вогулу. Когда добрался до него, тот замычал, стал шарить рукой по полу, пальцы нащупали рукоять акинака, но ухватить не получилось, клинок от неловкого движения откатился в сторону. Ант с силой саданул его ногой в грудь, тот хрюкнул, задохнулся кашлем, но вскоре обмяк, рука, сжатая в кулак, замерла.

– Живучая скотина! Добить бы… – зло процедил Борята, он уже замахнулся для смертельного удара, но на глаза вновь попался акинак. – Ладно, потом сочтемся, степной шакал!

Наконец руки сына кузнеца нащупали гуннский клинок, остро оточенный дол заскользил по веревке, через мгновение Борята облегченно вздохнул, разглаживая отекшие запястья. Медленно подполз к Йошту, холодное лезвие дотронулось до раскрасневшейся кожи венеда.

– Осторожно, без рук не оставь!

– А на кой они тебе? Из тебя воин как…

– На себя посмотри! – парировал венед. – Захомутали как мотылька!

– Щас не до смеху, – не обратил внимания на колкость ант. Путы на руках и ногах рыжеволосого карпенца упали на пол. Йошт тут же принялся дуть на натертые до крови места на кисти, морщится.

– А дальше что? – шепотом спросил венед. – Уйти будет непросто.

Он кивнул в сторону Гонориха. Славянин отражает удар за ударом с издевательской ловкостью. Гунны шипят от злости, скрепят зубами.

– Вы хоть зубы свои до корней сотрите, – коротко хохотнул Гонорих, обухом стукнул подвернувшегося под руку в неумелом выпаде степняка по темени. Тот упал на колени, ухватился за голову, заскулил как побитый пес. – Мне на ваш скрежет – тьфу и растереть!

Вдруг славянин вскрикнул – один из гуннов вскинул руку, блеснул серебряной рыбкой швыряльный нож, пропорол бок герулу. Он отступил, резким движением выдернул клинок, брызнула струйка крови, Гонорих взглянул на окровавленную ладонь, тут же взревел так, что степняки невольно отступили. Зверь почуял кровь…

– Сучьи дети! Щас башки с вас сымать начну! – бешено заорал славянин.

Бор и Йошт содрогнулись от крика герула, замерли, будто примерзли к земле, венед даже вздохнуть боится – медведей видел издалека, но понял – всякий косолапый отступит, завидев такую ярость.

– Это просто зверь… – сдавленно проговорил Борята. Глаза вперились в могучую фигуру богатыря. Мышцы огромными валунами перекатываются по телу, оселедец пропитался потом и свисает сосулькой, из бока стекает кровавая струя, заливает штанину, капает на пол.

Гонорих уже рубит направо и налево, никого не щадит. Один за одним падают сраженные гунны, верещат как поросята. Степняк в надежде вновь нанести точный удар прыгнул вперед, но поскользнулся в ложи крови – шея сама подставилась под клинок герула. Липкая кровь мощной струей ударила из жуткой раны, гунн коротко взвизгнул, рука машинально сжала пораженное сталью горло, воздух с хрипами вырывается из глотки, пузырится. Остекленевшими глазами глянул на Гонориха и тут же рухнул на пол, под ним на глазах растет кровавая лужа.