Бывшие. Спаси моего сына
Шрифт:
– Отец мне всегда говорил, что ты лучшее, что случилось в моей жизни. И неоднократно это повторял, будучи за решеткой, - обхватываю горло рукой.
Глаза пекут. Тяжело. Как же мега сложно.
Милана говорит, что не живет воспоминаниями. А я живу… живу чертовым прошлым, потому как оно в моем настоящем, держит клещами и вырывает по куску души ежедневно. Я разлагаюсь заживо в царстве мерзости и подлости.
А выхода нет. А я его должен найти.
Она права. Я уже не тот пацан, который мог собой закрыть ее от целого мира.
Ее правда резанула в яблочко, в самое
Я потерял женщину, с которой у меня был бы в руках целый мир. Потому что она и является всем миром. А вместе с ней потерял и себя.
И то, что я вижу в зеркале, я не хочу смотреть на это существо, утратившее веру во все хорошее, кроме своего сына. Только Юрка еще как-то помогает барахтаться на плаву. Захлебываться вязкой, гнилой тиной, но пытаться выжить. Ради него. Но и тут косяк. И тут не углядел.
– Я помню, как он меня всегда тепло встречал, - ее губы трогает нежная улыбка, с примесью грусти. Красивые чувственные губы, к которым мне не суждено больше прикоснуться.
– Я полагала, он за границей…
– Он сидит в восьми часах езды от нашего города. Колония не худшая… все, что я смог выбить…
– Амир, за что он… - она не договаривает прикусывает язык.
Наверняка сейчас ругает себя за расспросы.
– За убийство.
– Динар Ибрагимович не мог, - прикрывает рот ладонью.
– Я виноват в его искалеченной жизни. Так, что Милан, правильно, что мы тогда расстались. Я принес бы тебе только неприятности, - даже в этот момент, я жадно впитываю каждую черту моей царицы-лебедь.
Не могу отпустить, вопреки осознанию, что ничего между нами невозможно.
– Что с ним? Насколько тяжелое состояние? – Милана берет себя в руки, сосредоточенный взгляд, спокойный голос.
– Легкое задето, брюшная полость, селезенка. Это то, что я запомнил…
– Амир, мне нужен город, точный адрес колонии, где сейчас твой отец. Я попробую пробить ему врача. Надо действовать быстро.
– Мне надо к нему… а тут Юрка! Как разорваться! – пытаюсь лихорадочно сообразить, что мне делать, и ничего не выходит.
– Конечно, можно нанять няню. Но Юра снова может испугаться. Его сейчас нельзя оставлять. У него есть только ты, - разводит руки в стороны.
– А ты реально что-то можешь решить? В колонию, вряд ли, чужака-врача пустят? – спрашиваю с сомнением.
– Я попытаюсь, - в ее голосе стальная уверенность. – Просто данные мне дай.
– Да. Конечно. Бумага есть? Ручка?
Подает мне лист.
– Ему еще долго сидеть?
– Через год должен бы выйти… но… - не договариваю. Слишком сложно. Чувство вины начинает пожираться с удвоенной силой.
Пишу Милане данные. Делаю несколько уточняющих звонков, чтобы точно пробить, кто его лечит, в каком он сейчас состоянии.
Она берет бумагу, достает телефон и тут же начинает обзванивать. Каких-то людей. Общается с ними, вежливо, мило, с достоинством. Звучат некоторые фамилии, которые мне известны. Чиновники, бизнесмены. До меня долетают обрывки фраз ее собеседников, их готовность ей помочь. Даже если просьба далеко не в их компетенции.
– Анатолий
Валерьевич, обещал проконтролировать. Скоро к твоему отцу приедет нормальный врач. Думаю, и про адекватные условия он договорится, - сообщает мне закончив свои переговоры.Вот так не отходя от постели моего сына…
Смотрю на нее ошарашенно. Она ведь врач. Зав отделением но все же. Живет скромно. А одна ее просьба, и все бросаются на помощь. Пытаются решить вопрос. Будто она шишка какая-то.
Милана открывается для меня с еще одной неизведанной стороны.
– Как? Как у тебя это получается? Я к отцу сколько лет ездил. Прикармливал там многих, а сейчас не знал, к кому обратиться… - со стыдом признаю, что в очередной раз облажался.
Но мне уже не до гордости. Мне бы спасти отца. Человека, который пожертвовал всем ради меня. А я не достоин его жертв.
– С некоторыми врачами я пересекалась на конференциях, курсах, с некоторыми училась. Также есть мои пациенты, с которыми мы остались в хороших отношениях, - отвечает так, словно это обыденная вещь.
– Спасибо, Мил, - протягиваю жалко. Понимая, что мои слова ничего не значат.
– Я это делаю для Динара Ибрагимовича. Если есть возможность спасти жизнь, нельзя ее упускать.
– Я в вечном долгу перед тобой, - хриплю, глядя на нее и благодаря небеса, что дают мне возможность любоваться.
– А твоя мать? Ей же надо сообщить, что с твоим отцом. Если надо, можешь ненадолго отлучиться, рассказать ей лично. Если она в городе, - участливо предлагает.
– В городе, - сжимаю челюсть до скрипа. – Только, скорее всего, она уже знает.
– Так она может поехать к Динару Ибрагимовичу.
– Нет, она к нему не поедет. Скорее выпьет за то, что он в больнице. И будет танцевать, если он не выживет, - в глазах кровавая пелена.
– Амир, что ты такое говоришь… - Милана растеряна от моих слов. – Твоя мать, конечно, не самая приятная женщина. Но все же это ее муж…
– У нее уже давно другой муж. Она теперь Фролова.
Глава 32
– Твоя мать замужем за Остапом? – смотрит на меня, как на психа.
– Да. Живет в его доме. А об отце и слышать не хочет, - озвучиваю правду, что камнем висит много лет, и почему-то легче становится.
Какими бы ни были наши отношения, а в Милане родственную душу чувствую. Довериться ей хочется. Рассказать все.
А сейчас, когда Юрка спит, как раз такой шанс представился. Возможно, она меня поймет. Хоть немного…
– Амир, слушай, твои семейные… хм… истории – это слишком для меня. Давай, их оставим. Надеюсь, ты найдешь способ во всем разобраться. А Динару Ибрагимовичу я желаю скорейшего выздоровления и выхода на свободу, - на корню обрывает мои надежды.
Проводит грань, за которую мне хода нет. Она не хочет слушать. Не будет больше расспрашивать, четко улавливаю это по ее взгляду.
– Милан, мы ведь можем хотя бы быть друзьями? Я бы с Костей ближе познакомился. У него первичные эмоции были, он злился. А как успокоится, я попробую с ним общий язык найти, - подхожу с другой стороны.