Бывших не бывает

– Боярский ближник, – в глазах заболотного священника разгорелся огонёк фанатичной ненависти. – Иуда истинный! Все стражники и смотрящие под его рукой ходят, порождения сатаны. Насилия и беззакония творят, а Мирон их покрывает, змей! И людоловы, что людей на стороне сманивают, а потом холопят, тоже под ним. Сказывали, что он с боярином сызмальства, оттого боярин ему во всём верит, аспиду!

– Понятно. А дальше что было?

– А дальше Бог покарал Ловиту и его стражников. Этим летом ратнинские воины перебили их всех, когда они опять на христиан охоту затеяли. А потом ратнинцы прошлись огнём и мечом по части земель боярина Журавля, Отишие взяли. Язычников похолопили, а христиан не тронули. После того мне Медведь через своих людей велел уходить с семьёй в лес. Сказал, что как боярин уехал, так Мирон и лютует, и если мне моя паства дорога, то мне надо прятаться. Не себя, а их спасать. Я поверил и послушался. Потом ко мне ещё несколько верных присоединились – им тоже опасность от Мирона и стражи грозила. Ну а третьего дня дал провожатых и велел идти в Ратное, к единоверцам. Нас мимо стражи провели, и вот мы здесь. Теперь ты знаешь всё.

Отец Моисей поднялся из-за стола, опустился на колени, склонил голову и произнёс:

– Отдаю себя в твою власть, отче Меркурий. Суди, как Господь тебе повелит. Я приму любой суд, ибо духом истомлён и винами тяжкими. Паки и паки грешен и жажду искупления!

Отец Меркурий поднялся, сделал шаг в сторону коленопреклонённого священника и застыл на полдороге.

«Я не в праве его судить! Могу лишь пожалеть. Тяжкое ему выпало испытание, тяжелее не бывает! Вроде бы ясно всё – смерть и проклятие Иуде, вот только Иуда ли он? На каких весах это взвесить? Не себе он искал спасения от мук – людям.

Спасением души пожертвовал ради них. Душу свою за други своя, и ведь буквально – себя обрёк на вечные муки. А те, кого он на пытку и казнь предал? Меньшее зло? А кто ему дал право судить, где большее, а где меньшее? Как тут быть? Не знаю, Господи, не могу, духом немощен! Но он ждёт, Господи! Твоего суда, через меня высказанного! Я лишь сосуд для слова Твоего, пустая оболочка… Так наполни же меня, Господи, ибо не ведаю, я как мне поступить!»

Отец Меркурий, повинуясь внезапному порыву, подошёл к отцу Моисею и возгласил:

– Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Cвоего человеколюбия да простит ти чадо Моисей вся согрешения твоя. И аз, недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь [112] . – И перекрестил склонённую голову.

Отец Моисей поднял заплаканное лицо, но сказать ничего так и не смог. А отца Меркурия несло дальше тем незримым ветром, что коснулся его несколько мгновений назад. И он с восторгом подчинился его силе:

112

Разрешительная молитва, очищающая кающегося от его грехов. Читается священником по окончании исповеди.

– Ты не будешь отлучён ни от причащения, ни от служения, раб Божий Моисей! Неси слово Божие и любовь Христову людям, христианской кротостью и смирением веди их за собой к горнему свету из тьмы язычества, и на этом пути ты поймёшь, в чём твоё искупление!

* * *

После ночи, проведённой совместно с отцом Моисеем в молитвенном бдении, спать отцу Меркурию хотелось зверски, однако поездку в Михайлов Городок ни отменить, ни перенести было невозможно. Пришлось духу снова превозмогать плоть. Нет, сначала отставной хилиарх собрался было малодушно продрыхнуть в санях всю дорогу, но разговор, который завели десятник Егор и Бурей, отшиб сон начисто.

– С чем к Михайле едешь, Серафим? – десятник решил не ходить вокруг да около.

«О как! Поспишь тут! Интересно, для кого десятник это сейчас говорит – для Бурея или для меня? Вернее, не так, только ли для меня этот разговор? Или Егору велено донести нечто не только до меня, но и до Бурея, и для тех, кто за ним стоит? Но это признание, Макарий. Тебе всё же решили доверять. Не обольщайся, очень ограниченно. Скорее всего, из тебя сейчас лепят беспристрастного свидетеля».

– С предложением. – Бурей шумно почесался. – Сооооотника голоштанного уважить. Как он в сотники-то залетел, а, Егорка?

– Соколом, – усмехнулся Егор. – Я вчера рассказывал как, ты чего, не слушал?

– Слушал, – обозный старшина повозился, устраиваясь поудобнее. – Красно ты баял. Я твоим рассказам поверил даже. Почти. Оттого и еду. Надо дать княжей игрушке, пока она князеньке не надоела, мордой в говно не упасть, а то как бы князенька не обиделся, что его сотника круглозадого да благообразного попортили слегка.

«Похоже, наш дорогой Минотавр не понимает кучи важных вещей… Мой поднадзорный кто угодно, но не мальчишка-педарион. И для князя не игрушка, а фигура. Но послушаем – Егор его не просто так водит».

– И не от себя ведь едешь, – констатировал десятник.

– А тебе, Егорка, что за беда? – хмыкнул Бурей. – От кого хочу, от того и еду.

– А тебе-то с того какая корысть? – вдруг подал голос сопровождавший Егора ратник Пётр.

В ответ Бурей с шумом пустил ветры.

– Гыыы, первый раз с жопой разговариваю – и всё понятно! – залился идиотским смехом Пётр.

«Тьфу, болван! Шутки у него лёгкие и изящные, как свинцовый якорь дормона! Но ведь держит его Егор ради чего-то? И с собой сейчас взял».

– С кем по уму, с тем и говоришь, – отрезал Бурей.

– Ну это как посмотреть, Серафим, – ухмыльнулся ратник, – неизвестно, кто тут жопа-то. Мож и я, может быть, что и ты. Думаешь, целый десятник тут перед тобой от скуки дорожной павой выплывает? Верно, десятник?

– Верно, – кивнул Егор. – И знаю я ведь, с чем ты едешь. И ты знаешь, что я знаю. Вчера на совете десятников дурню всё ясно стало, когда Фома сотоварищи в голос завыли после рассказа моего. Близок локоток, да не укусишь…

– Красно сказываешь, – хрюкнул Бурей.

– Гыыы, у нас Егор мастер, – зашёлся Пётр.

– Петруха, нишкни! – прикрикнул десятник и снова повернулся к обозному старшине:

– Так что везёшь ты Михайле такое слово: «Мы из-за уважения к князю резать твоих сопляков не будем и родню ихнюю тоже. Но сволочь эту в селе не потерпим. Так что давай, сотничек, за них холопскую виру [113] по гривне за голову и из села их вон. В изгои. И сказано то будет на суде, при всём народе. За то разрешим тебе жить и чиркать. И князю скажешь, что всё по справедливости было. Один хрен, деваться ни тебе, ни деду твоему некуда. А вздумаешь хвостом вертеть, так стрелы – они и сзади, случается, попадают. Так ведь?

113

Холопская вира – штраф с хозяина за преступление, совершённое его холопом.

«Пора, Макарий, пора!»

– Болваны! – презрительно бросил священник и сел в санях.

– Что, отче? Чего? – почти хором вопросили Егор и Бурей.

– Те, кто послал тебя, кир Серафим, полные болваны, – усмехнулся отец Меркурий. – Это ж надо быть такими глупцами, чтобы думать, что сотник Михаил согласится на подобные условия. Поздно!

– А ну поясни! – рыкнул Бурей, впиваясь в священника острым взглядом.

– Изволь, кир Серафим, – кивнул отставной хилиарх. – Молодому сотнику не нужно ничего делать, только сидеть у себя в крепости и ждать. Он может себе это позволить. Не ваша сила – штурмовать вы его не полезете.