Бывший муж. Я к тебе не вернусь

Не верю, что он это сказал…

Просто моргаю, просто открываю рот, просто цепенею.

Но он сказал. Поверьте, когда смотришь на самодовольное животное вроде Титова, тут, как себя ни уговаривай, как ни пеняй на проблемы со слухом — сложно на это даже на мгновение в качестве "успокоение для нежной души" повестись. Его наглая морда лица не дает никаких шансов не услышать и не охренеть от такой наглости!

Ты…ты серьезно?!

Да. Он серьезно, Полина Михайловна.

Стоит. Ухмыляется. Плечи гордо расправляет, будто только что достал с неба звезду и принес положить перед моими глазами. Одна проблема — не звезда тут в комнате уселась серым слоном с огромными ушами, а дешевая певичка хрен-пойми-откуда.

А потом происходит это.

Ян дерзко дергает бровями — бам! — и прикусывает нижнюю губу, сдерживая шаловливый смешок — бдыщ!

Так рушится моя стена, за которой я привыкла прятать свои эмоции. Так разрушается «герцогиня»…

Клац-клац-клац

Маска осыпается к моим ногам, как старинная фреска после сильного удара кувалдой. Она обрушивается на пол, пока мне на глаза опускается ярко-красное забрало.

Больше всего на свете я хочу сделать ему больно, но понимаю, что морально его уничтожить…хотя нет, я вру. Я не думаю о моральном. Мне хочется сделать ему больно, а самое простое — это ударить.

Я хочу его ударить.

Нет, я хочу его убить!

Содрать эту мерзкую усмешку с так сильно…любимого и ненавидимого лица. Серьезно! Я его презираю и безумно люблю сейчас! В равной степени! Но на самом деле, наверно, даже не понимаю этого. Я просто ощущаю огромный, мощный шквал огня, который обрушивается на меня, как ушат холодной воды.

Я хочу сделать ему больно!

Хочу!

И делаю.

Лечу на него разъяренной фурией с четким понимаем, что сейчас я вцеплюсь ему в морду и раздеру ее на части, но…Ян к этому готов. Он перехватывает мои запястья, резко заводит их за спину и притягивает к себе, через мгновение впивается мне в губы страстным, жестким поцелуем, от которого меня кроет еще больше…

Мой огонь становится ярче.

Эмоций…так много, что я задыхаюсь.

И я не знаю, но…вполне вероятно, я действительно способна его убить сейчас. Или любить так, что никакая измена меня не остановит…

Возможности выделить что-то одно в эту секунду нет. Я просто горю от собственных чувств, которые безжалостно пожирают меня, как лесной пожар сжирает все на своем пути.

«Я просто дура»

Полина

Лесной пожар необузданных эмоций жрет меня еще пару мгновений, очень похожих на те, что я взяла на осознание брошенной мне в лицо реплики про него, его суку и ее рот. Она меня накрывает снова, и благодаря этому я уже не плаваю в шквале своих чувств. Точнее, безусловно, плаваю, но теперь я не тону, а выныриваю и точно следую по одной траектории: ненависти.

Да…ненависть шпарит меня, как кипяток, который жжет мясо до костей.

Для него это все шутка. Мои чувства, душа, наши отношения, наша семья — просто прикол. По его мнению, я заслуживаю всю эту грязь, мол, кушай, Полина Михайловна. Я буду говорить о своей неверности вот так, и ничего мне за это не будет!

Вот так…

Сомнительно звучит, согласитесь. Нет, дорогой мой. Ты обломишься.

Начинаю думать в направлении «боль и тлен», выстраивая в своей голове пути к отмщению, но проблема в том, что я не вырвусь из его хватки. Ян держит меня крепко, сцепив запястья за спиной. И напирает сильно. Я не могу отрицать, что поджилки дрожат. Его запах сводит с ума, а поцелуй — это вообще отдельная история. Раньше я бы сдалась моментально. Я любила, когда он целовал меня так, и даже не думала, что когда-нибудь всерьез начну этому всему сопротивляться. Но! Тогда в нашем уравнении не было «другой женщины, с которой я сплю», а теперь она есть.

Память услужливо подбрасывает ее образ из ресторана, потом из другого ресторана, где эта дешевка работает в качестве местного шута и путаны всех времен и народов, и меня накрывает что-то черное, похожее на мазут, вязкое.

Ненависть.

Я больше не болтаюсь и хочу его убить. Не люблю. Я его ненавижу. И в следующее мгновение, как единственный способ вырваться — вцепляюсь в нижнюю губу, как бультерьер. Это страшные собаки. Как-то я читала, что они, пусть совсем небольшие, да и укус у них не сказать, что самый сильный, однако, существуют специальные упражнения, чтобы увеличить его до высших показателей, но самое страшное в другом. Эти собаки отличаются особым терпением, поэтому способны удерживать свою жертву несколько часов кряду. Конечно, я не собираюсь удерживать его несколько часов кряду, но оставляю настолько ощутимую травму, что в следующее мгновение чувствую железный привкус его крови, а потом Ян от меня отшатывается.

Такой удивленный…

Нет, серьезно. Видели бы вы эту рожу лица. Схватился за губища и лупит в меня глазами, мол, ты что?! Меня укусила?!

Да! Представь себе, я тебя укусила! Или что? Надо было постелить тебе красную ковровую дорожку обратно в мой дом и в мою постель?! А еще, конечно же, в ножки упасть и челом о пол побить за то, что ты «просто дал ей в рот». К тому же я в это не верю. Не совсем еще дура. Ян никогда не пошел на измену, если бы у него не было серьезных чувств к женщине, а если они появились, никогда не ограничился бы «просто дал ей в рот». Это не такой мужчина. Он не импульсивный, а скорее медлительный. Будет сидеть в засаде, выжидать и все взвешивать. Напомню, именно так и было. Он шатался с ней уже какое-то время, а сколько точно, я знать не хочу. Точнее, боюсь. Мне эта информация не принесет ничего, кроме боли. Достаточно того, что я уже знаю и моей ненависти, чтобы не жалеть о содеянном.

И добавить.

В следующее мгновение я резко поднимаю ногу и прихожусь коленом точно по его богатству — причине всех моих бед. Ян глухо стонет и сгибается в три погибели, а потом вовсе падает на колени, сжимая свое богатство. В глазах стоят слезы. Наверно, это больно, да? Ха! Мне ничуть не жаль. Я возвышаюсь над ним, ухмыляюсь и, наверно, звучит кровожадно, но наслаждаюсь его агонией. Помню, как он стоял и наслаждался моей.

Возвращать долги нужно всегда.

— Ты забыл, дорогой, что ледяная статуя может свалиться прямо тебе на башку, если отплясывать рядом с ней свои танцы с бубнами, да? — хмыкаю, а потом стягиваю со столика журнал со своим интервью и швыряю ему в лицо, — Если ты чего-то не понял — перечитай. Я с тобой разведусь. Так или иначе, но я разведусь!

Фыркаю, гордо откидываю волосы назад, выдерживая его злой взгляд пару мгновений, пока мне самой не будет достаточно этих сладких страданий, после разворачиваюсь и иду в сторону лестницы, небрежно бросив через плечо.

— Убирайся из моего дома и желательно до того момента, пока мальчики не вернутся с подготовки к ЕГЭ.

Вот так! По моему скромному мнению вышло красиво. С чувством собственного достоинства я скрываюсь из вида на повороте лестницы и резко срываюсь с места. Ян ранен, но не убит все-таки, и меня гложут очень большие сомнения, что он спустит мне такое с рук. Конечно, он не ударит в ответ. Нет, не ударит. Уверена на сто процентов, что этого в наших отношениях никогда не будет, даже в свете внезапно вскрывшейся измены. Не ударит. Он считает, что бить женщину — ниже его достоинства, а его достоинство, поверьте, та история, которую мы всегда должны ставить в центр, а не запихивать его куда-то в темный угол.

Ян — гордый, уважающий себя павлин. Такого обижать нельзя. А я обидела и буквально проехалась по второму его любимому прецеденту, после эго. По его члену.

Глупо, нервно хихикаю, залетаю в свою спальню и закрываю дверь на замок, а потом прижимаюсь ухом к полотну. Сердце колошматит на разрыв. Я из-за него не могу услышать абсолютно ничего! Только быстрые бах-бах-бах, пульсирующее в висках и горле.

Дыши!

Надо успокоиться и дышать, чтобы вразумить, что он задумал, что делает, и когда уйдет. Я почувствую себя в безопасности, только когда он уйдет. Губы-то все равно предательски горят, тело покрылось испариной, а между ног горит. Но это гормоны. Это все гормоны. Говорю же, во время беременности я до секса просто безумна. Мне надо. Притом в прямом смысле надо. Или я схожу с ума.