Бывший. Цена твоей любви

Я шёл на девичий голос, увлекаемый любопытством. Кому он может принадлежать? Кто она? Какая?

То, что на этот сезон были наняты рабочие из России, я знал. Но, что среди них будет девушка, оказалось новостью. Работа не из лёгких и агентство по найму предпочитало заключать контракты со здоровыми и работоспособными мужчинами. Как между ними затесалась девчонка? А судя по голосу, она была совсем молоденькая.

Вики стояла в междурядье и, держа в вытянутой руке гроздь спелого винограда, любовалась ею, рассматривая на просвет. И пела. Казалось, что для этой золотистой кисти ягод. Или для солнца, щедро заливающего виноградники, просвечивающего каждую ягоду насквозь. Или для жаркого августовского дня, полного стрекота кузнечиков и щебетания птиц. А может, для себя. Но в этот момент я был полностью уверен, что её песня звучала для меня.

Она была невероятно красивая. В лёгком, светлом платье, в смешной соломенной шляпе, старой и растрепавшейся от времени, наверное, одолженной у кого-то из местных. Такая тонкая и звонкая, стоящая в лучах солнца, покрывающих золотом её волосы, загорелые руки и точёные, стройные ножки.

Меня словно гвоздями к земле прибили, я не мог сдвинуться с места, даже не дышал, боясь спугнуть певунью.

Вики аккуратно положила гроздь в наполненную доверху корзину и, мурлыкая себе под нос продолжение песни, повернулась, чтобы срезать следующую. Заметила меня, смущённо улыбнулась и замолчала, а я не нашёлся что сказать, кроме тупого:

– Поёшь?

Она смешно поморщила обгоревший и шелушащейся носик и пожала плечами. Стоял возле неё и смотрел, смотрел. Вики отчаянно смущалась и наконец не выдержала.

– Почему не работаешь? – очередная гроздь легла в переполненный лоток, а Вики сердито приподняла бровь. – Что ты на меня так смотришь? Я не цирк дю Солей.

Выхватил из её рук тяжёлый ящик, который она собиралась поднять, чтобы загрузить на прицеп подъехавшего трактора. Неженское это дело, не для такой тростиночки точно. Нужно определить её на работу полегче.

Трактор затарахтел и поехал дальше, а я обернулся к певунье.

– Я Леон. – достал секатор из накладного кармана рабочих штанов и встал рядом. Срезал большую, спелую гроздь и положил в пустую корзину.

– Это мой участок. – Вики улыбалась, а я плыл. Кажется, с этой минуты мы всегда будем работать рядом.

Любовался на быстрые, ловкие ручки, срезающие спелые грозди, стройные ножки с изящными щиколотками, тонкую талию. Вся она была такой точёной, легковесной, как прекрасная, хрупкая бабочка, случайно залетевшая на мои виноградники.

– Так как тебя зовут? – наши руки столкнулись над корзиной, и взгляды, наконец, пересеклись.

– Вика.

Я залип на её глазах. Насыщенно-синих, почти фиолетовых. Нереальных, даже инопланетных. Таких удивительных, что я восхищённо присвистнул, чем ещё больше смутил девушку.

Сейчас, ворочаясь на нерасправленной постели, пытался сложить всю картинку воедино:

Вики приезжает из приморского городка в Москву учиться.

Знакомиться с Борисом.

Они встречаются.

Об их связи узнаёт, родившая сына и вернувшаяся с ним из Испании, Диана.

Дальше... а дальше Вику сбивает машина. Она оказывается в больнице и ничего не помнит о себе.

Борис ищет её в Москве и здесь. Зачем? Неужели любил? И сейчас не хочет давать мне информацию о Вики. Почему? Собрался вернуть её себе? Я не отдам. Или из-за Дианы? Боится, что снова приведу свою девочку в этот дом? Нет, не приведу! Ноги нашей здесь больше не будет. Если мать захочет общаться – пускай приезжает к нам во Францию.

Главное, найти мою певунью.

В интернете ничего существенного накопать не получилось. Нашёл только одну страничку какой-то Кати Павлидис, живущей в этом городке. Девушка примерно одного возраста с Вики, но не сестра, слишком разные они, совсем не похожие. Моя птичка тоненькая, золотистая, как тростиночка, а эта Катя на фотографии профиля, смуглая и сбитая такая, крепкая. Да и страничка у неё оказалась закрытая, даже сообщения запрещены. Отправил заявку принять в друзья, посмотрим.

В стотысячный раз перевернулся на другой бок, и щёку царапнуло что-то острое и твёрдое. В темноте нащупал крошечный предмет, и включив ночник, разжал ладонь. Бриллиант сверкнул гранями и потух, словно умер, погас, став безжизненным без своей хозяйки.

Вики оставила мне помолвочное кольцо, залог нашей любви. Отказалась от нас.

Глава 9

Утро было таким же хмурым и злым, как и я. После бессонной, тревожной ночи в голове гудело, вторя стонущему и завывающему ветру за окнами.

Сбежал вниз по лестнице. Желудок жалобно урчал и требовал пищи. Когда я ел в последний раз? Кажется, ещё в Везле. Завтракали с Вики перед отъездом в аэропорт. Ещё сутки назад мы были счастливы и беззаботны. Смеялись и, дурачась, кормили друг друга.

Всего сутки, а кажется прошла целая жизнь. Без Вики даже дышалось тяжело. Каждый вздох, как глоток яда, каждая минута как огненная пытка. Я знал, что без неё моя жизнь превратится в ад. Да я уже в нём. И пока не найду мою певунью, не прикоснусь пальцами к нежной коже щёк и не поцелую тёплые, пухлые губы – буду корчиться в агонии.

Я должен найти её. Даже если придётся перевернуть весь город, каждый метр побережья.

Рванул на себя тяжёлые двери и остановился как вкопанный. В столовой собралось всё семейство, включая Диану и малыша Мишку.

Чинно сидели за накрытым к завтраку столом, словно и не произошло ничего. Не было вчера скандала, истерики Дианы, разборок и драки. Высшее общество, чёрт бы их побрал. Аристократия высокородная.

Смешно. Быстро забыли, как прадед в дни своей бурной молодости, будучи выдвиженцем из семьи пролетариата, служил в НКВД и экспроприировал имущество у настоящих российских дворян. Загонял тех в сибирские лагеря на погибель и не гнушался припрятать перстенёк-другой, в карманах широких штанин.

Я то точно знал, откуда брали начало капиталы нашего семейства. Потому и не лез в семейный бизнес. Претило.

Только мой любимый дед по матушке и был единственным в нашем роду потомственным интеллигентом. И его отец был, и дед. Династия учёных и преподавателей. Отца моего дед недолюбливал, но мнение своё держал при себе, не вмешиваясь в личную жизнь дочери. Жил скромно и тихо, преподавал до последнего дня в университете и в своё завещание вписал только меня. Даже матери, своей дочери, ничего не оставил.