Бывший. Цена твоей любви

Лёгкий поцелуй в висок не утешил ноющее сердце. Брат не догадывался о причине моих слёз. Не о Борисе и нашем с ним прошлом я плакала. О потерянной любви и о моём искреннем, надёжном и улыбчивом Леоне. О том, что жизнь несправедлива и отнимает у меня человека, которого я люблю.

– Ты дома, а это главное. Уж я позабочусь, чтобы эта мерзкая семейка и на шаг к тебе не подошла.

Брат что-то ещё говорил, но слов я не слышала, только чувствовала как решительные и суровые, полные ненависти интонации в его голосе вибрировали в воздухе вокруг нас. И, казалось, эту ненависть можно пощупать руками, так плотно она заполнила пространство комнаты. Давила, сжимала тисками. Я задыхалась в этой вязкой атмосфере, не могла дышать. Мне хотелось вырваться из надёжных рук брата и сбежать на свободу. Вдохнуть полной грудью воздух, пропитанный запахом моря, бесконечного синего простора. В моём сердце не было ненависти. В нём жила любовь.

А под закрытыми веками стояла картинка склонённого надо мной лица Леона.

Тёплое сентябрьское солнце золотистыми искорками сверкало на кончиках его выгоревших за лето ресниц. Играло отблесками в зелёных, прозрачных на солнечном свету глазах, полных любви, восхищения и желания. Мы лежали на расстеленном в траве покрывале, рядом плескалась тихими волнами о берег река, в воздухе звенел жаркий полдень, а небо над нами было бесконечным и необъятным.

Я трогала кончиками пальцев тёплые мягкие губы, пахнущие смородиной, а Леон ловил их лёгкими поцелуями и прятал под прикрытыми веками прожигающие искры желания.

Горячая, чуть шершавая от мозолей ладонь, бродила по моему бедру под лёгким сарафаном. Поглаживала нежно, осторожно и всё равно возбуждающе, будоража фантазию.

Мы так любили друг друга! Но и это чувство Борис сумел безжалостно растоптать своими дорогими туфлями от Testoni.

Сможет ли Леон переступить через знание о нашей грязной связи с его братом? Простит ли? А я? Смогу открыто смотреть в его глаза?

– Я люблю его, Гриш. – нестерпимо хотелось прервать этот поток негатива, сочащегося из моего брата.

– Кого? – резко отстранился и недовольно свёл густые брови. – Этого Бориса?

Обречённо покачала головой.

– Леона.

Брат, одним прыжком соскочив с кровати, уставился на меня, как на больную идиотку.

– Забудь! – рубанул воздух рукой и словом и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Плюхнулась на кровать, уткнулась лицом в подушку с незнакомым запахом кондиционера для белья. Заскулила, застонала в невыносимой тоске. Всё не так! И дом, в который я бежала, сбивая в кровь ноги, не тот. Неродной, чужой, наполненный совсем другими запахами и звуками.

Мамочка моя, любимая, родненькая, как же так? Я не могла смириться с мыслью, что её нет. Что никогда больше не увижу её, не обниму, не услышу тихий смех и ласковый голос. Кто теперь пожалеет меня, утешит? Как же больно!

– Лир? – дверь тихонько приоткрылась, и в комнату просочилась Катя. – Ты чего ревёшь?

Лицо подруги скривилось, она шмыгнула носом, готовая сама заплакать в поддержку мне.

– Не рыдай. Лучше выгляни в окно, там такой парень красивый у ворот. Настоящий капитан Грей. Не твой друг, случайно?

Катюха неуклюжим утёнком протопала к окну, отодвинула лёгкую штору и громко ахнула.

– Ох! – вцепилась в подоконник и стукнулась лбом о стекло. – Кажется, они с Григом сейчас подерутся!

Глава 11

Шторм, бушевавший двое суток, наконец затих, но водная взвесь, то ли дождь, то ли туман, уже несколько дней непроглядной пеленой забивала воздух, напитывала влагой всё вокруг. Дома, старые лодочные сараи, деревянные заборы. Срывалась тяжёлыми каплями с веток искорёженного временем и морскими ветрами древнего вяза. Было сыро, серо и холодно.

Я куталась в тёплую Катюхину кофту и тоскливо смотрела в чердачное окно. Сегодня взвесь была настолько плотной , что прятала за своей стеной даже тот единственный кусочек моря, что был виден из этой неприступной крепости.

В день, когда Леон с Гришей чуть не подрались, брат увёз меня сюда, в Рыбацкое. Спрятал, но иногда мне казалось, что запер в неприступной крепости. В этом старом посёлке на краю города спрятаться было проще простого.

За Рыбацким не случайно закрепилась зловещая слава небезопасного места. Человек, впервые попавший сюда, мог заблудиться в хитросплетениях узких улочек, проходов, лабиринтов каменных лестниц и глухих тупиков.

Улиц и адресов здесь не было. С самого начала своего существования посёлок на крутом берегу застраивался хаотично. Домишки лепились друг к другу и к скалам. Захватывался каждый мало-мальски пригодный кусочек земли.

Здесь можно было встретить и послевоенные глиняные мазанки, и деревянные домишки, и более современные кирпичные. В самой старой и мрачной части посёлка улиц и дорог не было, ночного освещения тоже, и бродить по узким проходам между домами в тёмное время суток было опасно. Запросто можно переломать ноги на каменистых спусках и подъёмах, или столкнуться с тем, кто был бы не рад случайной встрече. Рыбацкое было логовом браконьеров.

Вот здесь брат и спрятал меня от всех. И уже неделю я сидела в крошечном домике, пропахшем рыбой и сыростью, скрытым за высоким забором, и отчаянно тосковала. У меня не было никакой информации. Я не знала, что происходит снаружи, а Гриша не спешил рассказывать, только просил немного потерпеть и ждать. Я не понимала чего.

За высоким забором, спрятавшим от посторонних глаз маленький домик, единственным местом, откуда виден внешний мир, было чердачное окно, было очень одиноко и тревожно. Я не знала покоя, бесконечно перебирая в памяти всю свою жизнь до встречи с Борисом. Вспоминать наше с ним прошлое не могла, эти мысли я сразу же отгоняла. Они приносили с собой выкручивающую внутренности боль утраты и слёзы о нашем потерянном малыше.

Думала о дяде Лёше и тёте Марине – моих ангелах-хранителях. Я успела позвонить им с Гришиного телефона и рассказать, что нашла свою семью и вспомнила всё. Они радовались. За эти четыре года мы стали друг другу почти родными. Если бы дядя Лёша с тётей Мариной не взяли меня под опеку, неизвестно, как сложилась бы моя жизнь.

И снова благодарила судьбу, за то, что та вовремя подкинула под колесо их машины гвоздь, и дяде Лёше пришлось остановиться на обочине автомобильной трассы у Подольска, а тёте Марине приспичило прогуляться. Она и заметила меня, лежащую на склоне оврага.

Думала о Леоне. Бесконечно вертела на пальце кольцо, которое он тайком передал мне. Колечко единственное, что грело сейчас мою душу, оставляло робкую надежду, что ещё не всё потеряно.

Вспоминала счастливые, солнечные дни, которые мы проводили вместе. Я ведь и правда сначала решила, что он простой парень, приехавший, как и я, на сезонную работу и заодно посмотреть Францию. Не поверила, когда мне впервые, посмеиваясь над моей наивностью, намекнули, что Леон не обычный трудяга. Слишком простой он был в общении, да и впахивал не меньше других. Потом Леон долго подшучивал надо мной, вспоминая, как я пыталась прогнать его со своей делянки.