Царь царей

Он открыл двери фургона и скрылся внутри. А спрыгнул обратно уже держа знакомую тряпицу. Медленно и нехотя через какое-то время вылез аспид. Было заметно, что бедняга не горит желанием покидать уютный прохладный фургон. Еще змея явно обескуражила изменившаяся обстановка. Он медленно втянул ночной воздух, собираясь запаниковать, однако мгновенно появившаяся у морды тряпица развеяла все сомнения.

Потихоньку мы начали шествие. Хорошо, что не факельное. С другой стороны, тьма была такая, что хоть глаз выколи. И это еще у рубежников такие преференции по зрению, что окулистов в военкомате мы попросту не проходим. Но вот если бы не мини-анаконда, я бы Егеря давно потерял из виду. Пришлось бы ориентироваться исключительно на его хист.

Разве может быть что-то лучше, чем прогулка по незнакомому лесу в начале осени? У меня было столько вариантов, что даже говорить не пришлось. Короче, много чего. Но служба Великому Князю требует определенных жертв. И плевать, что служить ты особо никогда не собирался.

Наконец мы остановились. Точнее Рехон одернул меня и только тогда я запоздало понял, что Егерь не двигается. Зато огромный глист, которого лучше не видеть в темноте, чтобы не страдать от кошмаров, медленно уползал в ночь. Я чувствовал чужие промыслы нечисти, вот только разглядеть ничего не мог. А вскоре к нам вышел Егерь и махнул рукой.

— Пойдем, теперь лучше не мешать. А то могут и подранить.

Причем сказал так, словно речь шла о каких-то домашних животных. Я не стал спорить. Мне больше всего хотелось сейчас оказаться где-нибудь в отапливаемом помещении, поесть и завалиться спать. Не думал, что дорога может так вымотать. И даже наличие какого-то пленного существа в доме Михаила меня не особо напрягало. Главное обмотать цепи, чтобы ночью не звенели и все.

— Запомнил дорогу или заплутаешь? — первый раз за все время обратился Егерь к Рехону.

— Запомнил, — с вызовом ответил тот.

— Тогда веди. Я буду замыкать, чтобы никто из вас не отстал.

Так мы и пошли. Судя по молчанию Егеря, даже двигались правильно. Правда, все это происходило лишь до определенной поры. Внезапно Михаил, который вдруг оказался прямо за спиной, обхватил одной рукой меня за шею, а второй закрыл рот.

— Не кричи, а то твой напарник услышит, — шепнул он.

Вариантов ответить у меня была масса. К примеру: «Никакой он не напарник», или «Какого черта?», и даже наконец «Юния, фас!». Однако ничего сказать я не смог. Тяжело говорить, с закрытым ртом. Что интересно, лихо никак не отреагировала на действия нового знакомого. Правда, и Егерь почти тут же отпустил меня. Вот только медленно, словно боялся, что я действительно заору.

Когда я повернулся к нему, чтобы высказать свой протест против таких манипуляций, то увидел Михаила, загадочно прижимающего палец к губам. Он поманил рукой и шагнул в сторону. Я чуть-чуть поколебался, но последовал за ним.

Отошли мы совсем немного, после чего Егерь достал со слова какой-то камень и сунул мне в руки.

— Подержи.

Причем вышло так естественно, что я даже не подумал, что это может быть ловушкой. Схватил неровный, со множеством пор и шероховатостей булыжник размером почти с человеческую голову, после чего услышал совсем неожиданное.

— Интересный экземпляр.

И вот теперь чуть не заорал от страха. Потому что говорил тот самый камень. Первым и наиболее естественным желанием было отбросить мерзкий говорящий булыжник прочь. Что, собственно, я и сделал.

— Блин, ты чего кидаешься? — возмутился камень.

— Матвей, действительно, можно поаккуратнее, — заметил Егерь. — Все же артефакт.

И сам поднял булыжник. Которому и приказал:

— Рассказывай.

— Я тебе много рассказать не смогу. Так, по мелочи и лишь за последнее время.

— Колянстоун, не раздражай меня. Не забывай, почему я почти не достаю тебя со Слова.

— Да рассказываю, рассказываю. Мертвая фурия, грифониха, лесной черт, бес. Бес обычный, среднестатистический. Даже обидно, что ли. Все такие редкие, а он…

— Задолбал, — ответил Михаил, убирая на слово артефакт тире камень.

— Это чего? — зачарованно спросил я.

Нет, я привык ко всякому за последние несколько месяцев. Однако Егерь смог меня удивить.

— Артефакт. Вроде как рубежника при жизни сильно прокляли, а потом голову отрубили. Но как-то плохо и не до конца. Он не умер, а долго мучался. Закостенел и превратился в камень. Но это он так рассказывает, я бы Колянстоуну сильно не верил.

— Колянстоуну? — на автомате повторил я.

— Его при жизни звали Николай. А когда он стал вот этим, не знаю уж кем, то решил на иностранный лад добавить к имени «стоун». Так-то как артефакт — он неплохой. Многое знает, а еще обладает способностью чувствовать всякое зверье. Ну, нечисть в смысле. Жаль только болтливый очень, сложно его долго вытерпеть.

— Дела… — почему-то протянул я присказку Егеря.

— Меня интересует другое, а именно — грифониха. Значит, не обманули чуры. Даже удивительно. Так что, расскажешь или как?

Я тяжело вздохнул, поняв, что на этот раз чуры меня действительно переиграли. И стал рассказывать.

Глава 15

— Фурий-то ты зачем разводишь? — спросил Егерь, когда я наконец замолчал.

— Сами завелись, от сырости. Точнее, мне их подбросили. Теперь не знаю, как от них избавиться.

— Как избавиться, — пожал плечами Михаил, — просто. Берешь, мертвой водой все обрабатываешь. Они сами наружу вылезают, как короеды. А там главное поймать. Хотя, если у тебя грифон, да еще послушный, с этим особых проблем не будет. Но можно и ловушку какую смастерить. Фурии жуть как мертвую воду не любят. Правда, сам я их не видел, но много читал.

Я слушал, развесив уши. Запоздало подумав, что вообще все это надо было бы записать. А еще понял, что Егерь явно не тянет на человека, который много читает. С другой стороны, наши стереотипы хоть часто и помогают в повседневной жизни, но это не значит, что они будут работать всегда. Потому что невозможно в один сложившийся образ уместить целого человека.

— Ладно, пойдем, а то твой кощей уже паникует, наверное. У меня леший тут грозный. Не любит чужаков.

— Мне в этом плане повезло. У меня батюшко добрый.

— Значит, не совсем леший, а скорее лесовик, — поправил меня Егерь. — Хотя порой даже сама нечисть между ними разницы не видит.

— А она есть?

— Есть. Но это как у любителей хорошего вина. Для обывателя, что одно, что другое — разницы никакой. Лишь бы по голове било. А для ценителей — есть. Лесовик — это добрый хозяин, а леший — строгий, часто злой. Вот у меня здесь именно такой. Ко мне-то уже привык, да и выбора у него особого не было, но чужакам лучше по одному не ходить. Хотя твой приятель сильный, может и с нечистью в ее обители потягаться.