Царь царей

Отужинали мы спустя полчаса, под грустные вздохи жирдяя, который заменял собаку, жадно глядящую на едоков. Егерь быстро пожарил на электрической сковороде макароны по-флотски, правда, вместо фарша использовал консервы. А тем временем в печи грелась кастрюля вытащенного из холодильника супа. Вот разве что выпить не предложил.

Не то, чтобы я был большой любитель, просто меня (как-то так получилось) окружали сплошь пьющие люди. И лично для Гриши подобное было бы точно странно. Есть просто так, без всякого аппетита.

Под конец застолья все недоеденное досталось жирдяю. А что, это даже удобно — не надо свинью заводить.

Затем мы пошли в «баню». Потому что по сравнению с моей это оказалась действительно скорее помывочная. Да и Егерь предупредил, что после еды лучше не париться, а только «сбить дорожную пыль». Что до бани, то она именно что была в кавычках. Помещение оказалось пристроено к сеням, размерами метра три на полтора. С крохотной печкой, баком с горячей водой, и полатями, где могли поместиться одновременно не больше двух человек, либо один нормальный жиртрест. На узком подоконнике лежали банные принадлежности. Ну, короче говоря, очень по-спартански.

Сначала пошли мы с Рехоном, как гости, а после мыться отправились Егерь с Виктором. Вообще, забавные у них были, конечно, отношения. Еще недавно жиртрест сидел на цепи, а сейчас мылся с хозяином. И при этом не выказывал никакого недовольства. Мне подсознательно даже захотелось перенять некоторые элементы тоталитарного правления Егеря. А то слишком мои домашние расслабились.

После мытья, мы напились какого-то травяного отвара, заменяющего чай, и нас наконец уложили спать. Мне досталась кровать в проходной комнате, а Рехону диван в дальней.

Как только я лег, будто провалился в перину. Меня обняли десятки невидимых рук, прижали к себе с явным намерением никуда не отпускать. Любой нормальный рубежник сразу бы заподозрил неладное. Я же сделал совершенную глупость — доверился Егерю.

Сейчас я чувствовал себя так хорошо и приятно, как не чувствовал давно. Казалось, еще чуть-чуть и, шаркая, ко мне подойдет бабушка, сядет на край кровати и примется медленно гладить по голове.

Я даже не понял, в какой момент заснул. Зато почувствовал, когда кто-то весьма нехороший принялся трясти меня. А кто еще будет прерывать честному человеку такой крепкий сон? Только какой-то самый настоящий злодей.

Им оказался Михаил, с невероятно зловещим видом, я бы даже сказал бандитским. Егерь слегка улыбался и зажимал мне рот ладонью. Опять. Более того, стали возникать невольные подозрения. Может, у него какой-то определенный фетиш на эту тему? Ну, молчаливые женщины нравятся и все такое. Хотя я тоже дал маху, где таких можно найти? Если только в библиотеке.

Егерь вновь, как и вчера, прижал палец ко рту и указал на мою одежду, после чего тихо вышел наружу. Больше всего мне хотелось проигнорировать хозяина дома и завалиться обратно спать. Но я все же сел на кровати, разглядывая босые ноги и неприятно ежась. Вот почему нельзя было встать чуть попозже? Посетовав на свою судьбу еще с полминуты, я все же поднялся и стал быстро одеваться.

Рехон спал в соседней комнате без задних ног. И вообще создавал впечатление приятного во всех отношениях человека, а не потенциального отцеубийцы. Меня же удивило, что он даже не дернулся, пока я шел к выходу. А ведь я тот еще «тихушник», когда что-то стоит сделать незаметно.

Егерь стоял на улице, даже не замечая утренней свежести. Меня же пробрало до костей. Михаил махнул рукой, и мы пошли по тропинке через продуваемый насквозь осенними ветрами лес. Кроссовки почти сразу намокли, но вместо холода пришло какое-то странное, еще неизведанное ощущение. Вот именно сейчас мне чудилось, что я по-настоящему жив. Словно все предыдущее существование оказалось прелюдией к сегодняшнему утру.

— Держи, — подал мне кусок твердого, как и его намерения, хлеба Егерь.

— Лешему? — сразу понял я.

— Да, на всякий пожарный. Так-то ты со мной, но может что угодно случиться.

Вскоре мы вышли на небольшую полянку с будто заранее заготовленным пнем. Тот тоже был старым, только в отличие от стоявшего на границе владений моего батюшки, не трухлявым. Я положил краюху на него, впустил чуть хиста и пробормотал.

— Батюшко, прими скромный дар от рубежника. В твои владения вхожу, но не ради забавы или наживы, а токмо по необходимости. Не гневайся и не серчай.

— Токмо, — усмехнулся Егерь. — Можно же сказать «лишь» или «только».

— Я как было в книжке написано, так и сказал, — пожал я плечами.

— Слова должны от сердца идти. Тогда и не важно, что ты говоришь.

— Думаешь, не примет дар?

— Уже принял, — махнул в сторону пня Егерь.

Там ободранный заяц торопливо пытался стащить краюху в траву, искоса поглядывая на нас. Меня вообще такие инициативные животные всегда напрягали. Все-таки не контактный зоопарк. Как в школе учили? Если дикий зверь подходит к вам совершенно не боясь, либо он из цирка, либо бешеный. И что-то красочных шатров и разрисованных ребят в больших ботинках я здесь не видел.

Впрочем, Михаил на косого не обратил никакого внимания. Он отошел в сторону, остановился, заметив, что я не тороплюсь последовать за ним.

— Да пойдем. Или тебе нужно, чтобы леший вышел и в пояс поклонился.

— Ну, вообще-то у меня раньше именно так и было, — принялся я догонять Егеря. — Правда, я приносил не хлеб, а крендели. Мой леший вообще любит всякое сладенькое.

— Думаешь, если я притащу крендель, то леший начнет относиться ко мне намного лучше?

— Почему бы просто не попробовать?

Внезапно налетевший ветер, раскачавший верхушки деревьев, словно заметил, что именно так сделать и надо. На что Егерь усмехнулся и отрицательно помотал головой. Ясно, делать он это, конечно же, не будет.

— Витя вокруг тебя всю ночь ходил, — продолжил Михаил. — Я уж думал, приглянулся. А он, говорит, нечистью тащит. Словно рядом с тобой лежит. Говорит, нечисть «ненашенская» и сильная. На силу его прогнал. А ты не почувствовал?

— Неа, — ответил я как можно спокойнее.

Нет, я привык, что рубежный мир иногда выкидывает фортели. К примеру, что не могли распознать все вместе взятые чуры, внезапно почуял самый обычный жиртрест. И опять же, исключительно из-за своей природной аллергии.

Наконец Егерь остановился перед густым кустарником, махнув мне рукой. И только когда я подошел, он раздвинул кусты. На каменистой площадке, за которой лишь отдаленно угадывался обрыв, спал в огромном гнезде из толстых веток (по мне, почти деревьев) химера, как говорили чуры. Не то крохотное подобие летающего создания, которое показывало характер и гадило у меня за баней, а самый настоящий грифон. Широкоплечекрылый, в холке метров трех, если не больше (так трудно сказать), разве что цвет оперения у него был серый. Буквально мышиный. Прям совсем непривлекательный. Однако во всем остальном нечисть внушала уважение.