Царь и Россия(Размышления о Государе Императоре Николае II)

Обязанность свидетелей эпохи — правдиво установить обстоятельства, при которых Государь Николай II вступил на престол и царствовал.

Условия эти были таковы, что помимо своей воли он оказывался иногда бессильным использовать полноту своей власти и проявить ее, как бы того ни желал. «Бессильный, — спросят меня, — значит безвольный?» — Нет, понятия эти совершенно разные.

Не будем утверждать, что Государь обладал непреклонной волей. Были случаи, когда он мог, — и не проявил ее. В ущерб или на пользу стране были эти случаи уклонения от воли — подлежит обсуждению. Но не эти случаи были роковыми для страны. На них, как и на некоторых ошибках в цепи событий, останавливаться нельзя.

Бесспорно одно: в главнейших вопросах судьбы страны Государь во все время и до последнего часа проявил громадное напряжение характера, выдержку и волю не уступающего Царских прав и не поступающегося Царской честью и достоинством своей Родины Государя.

Больше того — лишь он, Русский Царь, остался до последней минуты один непоколебимо верным присяге России и за нее — безропотно — не склонил, а сложил голову.

Докажем, что и последнее обвинение, что он отрекся по безволию — в корне лживо.

Государь вступил на престол при кажущемся благополучии в стране. За тринадцать лет до того престол этот был в крови его великодушнейшего деда. Это неслыханное по цинизму убийство висело гнетом, а покушение в Борках доказывало, что поход на монархию продолжается [146] . Личность гиганта духа Александра III грозила подняться во весь рост самодержавия при малейшей попытке общества стать на пути его воли. Он сам держал в повиновении не только страну, но его воля лежала неподъемным грузом какой бы ни было агрессивной политики как общества, так и некоторых извека злобных против нас стран Запада. Но Государь в краткое царствование не успел противопоставить чего-либо реального начавшемуся расстройству экономического порядка в стране, кроме его величайшего творения — проведения Сибирского пути [147] , значения которого никто и по сегодня не оценил, не поняв громадности замысла хода на Восток, где будет решаться все будущее России. Не поняли и того, что этот путь уже спас наш Восток от Англии, опоздавшей кинуть на него Японию.

146

Дед Государя Николая II, Император Александр II, был убит террористами 1 марта 1881 г. Через семь лет, 17 октября 1888 г., под Харьковом у станции Борки произошло крушение императорского поезда, в котором находился Император Александр III со всей своей семьей. Причина катастрофы, в которой пострадали свыше 280 человек, 21 из которых погиб, не была установлена следствием, но многие факты (прозвучало два взрыва, Великая княжна Ольга взрывной волной была выброшена из вагона, характер повреждения ж.д. состава и ж.д. полотна) свидетельствовали о том, что это был теракт.

147

Великий Сибирский путь — железная дорога через всю Сибирь, Транссиб. Начало его сооружения было положено 19 мая 1891 г., когда во Владивостоке совершилась закладка первого звена Транссиба — Уссурийской жел. дороги. Начать это «истинно народное дело» Император Александр III поручил Наследнику престола, Цесаревичу Николаю. Завершилось строительство Великого Сибирского пути 5 октября 1916 г., когда для движения был открыт мост через Амур в Хабаровске. Торжественное событие приурочили ко дню рождения Наследника престола, Цесаревича Алексея.

Меньшего значения были внутренние реформы — водворения порядка на местах, с руководством департаментом из Петербурга. Вместо широкого самоуправления и органической системы децентрализации и установления действительной власти на местах, законодатель ограничился «опытом» введения земских начальников, причем предводителям дворянства, председателям ряда учреждений не было дано ни власти, ни прав, ни ответственности [148] .В уезде так и не создалось руководящего и объединяющего все части управления и хозяйства органа местной власти.

148

В апреле 1904 г. Плеве передал мне Высочайшее повеление спешно представить законопроект местной реформы: губернские и уездные советы, уездный начальник, приход, губернские и областные Думы. Комиссия созывалась на сентябрь. Плеве был убит. Кн. Мирский и Булыгин считали местную реформу при Думе ненужной. Подробности этого дела печататься будут в моей «Экономической истории России». — Авт.

Власть появилась не в уездах, а в участках. Мысль Государя была сначала отлично воспринята населением, но не имея ни местного руководства, ни конечной связуемой со строем и земством системы, ни цели, корней не дала. Через головы всех учреждений вожжи управления были в руках департаментского чина, и склонявшиеся перед таковым губернаторы считались с номером «входящего» приказа из Петербурга, а не с земской и сельской жизнью. При этих условиях лучшие и независимые местные люди служить не могли и состав оставлял желать лучшего. История «входящих» бумаг из министерства и пресловутого земского отдела трагикомична. История эта, ломавшая иногда весь быт и жизнь народа, не могла быть известна Монарху, и причин неудачи реформы он не знал.

Но, кроме того, даже против этой единственной местной власти в эпоху бесконечных комиссий Коханова и Пазухина ополчился либеральный клан бюрократии, и урезаемая реформа так и осталась незаконченной до 1905 года, когда при Думе и свободе печати о «власти» никто уже не смел заикнуться. Нечего говорить, что общество и печать ненавидело и высмеивало даже эту попытку устроения порядка. Ничтожная же оплата огромного труда земских начальников не могла привлечь настоящих сил. Таким образом, реформа Государя не получила завершения, и армия поставленных в деревню чиновников осталась армией с генералами и штабами, но без строевых командиров. Удовлетворительно справляясь с задачей — как делать, армия эта не знала — что делать.

Второй важной реформой Государя Александра III был крестьянский банк. Но министерство финансов до 1897 года медлило развить его деятельность, а с падением денежных средств деревни (цены на хлеб — 18–25 копеек пуд) население не могло развить свободной покупки земель.

Экономическое положение страны за период царствования обоих Государей сливается, примерно до 1900 года. С 1880 года сельское хозяйство переживает резкий кризис, цены на продукты непомерно низки, покупательная способность населения слаба, и при этих условиях два тяжелых неурожайных года ослабили силы населения. В тот же период шла политика экспериментов господ Бунге, Вышнеградского и Витте: страна втягивалась в международный торговый и золотой оборот. Мы начинаем делать долги, и на страну возлагаются все обязанности капиталистического хозяйства по западному образцу.

Здесь нет места объяснять, как самобытный по духу Государь Александр III был вовлечен министрами и дипломатией в безвыходный круг международных обязательств и некоторых форм политики и хозяйства, и разгадка уступчивости этого Государя нелегка. Бросив Западу свой исторический тост «за единого друга — Черногорию», Государь выказал свое недоверие миру [149] , но мир был сильнее его: к нам с Запада поступила бюрократическая система управления и хозяйства, на которую даже такой Государь, как Александр III, вынужден был опираться.

149

«Из всех приездов в Петербург коронованных особ во время царствования Императора Александра III наиболее нашумел приезд князя Черногорского Николая. Приезд этот был в первые годы царствования Императора Александра III и нашумел он потому, что во время обеда Александр III провозгласил тост за „единственного моего друга князя Черногорского“. <…> Я думаю, что этот тост <…> следовало бы понимать в том смысле, что Государь провозгласил его не бесцельно, провозгласил именно, чтобы показать, что ему никаких, ни с кем, политических дружб не нужно, что он считает Россию настолько сильною и властною, что ни в каких поддержках ни от кого не нуждается; что он сам стоит на ногах и сам влияет на общемировую политику, ни от кого не зависит, а напротив те, которые желают соответствующего успеха в мировом концерте, должны желать и искать дружбы России и ее Монарха, Императора Александра III» (Витте С.Ю., граф. Воспоминания: Детство. Царствование Александра II и Александра III (1849–1894). Берлин: Слово, 1923).

В то же время и в полное противоположение развитию капиталистического хозяйства тот же Государь дает закон 14 декабря 1893 года [150] о неотчуждаемости крестьянского надела. Этим законом крестьяне почти навсегда закрепощались к земле. Ни продать, ни купить земли, ни пользоваться где-либо кредитом с этой поры крестьяне не могли. Останавливалось всякое внутреннее и внешнее сельское передвижение, расселение, переселение, выход из общины и т. п.

150

В 1894 г. по докладу Н. Павлова Саратовское дворянство дерзает представить доводы против этого закона и необходимость упразднить общину. Резкие доводы докладчика против общины о «неминуемой революции, черном переделе и проч., если власть не решится на ряд реформ и действий», вызвали протесты губернатора и письма министра — о темах, «волнующих умы». По докладу Н. Павлова Саратов, двор, в 1897 г., о реформе крест, и двор. Б., о земельном устройстве, о групповом переселении дворян и земцев с крестьянами в Сибирь, возбуждены ходатайства. Государю благоугодно было одобрить идеи. Полугодовая поездка Н. Павлова с 58 выборными ходоками 7000 верст в степях дали материал А.Н. Куломзину, и законопроекты печатались. В основу всех реформ ставится единоличная собственность, кредиты крестьянам, амелиорация, поселки и т. п. В 1902 г. все печатные доклады комиссии сданы в архив. Комиссии закрыты. — Авт.

Даже Государь Александр II и его комитеты не могли бы допустить мысли, что крестьяне, покрывшие выкупной долг, могут быть когда-либо ограничены в праве собственности.

Невероятное совершилось, и даже в 1907 году (реформа Столыпина) этот закон не был отменен.

Вся история этого закона и его последствий многократно изложена мною в печати с 1894 года, и я привожу лишь самый факт укрепления общины за счет всякой экономической свободы крестьян и за счет успехов сельского хозяйства. Излюбленная и взлелеянная сановниками (во имя нужды в рабочих руках помещиков-сановников и лени бюрократии провести кадастр), а также славянофилами и рядом с ними Герценами, Бакуниными и Чаадаевыми, и сочиненная в 1836 году для России немцем Гакстгаузеном община, этот явный признак строя социализма, актом 1893 года получил вящее и беспредельное закрепление, превосходящее даже начало коммунистическое, дающее некоторые права выхода из коммуны.

К радости Герценов, Винаверов, Савинковых и Ленина, монархия ужилась с подлинным сельским социализмом; капиталистическое хозяйство строилось при коммуне-общине — и в этом трагическом сочетании и глухой борьбе двух противоположных начал кто-нибудь должен был уступить [151] .

Консервативнейший Государь безотчетно встал на опасный путь. Одной рукой он дал Витте вводить капитализм, другой думал укрепить против него заставу земельного тягла и общины, веря, что народ-общинник останется русским и не наденет маски Интернационала.

151

С.Ю. Витте — крупнейший по уму чиновник эпохи; но он обезличен чьей-то влияющей на него властью, и он против воли ведет страну культурными путями к хаосу. Очевидно, он знает «нелепость» забвения сельского хозяйства и развития промышленности — при падении народного достатка. Он знал необходимость свалить общину, знал, как помочь сельскому хозяйству, необходимость переселения, расселения. Знал — и всему этому до конца противился. В мемуарах я записал целый ряд бесед с ним: знал его сотрудников и знакомых, и некоторые его планы. Он ненавидел Столыпина за его политику, ненавидел больше, чем Плеве, хотя Петр Аркадьевич никогда его не затрагивал. На все пожелания Государя (эпоха отмены круговой поруки и прощений долга по выкупным) помочь деревне Витте отвечал отсутствием средств. О том, кому он подчинялся, сказано будет в другом месте. Надо удивляться, сколько в его посмертно изданных книгах сказано ненужного, мелочного и неправильного, недостойного его ума, опыта и знаний. Будь он жив, он никогда бы такого труда не выпустил. Надо надеяться, что его книга послужит материалом историку только в своей деловой части, а остальное, как ненужное и злостное, канет в вечность без чьего-либо внимания и уважения. — Авт.