Царь и Россия(Размышления о Государе Императоре Николае II)

Государь Александр III жалел народ, боясь его обезземеленья, боясь сферы кредита и веря в самобытную крепость духа народа. Мы знаем, что он колебался, но благодаря влиянию на него министров — Толстого и Победоносцева — и всей бюрократии он перед своим концом бросил закон 1893 года, как якорь для народа, но этим остановил движение и работу крестьян. Очаги немца Гакстгаузена тлели. На общину, как на спину тарантула, насадится интеллигенция и зальет Россию ядом социализма в 1917 году. Та же община — клетка и аппарат, который даст возможность большевикам держать народ годами в трепете и нужде.

Покорный мысли, воле и заветам отца, начал царить Государь Николай II.Экономическое положение было сложно и неблагополучно. Сельское хозяйство не могло не падать: налицо была община — воспитательница лени и народа, и правящего класса: что могло быть легче для фиска [152] и для управления, как распоряжение кучами Иванов Непомнящих!

Витте, поднимая на дыбы промышленность при общине и слабеющем сельском хозяйстве и начиная занимать золото, сознательно не открывает глаза обоим Государям. Неопытный в первые годы Государь был всецело в руках старых министров.

152

Фиск — государственная казна.

Но кризис сельского хозяйства не мог уже быть замолчан. Дутые успехи показной для Запада политики Витте не скрывают кризисов и падения сельского хозяйства. Настало время, когда вся система государственного хозяйства требовала пересмотра.

«Неисчерпаемые» наши богатства не слишком привлекают иностранный капитал, и с 1900 года приток его ослабевает. Повторяется слово «урожай», и на нем начинает строиться вся наша экспортная политика и бюджет. Открыв все денежные краны казны промышленности и торговле (городам), Витте не дает ни копейки земле, и от нее ждет средств.

По почину Государя, в 1901 году созывается Особое совещание сельскохозяйственной промышленности [153] . Витте организует его добросовестно, но ставка его на либерализм провинции срывается; до 600 комитетов говорят одно дело (о «конституции» проговорились всего 8 комитетов). Комитеты консервативны; просят: уничтожения общины, перехода к единоличному владению, кредита, расселения, переселения и проч. На величайший акт Государя — призыв местных людей — сельская Россия дает решающий и продуманный ответ. Началась сводка капитального труда. Особое совещание работает в комиссиях и подходит к выводам…

153

Пишущий эти строки жил 35 лет в деревне, был предводителем дворянства, участником земства 22 года, почетным судьей 18 лет, выборщиком в Государственном Совете от дворянства 11 лет. В 1901 г. состоял членом двух уездных комитетов и Саратовского губернского и вызван был Витте для участия в Особом совещании и трех комиссиях. Комиссии финансовая и по реформе крестьянского банка (по моему докладу), заканчивая 6-месячную работу, были закрыты управляющим земским отделом Гурко по распоряжению Плеве, согласно Высочайшего повеления. Почти все доклады и журналы вывезены мною из России. — Авт.

Государю была необходима такая помощь, он ждет ее с мест, проявляя громадный интерес. Как в освободительную реформу Александра II,как в эпоху местной реформы при Александре III,так и в эту эпоху Петербург — общество и бюрократия — вмешиваются двумя течениями. Одни находят ответы комитетов слишком консервативными, другие — либеральными. Чиновный Петербург возмущается — как смеет провинция указывать! Начинается ведомственная, подпольная борьба и интрига. Плеве подозревает Витте. Витте его ненавидит. Два клана борются два года и якобы консервативное течение берет верх. Плеве испрашивает повеление остановить работы Совещания — и на них ставится крест. Труды Комитетов сданы в архив.

Государю неоткуда знать правды, так как сводка трудов не готова, а самый процесс Совещания ему представлен как опасный шаг со стороны Витте.

Исторический и важнейший акт Государя — созыв Комитетов — сорван! О нем нарочно забудут до 1917 года и будут делать вид забвения до сих пор.

Полно или не полно созванная, но страна, в числе до 50 тысяч местных людей и крестьян, ответила Государю, показав свой разум и верность. Община была накануне конца, а бюрократия и общество ее опять отстояли — для 1905 и для 1917 года.

Злорадно смеялся Витте и его светские друзья, радовались немцы.

Этого мало: на волю Государя был сделан поход, и кампания оппортунистов-чиновников, поныне здравствующих, побудила Плеве испросить Манифест 26 февраля 1904 года, которым община и неотчуждаемость надела и затруднение выхода из общины и переселения подтверждались и закреплялись. Это был удар ведомственный по Витте, отразившийся на работе всей местной России, ничего с Витте общего не имевшей.

И лишь в 1907 году, первый после Александра I, Государь решается сломить общину и дает свободу действия Столыпину. Община надломана, но не сломана. Закон о собственности еще не проведен, но вводится единоличное хозяйство.

На этот закон общество отвечает так: все радикальное общество, бывшее в 80-х годах за индивидуальное право, становится против Столыпина. Враги России поняли, что община — основной успех и ключ революции. Поняли и зарубежные враги, что при объявлении всей земли личной собственностью ее пользователей — народ в десять лет окрепнет, будет непобедим. Начался второй поход, и Столыпина убили.

Его последователи не имели ни энергии, ни разума быстро и энергично закончить эту главную реформу Государя, подымавшую все силы народа и хозяйства и страховавшую от всяких революций.

III

Оглядываясь на истекшее пятидесятилетие, можно показать, как прикованное к земле сельское население постепенно оскудевало, как с наступавшим недомоганием падали нравственность и порядок. Еще недавно крепкое духом и совершенно покойное население развращалось. Наступило оскудение и с ним пьянство, ропот и развитие легендарной лени.

Радикальное общество это видело и, не касаясь экономических причин, отстаивая общину, твердило о спасении — в конституции, сознавая, что именно в общине народится деревенский бунт, без которого городская вспышка, как в 1905 году, будет безрезультатна. Отсюда — борьба и ненависть к Столыпину, ряд покушений и убийство. Отсюда ненависть к поместному дворянству, знавшему правду.

Но не этим одним исчерпывается история отношений общества ко всем начинаниям Государя Николая II: в знатных верхах Петербурга издавна повелась борьба против всяких «новшеств» и земельных реформ; борьба против переселения, расселения, против развития земельного и иных кредитов. Владельцам латифундий, живущим в Петербурге (из 36 млн. десятин двор, земли 700 владельцев имели 20 млн. десятин), нужны были сельские рабочие и дешевые руки. Это корень их интересов, а последствия падения общины — переселение, расселение и прочее — сократило бы многочисленную и дешевую рабочую силу. Отсюда многолетняя защита общины в Государственном Совете и в составе бюрократии. Отсюда пренебрежение к поместному дворянству, уездному земству и Особому совещанию. Отсюда скрытое недоброжелательство к Столыпину. Отсюда издавна чинимые всякие препятствия переселению, расселению и прочему. За двадцать лет Государственный Совет восемь раз высказывается против земельной реформы и переселения, и министерство внутренних дел ведет переселение спустя рукава и само же своим земским отделом [154] в течение 20 лет тормозит его.

154

Особенно упорно отстаивали общинное начало и тормозили переселение Стишинский и Гурко. — Авт.

Безземельная интеллигентная бюрократия мыслит по руководству радикалов, за общину: она безразлична к сельской жизни или ничего не смыслит и прислуживается перед знатью во имя карьеры.

Так длилась при трех Государях защита социалистической крепости — общины. На долю Государя Николая II выпало покончить с ней. Его лучший министр был снят с пути, и нерешительно надломленная община продолжает нести свою службу врагам рода человеческого, умерщвляя чувство собственности, права и труда.

Нельзя, однако, не предвидеть, что надлом в роковом общинном начале, совершенный с опозданием на полвека Государем Николаем II, и очевидность выгод хуторского и личного владения не пройдут даром, и в той же общине самотоком забродит природное и непобедимое ничем чувство собственности и личности, и в ней же, наперекор всем идиллиям одних и подлым умыслам других, будут пущены корни народного непреодолимого желания к свободе, труду и личному достатку. Рано или поздно народ сам разобьет общину… если, что будет неудивительно, не покончат с нею сами социалисты-большевики, введя институт собственности.