Царь с востока

Тем временем Бонгрим продвигался по северным провинциям Кореи, беспрестанно пополняя свою армию не только крестьянскими отрядами, но и гарнизонами небольших крепостиц и городков, которые лежали у него на пути. Провинциальные военачальники, управляющие провинциями и уездами, чиновники, главы кланов, депутации янбанов, ремесленников и крестьян - все они спешили засвидетельствовать перед принцем своё почтение и показать ему свою полную лояльность. Ли Хо благосклонно принимал этих людей, слушая их уважительные речи, исполненные почитания памяти его отца и надежд на то, что принц будет следовать ему во всём. Но были и те, с кем Ли Хо принципиально не встречался - к ним относились знатоки конфуцианского учения, служители прошлого - как он их называл. Это никоим образом не мешало ему пользоваться любовью среди простого народа, у которого до сих пор в почёте были культы духов земли и неба, рек, озёр и гор.

Первое серьёзное столкновение с правительственными войсками произошло под Чхорвоном. Войско принца, преодолевая горный район Йонсо, двигалось берегом реки Хантан, обходя стороной и буддийский монастырь Куынса, и крепость Чхорвона, пострадавшую ещё во времена японского вторжения. Передовые конные отряды обнаружили вставшего на отдых противника в живописной, окружённой острыми скалами долине Тамтхо. По оценке командира разведроты, численность армии регентского совета составляла не менее пяти тысяч пехотинцев, а также около тысячи всадников. Силы Бонгрима уступали неприятелю в численности, кроме того, большая часть его войска была плохо вооружена - особенно крестьянские ополченцы. Но было у него и неизвестное врагу преимущество - испытанный в боях и спаянный дисциплиной полк 'Бунно*', состоявший из двенадцати сотен бойцов, включая подразделения обеспечения, которые также крепко держали в руках оружие и умело им пользовались. Всадников, вооружённые цепами, копьями и трезубцами, из примкнувших к принцу северных гарнизонов у военачальника Ан Чжонхи насчитывалось лишь две с половиной сотни - но и они представляли собой весьма серьёзную силу перед основной частью войска регентского правительства - неопытными солдатами, набранными, главным образом из крестьян. Как только воинство Бонгрима быстро развернулось в боевые порядки прямо с марша, Чжонхи, форсируя события, начал немедленное движение навстречу выжидающему в покое противнику. Полк "Бунно" занял центр построения. На флангах военачальник принца выставил небольшие конные отряды, а во втором эшелоне двигались пехотинцы из северных провинций. Крестьянские отряды своего войска Чжонхи оставил в арьергарде, надеясь, что до их участия в битве дела вообще не дойдёт.

– Посылать людей на войну необученными - значит предавать их, - на полевом совете перед боем Ан Чжонхи процитировал слова Конфуция, на что принц заметил:

– В данном случае Конфуций прав! Но для нашего противника эти слова - пустой звук. Смотри! Они кидают вперёд крестьянских сынов. Глупцы!

Войско принца, спускаясь в долину, между тем всё ближе подходило к противнику, занявшему оборонительные позиции между бегущей по камням рекой и скалами, тянущимися к голубому небу. Ряды неприятеля заволновались, увидев слаженные движения своего врага. В полку 'Бунно' был отряд музыкантов, которые использовали не только корейские инструменты, но и те, что были приняты в войсках северного соседа. Басовитые удары барабанов, наверное, было первым, что услышали солдаты регентской армии - потом им стало уже не до них. А когда до врага оставалось около одного ли, что на Сунгари считалось за пять сотен метров, войско Бонгрима остановилось. Ан Чжонхи на чёрном жеребце выехал вперёд строя, сопровождаемый офицером и знаменосцем, который удерживал в руке полотнище с гербом Чосона, на котором извивался рассерженный дракон. Но с военачальником принца никто не захотел говорить - а из стана неприятеля, расположившегося на невысоком каменистом холме, что стоял позади выстроившегося войска, в сторону войска Ли Хо полетело несколько каменных ядер из гулко ухнувших гаубиц. Камни упали менее чем в сотне метров от первых рядов солдат. Чжонхи, оскорбившись, поворотил жеребца, и парламентёры устремились обратно. Полковая артиллерия - четыре литые пушек, перевозимые на мулах, уже давно были готовы к стрельбе, и военачальник принца приказал командиру батареи обстреливать холм, на котором находилась ставка врага. В отличие от своего неприятеля, канониры принца имели на вооружении не каменные ядра, а бомбы, разрывающиеся на множество осколков и поражающие ими пространство вокруг. Вскоре рявкнули орудия и, пролетев над головами своих и чужих солдат, три бомбы из четырёх разорвались на склонах холма, не нанеся особого ущерба врагу. Одна бомба, к досаде Ли Хо, наблюдавшего за стрельбой, и вовсе не взорвалась. А тем временем конница регентской армии начала концентрироваться на правом фланге, готовясь к решительному удару по малочисленной коннице Бонгрима. Следующий залп батареи был более удачен - один из шатров разорвало в лоскуты, повалены стяги врага а, кроме того, от испуга разбежались кони обоза, которых тут же принялись ловить рекрутированные крестьяне, добавляя суматохи в тылу вражеского войска.

И тут снова ударили барабаны и заиграли трубы - полк двинулся в атаку. Пушки же теперь перенесли свой огонь на доступный им правый фланг неприятельского построения, заставляя всадников врага, потерявших с десяток воинов, укрыться за скальными выступами. 'Бунно' тоже понёс первые потери - каменные ядра гаубиц нашли своих жертв среди бойцов.

Тут же неприятельские военачальники, умело перебросив свою конницу на другой фланг, недоступный для полковых пушек, бросили в бой свою главную силу - всадников, вооружённых цепами. Отличное владение этим смертоносным оружием одного удара являлось визитной карточкой корейской кавалерии, как и красота исполнения этого удара. Ли Хо, наблюдавший за полем боя в увеличительную трубу, даже залюбовался конной атакой. Воистину, прекрасны были эти воины! И горе падёт на голову тому, кто бросил их на войско законного наследника трона!

Командир полка Сергей Ким, находившийся, вопреки уговорам принца, в боевых порядках, заранее приметил перемещение всадников врага и остановил движение своих солдат. Над рядами воинов раздалась его команда, передаваемая офицерами:

– Стой! Первая шеренга на колено! Готовсь! Огонь!

Грянул слитный залп, нанёсший чувствительные потери первой волне приближающегося противника. Вскоре грянул и второй залп, солдаты слаженно и чётко перезаряжали своё оружие. Но не допустить всадников до сшибки всё стрелки не смогли - помешали складки местности, конница обогнула поле боя, укрывшись высоким берегом реки, после чего обрушилась на правый фланг. Завязался конный бой, яростный и кровавый. То и дело из сёдел вылетали воины, покалеченные жестокими ударами цепов или пронзённые копьями. Стрелки теряли людей от метких выстрелов лучников противника, крестьяне то и дело оттаскивали бойцов, посечённых стрелами в тыл к медикам.

Пушки практически разгромили ставку и лагерь регентского войска, сейчас там виднелись лишь разбитые повозки да поваленные шатры, близ которых курились дымки. А в высокой траве долины полегло немало одетых в белое обозников, убитых осколками, меж телами которых бродили понурые кони, пугливо отшатываясь от очередного близкого разрыва бомбы. Ли Хо с ужасом смотрел на братоубийственный бой, покрывшись холодным потом. На душе его стало мерзко и противно, принц в этот момент люто возненавидел всех этих подлых и продажных чиновников, которые ради маньчжурского сапога готовы были пожертвовать не только свободой своей страны, но и жизнями сильных воинов, лучших сынов народа. Мрази!

А между тем, на помощь малочисленным всадникам Бонгрима пришли солдаты северных гарнизонов, использовавших копья чжукчжанчан, длиною чуть более четырёх метров. Ощетинившиеся ими отряды, взаимодействуя со стрелками и конницей, старались отбить атаку неприятельских кавалеристов. Бунновцы же, продолжая вести огонь, отстреливали лошадей врага. Всадник без коня - плохой воин! А тем временем, военачальники регентского войска, видя, что конница завязала борьбу, бросили в бой и пехотинцев. Но, видит Небо, они были неправы! Кавалеристы, которым так и не удалось вклиниться в порядки своего врага, вскоре были отброшены навстречу своей же пехоте плотным ружейным огнём стрелков принца.

– Панцирники! Вперёд!

В первые ряды наступающего полка выдвинулись две ударные роты панцирь-гренадёров, как таковых воинов называли на Сунгари - солдаты решительного удара, одетые в броню, имевшие гранаты, тяжёлые сабли, булавы и револьверы. Это сильные и бывалые воины, знавшие себе цену и уверенные в своих силах, не раз обращавшие в паническое бегство маньчжурских солдат. Первая же сшибка панцирников с неприятельской пехотой оказалась для врага поистине ужасной. Сначала полетели гранаты, которые нанесли не столько физического урона, сколько морального, а потом с яростными криками во вчеравших крестьян врубились гренадёры, производя среди неприятеля сущее опустошение. Пехотинцы регентского войска спустя несколько минут буквально взвыли от ужаса и бросились наутёк, совершенно развалив последнее подобие строя. Смешавшись со своими всадниками, они бросали оружие и пытались бежать, бежать прочь, куда угодно... Некоторые бросались в пронзительно холодные воды Хантана, чтобы перебраться на тот берег и укрыться среди далёких зарослей высокого кустарника. Лишившиеся управления, совершенно деморализованные солдаты врага сдавались в плен десятками, сотнями. Крестьянам принца пришлось немало потрудится, чтобы загнать пленников в скальный карман. Вскоре принц подъехал к помрачневшим и насупившимся людям на взмыленном жеребце и, буравя тяжёлым взглядом недавних врагов, рубленными фразами объявил:

– Я не держу на вас зла! Я приказываю вам немедленно возвращаться к своим очагам! Занимайтесь хозяйством и растите детей! Больше никто вам не прикажет умирать за маньчжурских прихвостней! Всё, убирайтесь прочь!

Немногих оставшихся в живых военачальников Ли Хо объявил виновными в случившейся бойне и повелел казнить тут же, а от знатных воинов из числа кавалеристов потребовал немедленно отречься от узурпаторов престола и марионеток империи Цин, признав своим властителем его, наследного принца Бонгрима, сына вана Инджо. Лишь две дюжины пленников, представлявших знатные кланы, отказалось поступить подобным образом, и все они были обезглавлены перед своими недавними товарищами. А спустя несколько часов отдыха армия принца, оставив на месте боя похоронные команды, снова двинулась к столице, путь к которой более никто не мог бы ей преградить. Начиналась новая эра древней страны Чосон.

Глава 11

Владивосток - острова Амами - Эдзо. Сентябрь 1653.

Налёт на Амами прошёл молниеносно, как и задумывал Сазонов. Сам воевода в операции не участвовал, поручив командование полковнику Семёну Дежнёву, начальнику батальона морской пехоты, сформированного из наиболее подготовленных бойцов, знавших море не понаслышке. Костяк батальона составляли казаки и поморы, а также айну и дауры. По сути, операция стала лишь тренировкой перед скорым походом на Эдзо - вождь Сагусаин, наконец, передал Нумару весть об объединении нескольких племён и готовности эдзосцев начать восстание против японцев. Только потому Сазонов одобрил рейд на Амами - чтобы бойцы поднабрали опыта в столкновении с самураями, поближе узнали своего неприятеля да наладили более тесное взаимодействие между собой. В начале сентября корветы 'Богатырь' и 'Удалец', выйдя из Владивостока, направились на юго-запад. После короткой остановке на Цусиме, во время которой несколько молодых людей, направленных князем Со в помощь своему сюзерену как переводчики, присоединились к штабу батальона, корабли взяли курс на Амами. По информации, полученной от вана Рюкю, Дежнёву было известно о малом количестве японцев на островах, а воинов и вовсе было чуть более двух сотен. А на самом деле их оказалось и того меньше - около сотни. Однако и они оказали упорное сопротивление чужакам, заставив их обложить деревню на главном острове гряды, где жили японцы и обстреливать её. Тут и помогли цусимцы, убедившие самураев уйти с островов, сохранив честь непобеждённых и личное оружие. Кроме того, старшему среди японцев было рекомендовано соблюдать приказ сёгуната о принципе 'страны на замке' и не пытаться захватить чужую землю. С тем они и уплыли на трёх джонках, оставив на произвол судьбы поселенцев, которых насчитывалось чуть менее четырёх сотен человек. Острова, оккупированные княжеством Сацума, теперь были полностью зачищены от японского военного присутствия. Кстати, оказалось, что коренные жители этих островов вовсе не горят желанием возвращаться под руку вана Окинавы. Кроме того, прежде они не раз пытались добиться самостоятельности от династии Сё. Ангарцы, несмотря на просьбы островитян, не стали задерживаться у Амами. Полковник Дежнёв обещал лишь своё покровительство от японской угрозы. Японские поселенцы, оказавшиеся на острове по приказу даймё, были перевезены корветами на Японские острова и высажены прямо на берегу у рыбацкой деревушки близ города Кагосима. Совсем недалеко от места высадки находилась резиденция самурайского рода Симадзу, захватившего Амами четыре десятка лет назад. Японцы поначалу так и не решились помешать столь дерзкому действу со стороны неизвестных им людей. Простые сацумцы, в том числе рыбаки, раскрыв рты, лишь наблюдали за шлюпками, приходящими со стороны чужих кораблей и выбирающимися из них соплеменниками. Войско же местного даймё, наспех собранное, появилось на берегу уже после того, как корабли, подняв паруса, ушли на север.

По возвращению корветов во Владивосток 'Богатырь' сразу же встал у причала для ремонта - ещё в пути в корпусе открылись течи. Требовали починки и осмотра машины кораблей - предстояла замена износившихся деталей, чистка, смазка. Так что перебравшимся с Амура корабелам и техникам привалило работы. А ведь кроме того, продолжались работы над двумя заложенными в начале весны корветами следующей серии, при строительстве которых использовался заготовленный для постройки фрегата лес, с проектом которого пришлось повременить - как говориться, лучше две синицы в руках... На новых верфях Владивостока, почитай, одни поморы да ангарские мастера остались. Датчане же да немцы, что ранее обретались на албазинских верфях, прошлым летом почти что все были отпущены на родину с кошелями, изрядно потяжелевшими от чеканной золотой монеты. Почти что все значило то, что некоторые из мастеров навсегда остались в амурской землице, не сдюжив в местном климате, а ещё с дюжину решили и вовсе не возвращаться, а служить здесь, на краю Ойкумены, обзаведясь семьями и положением в обществе. Возвращавшиеся же в Европу корабелы, озолотившиеся в далёкой Сибири, теперь наверняка станут ценным источником информации не только для датского двора, но и для тех, кто пожелает последовать их опыту. Кстати безопасное возвращение работников в их пути до самого Пернова гарантировалось службой охраны Московско-Сибирского тракта, учреждённой царём Никитой Романовым в Нижнем Новгороде.