Царевна-Лягушка

– Тогда может трубочку? Табачок у меня самосад, ядреный? Не побрезгуешь?

– А что? Можно и трубочку.

Екатерина Федоровна сбегала к комоду, достала из верхнего ящика кисет темной ткани, вышитый крестиком и две пенковые трубки. Табачок действительно оказался ядреным, и я закашлялся. Но вторая и последующие затяжки пошли замечательно. Одурманенный никотином, я подумал, что ведь не обязательно гостя опаивать приворотным зельем, можно и обкурить таковым. Вот она и обкурила, иначе, откуда у меня к ней такое душевное расположение?

– А как вас в вэкапэ в скобках бэ приняли?
– душевное расположение развязало мне язык, и он работал, невзирая на мое желание скорее узнать, как добраться до Вики.

– Да просто. Вот, посмотри.

Екатерина Федоровна сбегала к навесному шкафчику (он висел над двухконфорочной электроплитой), достала укупоренную каучуковой пробкой стеклянную литровую банку - на четверть она была заполнена серым комковатым порошком, - протянула мне. Я взял, посмотрел на этикетку - прямоугольный листочек серой оберточной, с занозами, бумаги. На ней забытыми ныне фиолетовыми чернилами были в столбик выведены следующие, большей часть перечеркнутые аббревиатуры:

РСДРП

РСДРП (б)

РКП

РКП (б)

ВКП (б)

КПСС

РКП

КПРФ

– Так что, если приму столовую ложку этого порошка, то попаду прямо в КПРФ?
– спросил я, посмотрев на старуху.

– Если примешь столовую ложку этого порошка, то через неделю превратишься в заместителя Зюганова.

– Как это превратишься?
– испугался я.
– Купцовым, что ли, обращусь?

– Да нет. Кресло его займешь.

– Знаешь, попробовал бы, да боязно - папаня заругает, он у меня откровенный анархист.

– Знаю, Ваня, знаю, каких ты кровей.

– А баночки, на которой "Единая Россия" написано, у тебя нет? И ложки побольше?

– Нет, порошка такого у меня нет, да долго ли натереть?

Я представил себя председателем могучей партии, и стал в задумчивом смущении чесать лоб. Старуха на это укоризненно сказала:

– Все вы мужики такие. Любовь, любовь, а как что по карьере прорисуется, так сразу все по боку...

Я вспомнил Вику. Ее милое личико, ее любящий взгляд, нежный голосок. И понял, что не верю, что вновь увижу ее. Потому что все вокруг превращается из сказки в реальность, в которой хороших концов обычно не бывает. Вздохнув, я попросил старуху продолжить свой автобиографический рассказ. Она, посмотрев тепло, продолжила:

– Так вот, вступила я в ВКП (б) и принялась эту партию изнутри изводить. Тогда я в соку была, ты не подумай, что Крупская какая-нибудь по внешности, и мужики ко мне липли, как мухи к меду. И вовсе не в НКВД я пошла, не подумай чего. Просто учила бывших революционеров красиво и со вкусом жить. Не тех, разумеется, учила, которые и до меня все это прекрасно умели, а бывших рабоче-крестьянских работников. И пошло-поехало. Через несколько лет большинству партийных функционеров до мировой революции дела никакого не стало. А вот мебель эпохи Людовика IV под задом, шампанское во льду французское, да в серебряном ведерочке, да пикник в Венсенском лесу с икорочкой, да в виду королевского замка, это их умы вплотную занимало и на всю оставшуюся жизнь. И вот, когда я свою задачу видела уже практически выполненной, появился Кощей. Это был особый человек, никаких мировых революций ему было не нужно, потому что ученый он был до мозга костей и хотел лишь побольше узнать, чтобы больше уметь. Работал он в известном биологическом институте, яды там разрабатывал, противоядия, всякие там химические средства, испытывая их на бедных животных, хотя и любил бедняжек, всех без исключения. Поняв в середине тридцатых, что приближается эпоха великих репрессий, он постепенно стал переводить свою науку в подполье...

– Как это в подполье?

– Да так. Принимал, к примеру, нового сотрудника и некоторое время за ним наблюдал. Если толковый был сотрудник, с солидным научным вывихом и прочим умственным свободомыслием, то он его увольнял и отправлял к себе на дачу, работать там на свежем воздухе и без всякой идеологии - средства у него были и распоряжался он ими бесконтрольно...

– Как я понимаю, я с дачи этой сбежал?

– Да. О ней до сих пор никто не знает.

– Как это? Вика мне говорила, что в государственном учреждении работала? И Фантомас, то есть старший лейтенант Илья Головкин, из этого самого учреждения был направлен Внешней разведкой во Францию?

– Наверно, попутала. Сам понимаешь, днем работаешь в государственном учреждении, ночью - в шарашке Кощея. Хотя, если подумать, наверное, все она все-таки знала. Потому и сбежала, потому ее так настойчиво и ищут.

– Так по-твоему получается, что эти все змеюки военные, муравьи, на воду и углекислый газ распадающиеся, и всякие наблюдательные вороны, все это Кощей в тайне от Родины изобрел и неизвестно как собирается использовать?

– Да, милый, да. И помог ему все это в подполье сохранить и размножить этот самый генерал, Гавриил Григорьевич. Это он, с помощью, конечно, изобретений Кощея, смог все это уберечь от чужого служебного интереса... Но мы с тобой все это исправим.

– Послушай, а у тебя какой интерес?
– вдруг отрезвел я от этого "мы".
– Какой у тебя интерес Кощея в Кащенке заточить? И вообще, как это я так совершенно случайно к тебе попал? Скакал, скакал по лесу в разные стороны, потом наткнулся на грибника таджикской национальности, и после этого здрасте вам, пожалте пирогов и гуся лапчатого половинку откушать? Отвечай, старуха, кто другую половину гуся съел? Или тебе ее с дачи Кощеевой прислали? И вообще, как вас называть? Какое, короче, у вас звание?

– Звание у меня старший батальонный комиссар, оно к подполковнику приравнивается. Но получила я его не в шарашке Кощея, а во время обороны города Киева. А полгуся, полгуся съел...

– Это я съел полгуся, - раздался сзади знакомый голос.

12.

Конечно же, это был Серый. Когда Люди Гавриила Григорьевича меня вязали, он успел выскочить в окно, и был таков, то есть побежал к ведьме Екатерине Федоровне, вместе с Викой руководившей в институте зверским подпольем.

После того, как волк покончил с остатками пирога и гуся (к моей радости от горилки с последующими опятами он отказался), я узнал, что Екатерина Федоровна была давней знакомой Кощея. Они познакомились в октябре 1946-го года в кабинете Лаврентия Берии после того, как последний своим приказом назначил подполковника Екатерину Федоровну Муромскую заместителем Кощея по политической работе. До приснопамятного 1953-го они ладили. Однако после смерти Сталина их отношения политизировались, и они расстались через суд, проговоривший Екатерину Федоровну к десяти годам лагерей за разглашение государственной тайны плюс подрывную деятельность в пользу государства Израиль. Нос и в то время, у нее, в общем симпатичной, был великоватым, да и по-еврейски чувственные губы сделали свое дело. На первом же году оговоренная потомственная русская ведьма поклялась отомстить Кощею, и не просто отомстить, а посадить его в Кащенко до скончания веков. Освободившись в 1954-ом году, Екатерина Федоровна вернулась к своей деятельности, то есть вновь стала санитарной ведьмой. В период с 1954-го года до конца перестройки она извела около 150 ответственных партийных и государственных деятелей, в том числе из высшего эшелона власти. В числе ее жертв были Хрущев Никита Сергеевич 1894-го года рождения, Первый секретарь ЦК КПСС и член Президиума ЦК КПСС, Первый секретарь МГК КПСС Гришин Виктор Васильевич 1914-го года рождения, член КПСС с 1939-го года, Пуго Борис Карлович, кандидат в члены Политбюро и министр внутренних дел. Однако до Кощея ведьма добраться не смогла - тот чувствовал ее на расстоянии и к себе не допускал.

Сухо все это мне рассказав, Екатерина Федоровна посмотрела ласково, и я понял, что, наконец, узнаю, где Вика и как ее освободить.

И угадал. Волк, подмигнув мне, вышел из комнаты и через минуту вернулся с видеокассетой. Старуха вставила ее в видак, включила, и я из-под куста орешника увидел просторную лесную поляну. Посередине ее стоял аккуратный дом с мезонином и черепичной крышей. Он, новенький, европейской постройки, выглядел бы мечтой любого персонального пенсионера, если бы не окна, забранные железными решетками и не конура у крыльца. Конура была такого размера, что казалась обиталищем медведя. Рядом с ней стоял таз, полный кусков мяса. Тут дверь дома открылась, и на пороге появился высохший и прямой, как спичка, старик. Я понял, это - Кощей. Постояв, обозревая поляну, он закрыл дверь на ключ, спустился с крыльца, и пошел к стеклянной теплице, ранее мною не замеченной.