Царевна Волхова

Дети выскочили из машины и кинулись к забору, стараясь заглянуть внутрь. Каково-то оно, новое их пристанище?

Саня быстро отогнал машину под крытый навес, выгрузил вещи, отпер дом и показал Тасе отведенные для них комнаты. В детской на стене висел коврик с вытканными на нем козлятами, скакавшими возле уютного домика. Серый волк подстерегал их в диком глухом лесу. Тася улыбнулась - точно такой же коврик был над её детской кроваткой. И это совпадение сразу же отогрело ей сердце. Саня отпер кухоньку, объяснил как пользоваться плиткой, сообщил, что Тасиных подопечных - Мишу с Анечкой привезут ближе к вечеру и умчался.

– Поехал старушек давить!
– хмуро глядя ему вслед, процедила Эля.

– Эльчик, не кипятись!
– улыбнулась Тася.
– Давай постараемся тут хоть чуть-чуть расслабиться. Не смотри на все в черном цвете, родная. Хорошо?

Мамина улыбка была такая... молящая, что ли. Эля в жизни такой маму не видела! Та будто просила дочь помочь в самом главном - оттаять душой. И та с готовностью кинулась маме на помощь.

– Сейчас потру кончик носа!
– подмигнула она маме.
– Давай я тебе помогу. Что сначала: поедим, вещи разберем или пойдем оглядимся? Ой, как же тут здорово!
– Она запрокинула голову, глядя в бездонную весеннюю голубизну.
– Ух, даже голова закружилась!

– Это от воздуха, - улыбнулась ей мама, - у нас сейчас кислородное отравление будет. Привыкли выхлопами дышать...

Они быстренько разобрали свой скарб, накормили Сенечку, прошлись по участку, обнаружив в дальнем углу деревянный скособоченный туалет.

– Вот это Версаль!
– рассмеялась Тася.

Она радовалась как ребенок любой возможности пошутить. А Эля радовалась и за себя, и за мать, и за Сенечку, деловито топающему по расчищенным от снега дорожкам, - в свои двенадцать с небольшим Эля уже научилась чувствовать мысли и настроения близких. Про кошмарную прошедшую ночь старалась не думать.

Когда сумерки стали укрывать тенями тихий поселок, у ворот послышалось легкое шуршание шин и громкие бодрые гудки: короткий, длинный... Тася поспешила к воротам. Эля было за ней, но мать жестом остановила ее: мол, погоди, не лезь поперед батьки...

Из приземистой темно-вишневой "Ауди" выбрался плотный, на удивление загорелый мужчина, заметно начавший полнеть. Широко ставя ноги и слегка растопырив руки, он направился к ней. Протянул руку. Тася пожала её и взгляды их встретились. В улыбке его светилось что-то задорно-мальчишеское и на миг ей показалось, что Ермилов немного смутился.

Эля, стоя на крыльце в отдалении, напряженно всматривалась в сторону ворот - ей мешало заходящее солнце, слепило глаза, и более или менее ясно она различала только фигуру матери со спины: стройную прямую спину, талию, перетянутую широким кожаным поясом, легкую куртку, накинутую на плечи, и густую волну темных волос, рассыпанных по плечам. Солнце просверкивало сквозь них, и Эле казалось, что в маминых волосах загорелся яркий искристый огонь.

– Сергей!
– Ермилов крепко пожал ей руку.
– Очень рад! Нам очень вас не хватало. Сейчас мои выберутся укачало детвору, небось, едва шевелятся, раки зеленые!

Тася в ответ только молча кивнула. Ей подумалось, что судя по первому впечатлению, все, вроде, должно сложиться удачно. Глава семейства не вызывал неприязни, скорее наоборот...

К ним подошла женщина, которая только что выбралась из машины. Судя по первому взгляду, она была помоложе Таси, ей было около тридцати. Высокая, загорелая, длинноногая, в обтягивающих брюках стрейч, с гладкозачесанными аспидно-черными волосами и алыми пухлыми губками.

"Капризная!" - отметила про себя Тася и невольно первая протянула руку.

– Диана Павловна!
– провозгласила Ермилова, даже не удосужившись изобразить подобие улыбки и вяло пожимая Тасину руку.
– Дети, ну сколько можно копаться!
– прикрикнула она, резко обернувшись к машине. И длинный завитый хвост её волос задел Тасю по лицу.

Тася быстро вскинула руку, словно защищаясь. Ермилова, заметив свою оплошность, притворно обеспокоилась.

– Ох, извините! Миша, Аня, идите сюда. Сейчас мы будем знакомиться. Она прищурилась.
– Вы, кажется, Анастасия?

– Анастасия Сергеевна, - очень раздельно, едва ли не по слогам выговорила Тася, резко повернулась и направилась к дому.

"Ой, мамочка!
– всполошилась Эля, наблюдавшая эту сцену.
– Похоже вы с ЭТОЙ каши не сварите. Похоже, наша работодательница сущая мегера!"

Она видела, что мама на взводе, надо было как-то разряжать обстановку и вприпрыжку устремилась к воротам, где стояла Диана Павловна. На лице Эли сияла улыбка, светлая как утренний сад на заре.

– Здравствуйте, меня зовут Эля. Как вы доехали? Долго добирались? И устали наверное...

– Спасибо, Эля, все хорошо. Дети устали, конечно...

– Ой, здесь так чудесно, они сразу в себя придут! Миша, Аня, - звонко крикнула она, - посмотрите, какие тут шишечки!

Маленькая, пухлая как пирожок, Аня сразу с охотой потопала вслед за Элей. Белобрысый Михаил не спешил и, засунув руки в карманы джинсов, внимательно разглядывал незнакомую девчонку.

Перехватив его взгляд, Эля вся как-то внутренне сжалась. Никто ещё не рассматривал её так - пристально, без смига, в упор.

Она отвернулась и занялась маленькой Аней. Та, похоже, обладала вполне покладистым характером, и, вздохнув, Эля подумала, что хоть с этой у мамы не будет особых хлопот. Но вот мальчишка! Ленивая походка вразвалочку, серые прищуренные глаза буравят насквозь, губы растянуты в презрительной гримаске. Это был малец избалованный, вредный и страшно самоуверенный, от которого, наверно, можно было ожидать всяких пакостей. Сердце забилось сильней - она поняла, что дурные предчувствия её оправдаются.

Эля поглядела на себя глазами хозяйского сыночки: глаза, вроде бы, ничего себе, но все ж не такие выразительные как у мамы. Личико бледненькое, худенькое, плечи сутулые, походка какая-то неуклюжая коленками вперед... Серая мышка, привыкшая к сырому подвалу и с опаской выглядывающая на свет. Нет, она никак не могла произвести впечатления!

Эля вдруг страшно на себя рассердилась: да что это такое!
– какой-то пузырь надутый, сопляк вонючий глянул на нее... а она и давай! Разволновалась, расстроилась...