Царьград. Гексалогия
Шрифт:
– Целовать!
Лешку уже и не нужно было просить… Обняв девчонку за талию, он поцеловал ее в раскрытые губы… сначала нежно, а потом – все сильнее… Не великий, конечно, был целовальщик, но все же…
Гюльнуз, похоже, понравилось – она растянулась на траве и, мечтательно прищурив глаза, погладила юношу по плечу:
– Ты красивый парень, Али. Отец правильно покупать тебя. Не сиди. Еще целуй. Еще…
Девушка раскинула в стороны руки, и Лешка позабыл обо всем…
Он целовал Гюльнуз в губы, в шею… Девчонка, застонав, распустила пояс и задрала рубашку, обнажая живот с вставленным в пупок драгоценным камнем:
–
Лешка целовал, обнимая Гюльнуз за талию, задирал рубашку все выше, обнажив наконец грудь, которую юноша тут же принялся целовать со всей страстью. Рука его, погладив девушке спину, скользнула в штаны…
– Стой… – тяжело дыша, приказала Гюльнуз. – Хватит…
Лешка, конечно, продолжал бы и дальше, кто б сомневался, но скрепя сердце исполнил приказ, хоть и трудновато было. Но, в конце концов, он же не насильник в самом-то деле!
Позади хрустнула ветка. Юноша резко обернулся… Кызгырлы? Нет… Какой-то незнакомый мужик с седой бородой, в черном бурнусе. Зыркнул глазенками, ухмыльнулся и тут же скрылся в кустах. Лишь донесся удаляющийся стук копыт.
– Это Каримчи, сосед, – заправляя рубаху, негромко произнесла Гюльнуз.
Вот как! Оказывается, она тоже заметила седобородого, узнала. Однако и тот ее узнал! Что ж теперь будет?
– Все хорошо, – вдруг улыбнулась девушка. – Якши!
Прыгнув в седло, она прощально махнула рукой и, поворотив коня, исчезла в самшитовых зарослях.
А Лешка, взвалив на плечо вязанку, задумчиво зашагал следом. Где-то впереди, созывая работников, повелительно кричал Кызгырлы. Интересно, что-то теперь будет?
А ничего и не произошло. Все было, как и раньше, словно бы и не целовал Лешка в сахарные уста полуголую хозяйскую дочку, словно не застал их за этим занятием сосед. Конечно, дело такое, в Лешкины-то времена – и не особенно даже предосудительное, подумаешь, целовались – ну а больше-то ведь ничего не было! Эко дело.
Правда, как уже хорошо понимал юноша, здесь к этому относительно безвинному поступку отнеслись бы явно по-другому – и, может быть, даже очень жестоко. Но пока, как говорится, Бог миловал… Может, и обойдется?
Лешка не рассказывал о случившемся никому, даже Владосу, который почему-то день ото дня становился все грустнее, а на все вопросы обычно отшучивался. Ну, захочет рассказать о своей кручине – расскажет. Грек и рассказал как-то вечером, и причина оказалась банальной, но от этого не менее страшной. Оказывается, хозяин задумал отправить большую часть своих домашних рабов на каменоломню, так сказать, сдать в аренду – пусть приносят пользу, что еще делать зимой?
– И вот еще что, – помолчав, добавил Владос: – Алныз сказал, что о тебе Ичибей позаботился особо – живым ты из каменоломни не выйдешь, об этом он уже уговорился с подрядчиком…
Не обошлось!!!
Ну, в принципе, Лешка чего-то подобного и ждал, так что не очень и удивился. Лишь в который раз уже предложил бежать.
– Бежать, – грек покачал головой. – Бежать надо с умом – я над этим уже размышлял, думал.
– Что ж мне не сказал? – буркнул Лешка. – Вместе бы подумали. Ум хорошо – а два лучше.
– Понимаешь, – отозвался Владос несколько сконфуженным тоном. – Я ведь не так давно знаю тебя…
– Понятно. Не доверяешь!
– Не доверял, извини и не обижайся. А вот теперь, похоже, настал момент… Признаться, я планировал побег на весну, а уж никак не на осень.
Но каменоломни дело такое… Придется все ускорить.– Ну, ну, не томи! – нетерпеливо воскликнул Лешка. – Давай, выкладывай свой план, дружище! Обсудим!
– Тсс! Не так громко…
– Опасаешься этих придурков? Зря. Они давно дрыхнут, тем более – все равно ничего не понимают. Боже, как хорошо, что ты знаешь русский!
Владос усмехнулся:
– Было бы еще лучше, если бы ты понимал греческий. Я так полагаю, тебе ведь все равно, куда бежать?
– Ну… – Лешка задумался и махнул рукой. – В принципе, так. Предлагаешь махнуть в Константинополь?
– Ты очень догадлив.
– Тогда говори – как?
Друзья шептались до поздней ночи, изредка поглядывая сквозь дверную щель на залитый лунным светом двор. Тихо было кругом, лишь иногда, громыхнув цепью, взбрехивал пес да била крылами какая-то ночная птица.
Разработанный греком план в общих чертах сводился к следующему: во-первых, нужно было немного подхарчиться, что Владос уже давно проделывал, суша лепешки в печи для обжига горшков. Во-вторых, следовало выбрать удобный для побега момент, лучше всего тогда, когда будут перегонять скот на зимние пастбища – дело это муторное, суетливое, работы обычно хватает всем, но в суматохе вполне можно ускользнуть, хотя, конечно, главное дело не в этом, главное – не как ускользнуть, а куда. Куда – это в третьих. Владос предлагал перевалить через горы к морю, по весне это, наверное, можно было проделать довольно легко, но вот сейчас, осенью, когда в горных отрогах полно пастухов, заготовителей хвороста, охотников… Лешка сомневался – получится ли? Да и зачем к морю, может, лучше – на север, в степь?
– В степь? – ахнул Владос. – Да мы же не пройдем перешеек! Сам же видел – там вал, крепость. И еще – охотники за беглыми рабами. Нет, нечего и думать идти в степи.
– Но в горах тоже полно людей!
– Там есть, где укрыться. И я знаю несколько ведущих к морю троп. Уже завтра начнут перегонять скот – выберем момент, когда хозяину будет не до нас…
– Как же мы это узнаем?
– Через Алныза… Да ты его знаешь, кудрявый такой хозяйский мальчик для любви.
– Для чего?!
– Ну, понимаешь, здесь многие так поступают. Держат гарем, наложниц, мальчиков. По местным обычаям это как бы не возбраняется.
– Значит, этот Алныз…
– Да – любовник хозяина.
Лешка покачал головой:
– Неужели ему это нравится?!
– Нет, не нравится.
– Так чего ж тогда…
– Алныз еще слишком слаб для работ.
– Да лучше самая тяжелая работа, чем…
– Подожди, друг, не кипятись. Без помощи Алныза мы вряд ли сможем бежать. Он нам поможет.
– А не выдаст?
– Нет. Он ненавидит хозяина.
– Чего ж тогда не убежит?
– Куда? Вообще-то, он очень надеется на Гюльнуз – в случае удачного замужества та хочет забрать его с собой.
Лешка присвистнул;
– Ну, ничего же себе! А Ичибей его отпустит?
– Отпустит. Он считает Алныза очень преданным рабом. К тому же все мальчики имеют свойство расти – купит себе другого, выбор есть.
Они заснули уже заполночь, вернее, уснул один Владос, а Лешка долго ворочался, шуршал соломой, все никак не мог понять Гюльнуз. С чего бы та так набросилась на него? Неужели, и правда, понравился? Что это – прихоть? Или… какое-то более возвышенное чувство?