Царица Тамара
Шрифт:
Священникъ. Ты преувеличиваешь.
Князь Георгій. Ты понимаешь ли, священникъ: я завоевалъ Трапезундъ, и Эрзерумъ, и Аби, и все-таки я — слуга моихъ дтей.
Священникъ. Я говорю теб, что ты преувеличиваешь, князь Георгій.
Князь Георгій. Вовсе я не преувеличиваю, ты этого не понимаешь. Я охотно буду слугой дтей моихъ, но быть рабомъ царицы я не хочу.
Священникъ. Рабомъ? Неужели она сказала?..
Князь Георгій. Три ночи тому
Священникъ. Царица даруетъ ему жизнь?
Князь Георгій. Видишь ли! Потому что не я царь. Съ силою. А почему бы мн не быть царемъ? Супруга моя изъ рода Баграта, и я тоже изъ рода Баграта, мы одного племени. Но она единственное дитя Георгія Третьяго — и вотъ она стала царицей; если бы мой отецъ былъ царемъ, я былъ бы его наслдникомъ.
Священникъ. Это правда.
Князь Георгій. Никто изъ васъ не знаетъ, что значитъ быть супругомъ царицы. Если я приказываю что-нибудь сдлать, меня спрашиваютъ: это велла сдлать царица? Смотри: вотъ цвты для царицы. Герольды трубятъ, когда она проходитъ. Солдаты отдаютъ ей честь. А я между тмъ — князь Георгій.
Священникъ. Великое горе терпишь ты въ собственномъ дом.
Князь Георгій. А можно ли меня въ чемъ-нибудь упрекнуть? Разв я не велю двушкамъ закрывать лицо, чтобы он не ввели меня въ соблазнъ?
Священникъ. И ты поступаешь правильно. Ибо Зайдата подобна огню.
Князь Георгій. Да, и Зайдата тоже. Но, скоре, Софіатъ подобна огню.
Священникъ. Да, и она; вс он подобны огню.
Князь Георгій. Откуда ты это знаешь?
Священникъ. Я этого не знаю. Я ихъ только слышу въ купальн; он тамъ играютъ другъ съ другомъ и болтаютъ.
Князь Георгій. Я, слава Богу, никогда не былъ съ ними въ купальн.
Священникъ. Никогда? Ну, конечно, нтъ, вдь теб принадлежитъ царица.
Князь Георгій. Принадлежитъ ли она мн?
Священникъ. Конечно, принадлежитъ. Любопытно. Разв ты не обладаешь царицей?
Князь Георгій. Конечно, она моя. У меня есть власть, чтобы обладать ею, и царица не любить никого, кром меня; какъ же я могъ бы не обладать ею!
Священникъ. Правда.
Князь Георгій. Но иногда, священникъ, ко мн заползаютъ мысли, — и нтъ въ нихъ ни кротости, ни мягкости. Есть ли этому прощеніе?
Священникъ. Да, есть.
Князь Георгій. Зло въ томъ, что царица всегда смотритъ на меня холодно. Довольно зла она могла бы мн принести и тогда, когда бы взглядъ ея былъ горячъ.
Священникъ. Взглядъ царицы не бываетъ горячъ ни для кого другого.
Князь Георгій.
Но вдь я князь Георгій, а не кто-нибудь другой; этого никто не долженъ былъ бы забывать… Только что тутъ былъ солдатъ съ встями изъ лагеря. Онъ не преклонилъ колна, когда говорилъ со мной.Священникъ. Онъ не преклонилъ колна?
Князь Георгій. А вдь онъ сдлалъ бы это передъ царицей; онъ сдлалъ бы это и передъ калифомъ Востока. Одну минуту мн пришла мысль снести ему голову.
Зайдата. Царица приближается. Исчезаетъ.
Князь Георгій. Вотъ слышишь. Тутъ сидитъ ея супругъ, и ему докладываютъ: царица приближается! И когда царица придетъ, я не сяду вмст съ ней, я буду сидть здсь внизу. У нея большая свита, я вмшаюсь въ свиту и буду однимъ изъ ея офицеровъ. За ней идетъ музыка, а за мной нтъ. Духовникъ ея игуменъ, а мой — священникъ.
Священникъ. Да, но я, собственно, долженъ былъ бы быть игумномъ. Почему бы мн и не быть игумномъ?
Князь Георгій. Теб, священникъ? Другимъ тономъ. Да, и въ самомъ дл, почему бы теб и не быть игумномъ?
Священникъ. Царица поступила со мной несправедливо, и потому я озлобленъ противъ нея.
Князь Георгій. Разв ты можешь чувствовать озлобленіе, ты, который такъ кротокъ.
Священникъ. Встаетъ. Я? Да ты шутишь?
Князь Георгій. Правда, шучу. Ты можешь чувствовать великое озлобленіе. Хочешь ли ты послужить мн?
Священникъ. Да, хочу.
Князь Георгій. Ты мн нуженъ. У меня нтъ никого другого, кто бы помогъ мн. И теперь для меня пришло время побдить или пасть.
Священникъ садится. Что же ты хочешь?
Князь Георгій. Я хочу побдить! Тарасъ прислалъ изъ лагеря сказать мн, чтобы я пріхалъ, и я отвтилъ: пріду черезъ нсколько дней и ночей.
Священникъ. Отвтъ можетъ быть неправильно истолкованъ.
Князь Георгій. Тмъ, кто его не понимаетъ, я говорю, что я хочу проврить мой лагерь — неожиданно ночью осмотрть его и наказать спящихъ. Но теб, священникъ, я говорю, что въ этомъ отвт есть особое значеніе.
Священникъ. Я теперь вижу, что есть. Твои глаза стали такими дикими.
Князь Георгій. Мы воюемъ съ ханомъ Карса. Онъ въ нашихъ рукахъ. Если я нападу на него этой ночью, онъ погибъ.
Священникъ. А!
Князь Георгій. А если не нападу и пропущу время, онъ отступитъ въ ущелье и спасется. Если я пощажу его, чего я могу за это ждать отъ хана?
Священникъ. Вчной благодарности.
Князь Георгій. Такъ вотъ я и пощажу его сегодня ночью; а если завтра ночью я явлюсь къ нему и проведу его войско въ спящій лагерь царицы и наполню его молчаніемъ и смертью — что сдлаетъ тогда ханъ? Священникъ всплескиваетъ руками.