Царица Тамара
Шрифт:
Царица. Твой народъ требуетъ тебя, ханъ. Двое изъ твоихъ офицеровъ были здсь, чтобы тебя выкупить.
Ханъ. свободно глядитъ на нее… Они плохо исполнили свою задачу, ибо я еще здсь.
Царица. Это было до моего прибытія.
Ханъ. А, тогда счастье не могло пойти имъ навстрчу.
Царица. Значитъ, ты разсчитываешь, что твое дло со мной окончится счастливо для тебя?
Ханъ. Великая владычица, имя твое извстно у насъ въ Товин; мы много слышали
Царица. Я попрошу тебя исполнить только одну мою просьбу — и ты свободенъ.
Ханъ. Все, чего теб будетъ угодно отъ меня потребовать — я исполню.
Царица. Посмотримъ. Отдалъ ли бы ты что-нибудь изъ твоихъ земель за свою свободу?
Ханъ. Да, много.
Царица. Но у меня достаточно земли. Согласны ли ты и твой народъ отдать свою вру?
Ханъ молчитъ.
Царица. Согласенъ ли ты креститься во имя Христово?
Ханъ закрываетъ лицо рукой.
Царица. Знай, это и есть моя просьба.
Ханъ. Великая владычица, не могущественны мы тамъ въ стран нашей, но и не кичливы — и не шутимъ мы священными вещами.
Царица. Ты думаешь, что я кичлива и шучу? Во-истину, я желаю теб блага.
Ханъ. Если бы я и мой народъ хотли креститься, мы бы не противились теб всми силами. Ты напала на нашу страну и хочешь насъ окрестить; мы не хотимъ креститься, мы будемъ драться до послдняго человка.
Фатима рукоплещетъ.
Ханъ. Твой пророкъ былъ еврей, нашъ былъ арабъ, ты вруешь въ своего, а мы въ нашего. Захотла ли бы ты обмняться?
Царица. Нтъ.
Ханъ. И мы тоже нтъ.
Фатима рукоплещетъ.
Царица. Фатима!
Фатима. Прости, царица.
Ханъ. Мирно жили мы въ Товин, и днемъ надъ нами было солнце, а ночью были звзды. И пришла ты на нашу землю, и вошла въ наши хижины, и окрасила копья твои кровью.
Царица, потрясенная. Отвть ты ему, благочестивый отецъ, я нахожу… нахожу, что онъ немного правъ.
Игуменъ. Ну, а вы тамъ въ Товин вс голубки и никогда не окрашиваете копій вашихъ кровью? Вы прогнали въ горы много народу изъ Эрзерума, гражданъ котораго царица окрестила, и перебили ихъ.
Ханъ. Когда это дошло до моихъ ушей, я предложилъ богатый выкупъ, чтобы остаться другомъ великой царицы.
Царица. Я и требую выкупа.
Ханъ. Ты требуешь нашей вры.
Игуменъ. Самъ же ты вызвалъ войну, ханъ. Царица предлагала вамъ креститься и жить мирно каждому среди своихъ виноградниковъ и садовъ, но ты ршилъ противиться ей.
Ханъ. Пророкъ веллъ намъ сражаться, когда вра наша въ опасности. Разв твой пророкъ не веллъ этого?
Игуменъ.
Царица, скажи ему разъ навсегда твои условія. Видишь, кротостью тутъ нельзя побдить.Царица. Мои условія извстны теб, ханъ. Что же ты отвтишь мн?
Ханъ. Если бы у меня было больше воиновъ и я бы побдилъ тебя, могла ли бы ты стать нашей?
Царица, подумавъ. Нтъ, нтъ… Что же я думаю. Я бы не могла. Никогда!
Игуменъ. Правда, правда, дитя мое.
Ханъ. Какъ же ты можешь требовать, чтобы я сталъ вашимъ?
Игуменъ. Онъ слпъ и не видитъ своего спасенія.
Князь Георгій, адьютантъ и священникъ возвращаются, вс трое съ копьями. У адьютанта черезъ руку перекинутъ плащъ.
Царица. Да, онъ слпъ. Но никогда мн не случалось видть слпца съ такимъ взглядомъ.
Князь Георгій. О-го! Ужъ не огонь ли сверкаетъ въ глазахъ твоихъ изъ-подъ покрывала, Тамара?
Игуменъ. Ты ошибаешься, князь Георгій. Царица холодна.
Царица. Моли Бога, честной отецъ, чтобы я могла всегда оставаться холодной.
Князь Георгій. Георгій и Русуданъ врно вышли?
Царица. Да, они вышли. Попрощайся съ ними передъ уходомъ.
Князь Георгій. А съ тобой нтъ?
Царица. Со мной? Молчитъ.
Князь Георгій. Ты не хочешь?
Царица встаетъ и быстро сходитъ по ступенямъ. Да, да, да, Георгій, хочу. Отбрасываетъ покрывало, обнимаетъ и цлуетъ его. Богъ да будетъ съ тобой. Снова закрываетъ покрывало.
Князь Георгій. И съ тобой тоже, Тамара.
Крестится на иконы и уходитъ въ сопровожденіи своей свиты.
Царица. Смотри, ханъ, вотъ идетъ князь Георгій къ новымъ побдамъ надъ врагами Христа. Онъ великій воинъ.
Ханъ. У него больше солдатъ, чмъ у насъ.
Царица. Нынче ночью онъ разобьетъ хана Карскаго. Можно ли спастись отъ князя Георгія!
Ханъ. Все въ рукахъ Аллаха. Захочетъ Аллахъ даровать ему побду — и онъ побдитъ. Нельзя избжать воли Аллаха.
Царица. Каждый разъ ты возражаешь мн, будто ты не мой плнникъ. Какъ это такъ? И все, что я говорю теб — напрасно.
Игуменъ. Такъ покажи же ему свою силу, царица, и онъ смирится.
Царица. Честной отецъ, пусть писцы уйдутъ.
Игуменъ беретъ у писцовъ пергаменты и просматриваетъ ихъ, писцы стоятъ между тмъ и ждутъ, слдя за нимъ глазами.
Ханъ. Все, что ты говоришь мн — напрасно? Нтъ не все, что ты говоришь мн, не доходитъ до меня, великая царица. И голосъ твой таковъ, что я трепещу отъ него.
Царица. Но я непреклонна, помни это.