Царская охота

И что ей оставалось делать? Сидеть в поместье отца или возлюбленного Жана-Филиппа вместе с дочерью Анжеликой, в то время как сам Жан-Филипп и не собирался возвращаться из Парижа в Орлеан?

Вполне естественно, что, когда он прислал ей приглашение сопровождать его в далёкую Россию для того, чтобы составить компанию его сводной сестре Филиппе-Елизавете Орлеанской до свадьбы с русским императором, она немедленно согласилась.

И теперь оставалось надеяться, что эта огромная неприветливая страна не убьёт её до того, как она попробует все увеселения русской знати на вкус, чтобы было, о чём поболтать в то время как ей позволят вернуться в Версаль.

Тем временем граф Румянцев встрепенулся, увидев очертания знакомых башен, и выдохнул с явным облегчением.

– Приехали. Месье, мадам, мы въезжаем в Москву.

***

Я ждал в Лефортово прибытия родственника Филиппы, чтобы все условности были наконец-то соблюдены. Кремль, отданный на растерзание двум неплохим архитекторам, был ещё не готов к приёму гостей, но кое-какие подвижки уже имелись. Так, например, на его территории появились новые здания, такие как Дом министров: небольшое двухэтажное строение, позволяющее разместить мою начинающуюся расширяться канцелярию, а также проводить различного рода заседания с представителями министерств. Здесь же можно было встретиться и с другими людьми, например, с представителями купеческого сословия, с которыми у меня запланирована встреча через две недели.

Пройти эта встреча должна была совместно с представителями нового появившегося стихийно вследствие моей льготной программе кредитования, но быстро набирающего обороты класса промышленников.

Я сам не ожидал увидеть такой список новых предприятий, развернувшихся на территории России вплоть до Урала. И теперь нужно было решить много накопившихся вопросов. На эту встречу обещался приехать Демидов, и он же попросил пригласить парочку учёных, которые сделали ему первую машину на пару. Встреча была назначена с учётом того, чтобы на неё смогли прибыть все причастные.

Сейчас же я занимался тем, что кромсал «Табель о рангах». Пока что только то, что касалось части, посвящённой армии.

– Проще надо было быть, Пётр Алексеевич, – вполголоса обратился я к покойному деду. – Глядишь, и не метались бы потомки, перекраивая и переделывая всё, каждый на свой лад.

Я долго думал над этим вопросом, а потом плюнул и взял за основу знакомую мне систему званий Советской, последних годов существования этой империи, а затем и Российской армии. Ну а что, простенько и со вкусом. И самое главное избавляет от огромного количества промежуточных званий с непонятной системой подчинения.

Если раньше это были лишь наброски, сделанные на настоящем Табели о рангах, то сейчас всё оформлялось в форму приказа, который должен будет внедрён в армию до весны следующего года, то есть уже очень скоро.

Что касается знаков отличия, а чем плохи погоны и звёзды на них? Вот и я думаю, что ничем они не плохи, а очень даже ничего. Вот только под погоны форма нужна другая, а то глупо будет смотреться погон на фоне эполет.

Но тут я уже имел кое-какие наработки, и некоторые из них уже внедрила в жизнь сама природа – зима была в этом году на редкость колючей. Так что шившиеся почти год тулупы, заказанные мною ещё до того момента, как я слёг в горячке, искренне веря, что это мои последние дни, быстро нашли применение.

И никто особо не возражал, натягивая валенки. Их валять начали почти в то же время, как и шить тулупы.

А всё потому, что сам я был весьма мерзлявым созданием, прекрасно знающим одну истину: сибиряк – это не тот, кто не мёрзнет, а тот, кто тепло одевается.

Но это зима. А с остальными временами года что делать? И вот тут-то пришлось попотеть, привлекая к процессу создания нормальной формы, чтобы и комфортно было, и не слишком страшно, внезапно вылезших в фавор семёновцов. Они-то, почитай, всё время скромненько простояли в сторонке и не лезли на рожон в отличие от преображенцев. Последние нынче перестали быть, и семёновцы остались едва ли не единственным гвардейским полком в столице, не считая императорский под началом Михайлова.

Остальные ушли воевать или укреплять то, что может подвергнуться нападению. Так что они-то и стали моими советниками и заодно моделями, да и группой испытуемых, на которых я надевал наскоро сшитые модели, чтобы понять, что нужно убрать, а что прибавить.

В итоге получалось нечто, совершенно не похожее ни на одну военную форму, из тех, что я когда-либо видел, и, как говорится, «стрижка только начата».

Всё остальное время я проводил за попыткой изменить жутко неудобную и неповоротливую налоговую систему. Пока только оформляя свои задумки в виде тезисов и ожидая, когда же уже явятся Черкасский с Ушаковым, уехавшие в Петербург, ловить казнокрадов.

Внезапно моё внимание привлёк какой-то шум, раздавшийся с улицы, который начал плавно перемещаться по дворцу. Мне даже интересно стало, кто это может так шуметь, и кому позволено совершать это же кощунственное действо уже непосредственно во дворце, да ещё и приближаясь к кабинету в то время, когда я работаю? Я уже хотел было выйти, но тут прямо от двери послышался голос Митьки.

– Не пущу, и даже не уговаривай, Александр Иванович. Работает государь Пётр Алексеевич, о благе империи думает, а ты его таким вопросом хочешь отвлечь. Что тебе сложно энтих иноземцев в свой дворец утащить да отмыть хорошенько? – Что там происходит?

Я закусил костяшку на указательном пальце, заставляя себя оставаться на месте, но чувствуя, что любопытство скоро перевесит благоразумие, и я сам выйду в приёмную, где со всем комфортом обосновался Митька, устроив там нечто невообразимое. Этакую дикую смесь современной мне приёмной: со столом секретаря и зоны ожидания для посетителей; с отделением библиотеки, со всеми этими шкафами, заставленными книгами и рукописями; и приличного кабака, со всем необходимым для приготовления сбитня, чая и кофе – на выбор, что пожелаю. Благо размеры приёмной позволяли ему всё установить и даже ширму японскую поставить, из подарков цинцев, чтобы отгородить свою кухоньку от остального вполне официального пространства. А ещё, у него на кухоньке всегда стоит ружьё и пара заряженных пистолетов. В общем, приготовился на все случаи жизни, молодец.

– А ты куда прёшь, морда?! – снова раздался Митькин вскрик.

– Обоз из Польши прибыл, куда его девать? – прозвучал незнакомый голос.

– Ты в своём уме? Ну и что, что обоз прибыл? По-твоему, государь должен решать, на какой склад всю рухлядь свозить?

– А кто должен решать, я, что ли? Моё дело было доставить добро в целостности и сохранности под опись, а куда всё это потом сгружать, мне неведомо! Мне ещё татей надобно куда-то пристроить!

– Каких таких татей? – Митька уже начал голос повышать. Стоит, похоже, спиной к дверям, чтобы никто проскользнуть мимо него не сумел. – Да подожди, Александр Иванович, со своими иноземцами! Я, что ли, виноват, что ты государев указ о нюхачах до этого шевалье не донёс, теперь сам решай, как выпутываться будешь.

Ага, похоже, что Александр Иванович – это Румянцев, отправленный Жана-Филиппа Орлеанского, встречать. А последний, похоже, на дверях во дворец не сумел пройти нюхательный контроль. Ну, это решаемо, комнаты для Орлеанского шевалье уже приготовлены, так же, как и для сопровождающей его дамы, которая не являлась, судя по докладам его женой.

Просто мы не ожидали, что они именно сегодня появятся. Почему-то я ждал прибытия гостей только завтра к вечеру, о чём и было объявлено. И Митька, вот бес рыжий, прекрасно знает, что там за иноземцы, нет же, решил почему-то Румянцева довести до удара.