Царская служба

Так в итоге и сделали. Сначала меня перевели в отдельную палату, чтобы мне было удобно заниматься с учениками, потом Малеев привел главного артефактора Ново-Дмитриевского механического завода Ивана Матвеевича Дикушкина, едва ли не лучшего такого специалиста в городе, и мы с ним, потратив почти целый день и изрядное количество нервных клеток, отчаянно ругаясь и бешено споря, создали-таки алгоритм, каковой, на мой взгляд, должен был обеспечить нормальные темпы работы и ее приемлемые результаты. В общем и целом Иван Матвеевич, несмотря на преклонный возраст и скверный характер, мне даже понравился — артефактором он и правда оказался великолепным. Впрочем, и господин Дикушкин признал, что я тоже не просто так погулять вышел.

— В германиях этих учат, конечно, очень хорошо, — ворчливо сказал он за чаем, которым мы отметили победу человеческого разума над организационными проблемами и бездушными силами техники, — однако же, скажу вам, Алексей Филиппович, что в этом вашем Мюнхене вы просиживали штаны напрасно. Вот признайтесь, делить работу на нескольких артефакторов с разными разрядами — это ведь ваша собственная придумка? А?!

— Моя, — признал я.

— Во-о-от! — Дикушкин бесцеремонно ткнул в меня пальцем. — Даже я до такого не додумался! А уж я-то артефакторику освоил, когда вас и на свете еще не было! А никакому немцу и в голову не придет, что наполнять артефакт могут вместе одаренные разного уровня! Вы же артефакторике у Хюбнера учились?

Я как раз жевал кусок пряника, так что молча кивнул.

— У меня бы этот ваш Хюбнер выше мастера на участке и не поднялся! — заносчиво объявил Дикушкин и уже более спокойно продолжил: — Там у них один Левенгаупт гений, да и тот в артефакторике, между нами, не силен. Но умен, черт нерусский, не отнимешь… Вы-то, надеюсь, на его лекции ходили?

— И на лекции ходил, и лично с ним занимался, и все мои дипломы он сам подписывал, — похвастал я.

— Ого! — Дикушкин явно удивился. — То-то я и смотрю, что в столь юных летах вы уже горазды такое придумывать! Что же, тем интереснее будет с вами работать…

Глава 19. Время страшных историй

— Ну, рассказывай, — устроившись поудобнее, предложил я.

— А что рассказывать-то? — не очень уверенно поинтересовалась Лида.

— Да все рассказывай, — я махнул рукой. — Я тебя уж больше пяти лет не видел и ничего о тебе не слышал. Как ты эти пять лет прожила, как тут оказалась…

Я уже говорил, кажется, что меня перевели в отдельную палату, чтобы я мог продолжить свои опыты по инкантированию штуцеров? Ну вот, перевели, да. А сегодня с утра у меня появилась Лида и приятно удивила известием, что теперь будет моей сиделкой.

— Большим человеком стали, Алексей Филиппович, — с улыбкой заметила она. — Прямо аж старшую сестру к вам определили.

— Ну так к большому-то человеку абы кого не пошлют? — вернул я ей шутку. — Так что и ты, смотрю, не просто так. Хотя… Из старших сестер обратно в сиделки, получается?

— Жалованье мне все равно оставили как у старшей, — Лида беззаботно махнула рукой. Да уж, даже не знаю, что должно такого случиться, чтобы вывести ее из привычного состояния жизнерадостной деловитости. — А вместо меня исполнять должность старшей сестры Дашу Родичеву поставили, ее в Васильев госпиталь хотят с повышением переводить, так что пусть пока поучится.

Потом пришел Дикушкин и до обеда мы с ним провозились с составлением окончательного варианта документации для превращения штуцеров в боевые артефакты. Первые несколько раз нам с ним предстояло руководить инкантацией штуцеров вместе, а затем заниматься этим делом Ивану Матвеевичу придется без меня, хотя я и попросил его в случае каких-либо затруднений обращаться ко мне в любое время, либо сюда, в госпиталь, либо на квартиру, адрес которой я ему тоже сообщил. Конечно, мое участие было бы уместнее, потому как я не только в артефакторике что-то понимаю, но и в том, как вот именно данными конкретными артефактами пользоваться, но… Пару раз я уже подмечал озабоченность, с которой штаб-лекарь Труханов меня осматривал, и моего быстрого возвращения в строй такая озабоченность явно не предвещала.

После ухода Дикушкина Лида покормила меня обедом. То есть ел-то я сам, а она обед принесла, причем и себе тоже. Вот и правильно, все лучше, чем на бегу перекусывать. За обедом я и поинтересовался, что у нее в жизни за эти пять с лишним лет происходило, и как она очутилась в Усть-Невском.

— Как вы в Германию уехали, я той же осенью прошла испытание и получила диплом сестры милосердия, — рассказывала Лида. — Рудольф Карлович помогли хорошее место найти в Головинской больнице, я там три года прослужила, на приданое заработала, — это она права, место и правда хорошее, лучшая общедоступная больница в Москве все-таки.

— А потом замуж вышла, — тут Лида как-то виновато улыбнулась, как будто признаваясь в чем-то нехорошем.

— Замуж? — удивился я. Что-то не сильно она сейчас походила на замужнюю женщину.

— Замуж, — подтвердила Лида, опустив глазки. Хм, что-то, похоже, не все ладно с этим ее замужеством…

— Только я и года с мужем не прожила, — что-то, отдаленно напоминавшее улыбку, на ее лице промелькнуло, но тут же и пропало. — То ли соломенная вдова теперь, то ли просто вдова, уж и сама не знаю…

— Прости, Лида, что-то я тебя не пойму, — я и правда не понимал. Натемнила она знатно…

— Ушел раз муж из дома, сказал, дела у него. И все, не видела я его больше.

— Дела? Какие дела? — удивился я.

— Да я и не знаю, — тяжко вздохнула Лида. — Так-то он у господина Эйнема, кондитера, приказчиком в лавке служил. Какие еще дела у Петруши быть могли, и ума-то не приложу.

Ага, мужа, значит, Петром звали. Звали? Хм, а с чего это я о нем в прошедшем времени подумал? Ну-ка, послушаю Лиду дальше…

— Я и к Борису Григорьевичу ходила, господину старшему губному приставу, — рассказывала Лида, — господин Шаболдин меня по вашим делам помнили, приняли по-доброму, сказали, будут искать со всем тщанием. Но так и не нашли. К отцу Маркелу тоже ходила, думала, может узнаю, жив хоть Петруша или уже нету его на свете…

— Не узнала, — догадался я.

— Не узнала, — согласилась Лида. — Батюшка сказали, там туман наведен, не могут они ничего увидеть. Обещали в Иосифо-Волоцкую обитель отписать, там монахи уж больно искусны в таких делах. Да вот не дождалась ответа, сюда поехала.

— А сама-то что думаешь? — спросил я. — Вы же год почти прожили, должна его чувствовать…

— Ох, Алексей Филиппович, — помрачнела Лида, — грех, наверное, так говорить, но чую я — нет уже моего Петруши… Хоть бы найти да похоронить по-христиански, и то хорошо было бы. Но подожду, что отцы-монахи скажут, уж им-то всяко виднее.

Я прислушался к себе и решил, что наверняка она права. Да, вот же не повезло…

— А там и нужда подступила, надо было снова на жизнь зарабатывать, — продолжала моя добрая сиделка. — Я опять Рудольфу Карловичу поклонилась, они мне помогли по домам за болезными ухаживать, а как война началась, подалась в Усть-Невский. Рудольф Карлович мне рекомендацию написали, с ней меня сюда сразу и приняли. Вот две седмицы уже, как его высокоблагородие Федор Антонович старшею сестрою поставили.