Царская служба
Шрифт:
Что за эксперимент я ставил? Да вот, вспомнил, как учась в Мюнхене, инкантировал свою шашку, и решил инкантировать огнестрельное оружие. В конце концов, я магистр артефакторики или кто?!
Путь развития техники, что обычной, что использующей магические артефакты, один — усложнение конструкции для упрощения эксплуатации. Вот я и решил упростить эксплуатацию огнестрельного оружия, а заодно и повысить его эффективность, несколько это самое оружие усложнив, а именно превратив его в артефакт. Поскольку обработанного металла в любом огнестрельном оружии хватает, с преобразованием его в магический артефакт проблем я не ждал — все-таки изменять свойства материалов мне вообще не требовалось, достаточно было заставить оружие облегчать стрелку прицеливание, после черновой наводки на цель выходя на линию совпадения цели, мушки и целика. Не скажу, что было просто, но я справился.
Что массовое инкантирование ружей станет делом затруднительным, я прекрасно понимал, а потому сразу занялся работой с нарезными штуцерами,
Наговаривал бы я штуцер для себя, как в свое время делал это с шашкой, полученный результат меня бы более чем устроил, но мне-то был нужен штуцер в виде именно что полноценного артефакта, который изготавливают и заряжают одни, а пользуются им потом другие. В общем, пришлось поизощряться с формулами и алгоритмами инкантирования, но вроде бы получилось. Но тут же дело такое, без испытания никак нельзя, вот я и взялся испытывать. Для того и привлек Мирошкина, как самого что ни на есть образцового середнячка в роте, потому как на среднего стрелка моя затея и была рассчитана — никудышному мазиле что в руки ни дай, все равно промажет, а стрелок умелый и опытный и из самого обыкновенного ружьишка попадет куда надо. Хотя, конечно, с таким штуцером и мазилам, и отличным стрелкам хуже уж точно не будет.
Со второй загвоздкой дело обстояло несколько хуже, причем я не мог даже предугадать, насколько именно хуже. В чем смысл артефакта? В том, что он, будучи предметом с магическими свойствами, представляет собой часть конструкции, которая сама по себе магической не является. И именно за счет этого единения магического с немагическим, а также из-за некоего баланса между ними и сохраняется в течение длительного времени работоспособность всего изделия. А в случае нарушения того баланса в магическую сторону прирост общих магических возможностей вовсе не гарантировался, более того, могло получиться и наоборот. Да, такие вот хитрости и парадоксы артефакторики. И раз уж у меня планировалось превращение штуцера в цельномагическое изделие, то неприятности, а главное, неожиданности в работе могли возникнуть любого свойства и в любое время. Кстати, шашку свою мне, похоже, придется инкантировать по новой — что-то я ее в последнее время как-то не чувствую…
Рапорт на имя генерала Романова я все-таки дисциплинированно подал. Добросовестно указав все возможные сложности и вероятные неприятности, поджидающие исполнение моего замысла, я тем не менее попытался привлечь внимание командующего существенным повышением меткости, а стало быть, и общей действенности штуцерного огня, пусть даже таковое повышение имеет высокую вероятность оказаться временным.
…После битвы, получившей название Парголовской, по имени села, где располагалось командование русской армии, произошло много всего. Шведы, понеся чувствительное поражение и вынужденно отступив, боевого пыла не утратили и, похоже, намеревались прорываться к Усть-Невскому по морскому побережью. Как я понял, именно на взятии города строились их планы на эту войну, почему и начали они ее зимой, не иначе, рассчитывая на внезапность и заранее созданные запасы. Наша армия, усилив левый фланг, прикрыла направление новых шведских атак, но до очередной крупной битвы дело пока не дошло. Раз уж взять город с хода шведам не дали, то теперь, когда к нам свежие войска подходили куда в большем числе, нежели к шведам, неприятелю вообще мало что светило, и я не понимал, на что еще шведы сейчас могли бы рассчитывать. И все-таки война продолжалась.
Лично для меня самым главным событием последнего времени стало, естественно, награждение орденом Святого Георгия. Орден вручал мне генерал-полковник Романов в том же Парголове, где по-прежнему оставалась его ставка. Вместе с «георгием» я получил погоны подпоручика, став-таки полноценным офицером. Еще больше полноценности прибавило моему положению то, что под моей командой теперь на официальном основании оказалась полурота. Роту нашу пополнили почти до полноценного состава, в ней стало девяносто семь строевых нижних чинов, а вот офицеров пока имелось только трое — к нам с капитаном Паличем добавился капитан Туганбеков, из астраханских дворян, уволенный от службы по увечью и возвратившийся в строй на время войны. Как и Палич, Туганбеков воевал на Кавказе, оставив там левый глаз и два пальца правой руки. По опыту участия в Парголовской битве капитан Палич поделил роту по-иному, сведя всех ополченцев, вооруженных штуцерами, в одну полуроту, а тех, у кого имелись обычные пехотные ружья со штыками, во вторую. Я сейчас как раз командовал полуротой штуцерников, и имел твердое намерение вооружить наговоренными стволами всех своих подчиненных.
…На новой позиции нам пришлось померзнуть, дожидаясь появления шведов на дальности нашего огня, но уже через неполную пару часов показались шведские
саперы, проводившие разведку местности. Хм, об этой разведке надо будет доложить, конечно, но пока что мы им помешаем…Прошло еще не меньше четверти часа, пока разведчики не вошли в опасную для себя зону. Мы с Мирошкиным поменялись штуцерами и выбрали себе цели. Выстрелили мы почти залпом, и два шведа — сержант и солдат — повалились тоже практически одновременно. Остальные, пригибаясь, скоренько наладились от нас подальше. Впрочем, и мы не стали наглеть, и двинулись восвояси, удовлетворившись достигнутым результатом.
— Как успехи, подпоручик? — поинтересовался майор Малеев, когда мы вернулись в расположение роты. Майору этому, командиру Восьмого охотничьего батальона, генерал-полковник Романов поручил разобраться с моим рапортом, а роту нашу как раз тому батальону и придали в подчинение. К затее моей майор поначалу отнесся с прохладцей, посчитав ее прожектерством слишком много о себе понимающего офицерика с университетским образованием, однако, надо отдать ему должное, постарался вникнуть и препятствий не чинил, хотя и не помогал особо. Больше же всего меня в майоре Малееве раздражало то, что он, несмотря на мой «георгий», упорно не переходил на общение без чинов. Что ж, желание показать ему полезность моей затеи от этого только выросло.
— Работает, господин майор, — скромно похвастал я. — Сегодня думаю на всю полуроту штуцеры инкантировать.
— Ну что же, — согласился Малеев. — с полуротой можно будет уже судить о вашей затее.
Со штуцерами своей полуроты я провозился до ночи, а рано утром батальон Малеева вместе моей полуротой, драгунским и казачьим полками, а также батареей конной артиллерии отправился в набег на выявленную разведчиками шведскую передовую базу снабжения. Вот когда мои ополченцы сначала перестреляли канониров при шести шведских пушках, затем вынесли из седел два десятка шведских кавалеристов, и на все про все ушло меньше трех минут, Малеев и проникся. Мало того, что мы перешли на общение без чинов, так еще он и дал мне в помощь восьмерых своих солдат, одаренных, наговаривавших свои штуцера. Тут мне снова пришли на память мудрые слова безымянного прусского шпиона: «Иногда чтобы помочь, достаточно просто не мешать». Мало того, что у выделенных мне помощников были разные разряды, причем не выше третьего, так еще и наговаривали они каждый по-своему. Ну и, ясное дело, каждый из них был, как говорится, сам с усам, и на мое благородие посматривал с этаким снисходительным видом — все, мол, мы понимаем, не первый год, чай служим, и вообще, ваше благородие, тута надо вот так, а вот тама вот этак, потому как оно так не делается, и старшина Зыков, царствие ему небесное, тому меня и учил. Довели меня помощнички до белого каления, короче. Я, правда, кое-какой офицерской премудрости набраться успел, и когда эти соколики у меня два часа под ружьем и ранцем постояли, перед этим узнав о себе много нового и, как потом выяснилось, интересного, дело пошло веселее. Разбив инкантационную формулу на несколько этапов, я поручил каждому делать тот, что ему по силам, а сам потом доводил процесс до завершения. История эта, кстати, получила несколько неожиданное продолжение, когда мы в кругу офицеров батальона и нашей роты отмечали производство Малеева в подполковники.
— Знаете, Алексей Филиппович, — сказал Малеев в разгар веселья, — я тут услышал раз, как мои охотники восхищались господскими ругательствами, коими вы их в чувство приводили. Не запишите для меня? Вот особенно про тримандоетическую проушину и про семиёжный пропих в койке с дохлой обезьяной?
На этом месте господа офицеры на секунду умолкли, а потом заржали — кавалерия отдыхает! Странно, я-то этих оборотов нахватался, когда в прошлой жизни на заводе работал, и считал их исключительно рабоче-крестьянскими, а тут, ишь ты, господские, значит… Нет, под дружный хохот за столом я памятку составил, но удивился и сам. То ли матюги тут еще не успели развиться как следует, то ли высокое искусство строить матерные загибы не распространилось пока дальше корабельных палуб, не знаю. Вон, майор Степанов, помнится, рассказывал, как за Бразовским и Маркидоновым ругань записывал… Где, интересно, Бразовский сейчас и что с ним? — подумал я тогда, но очередной тост меня от этих мыслей отвлек.
…Мы с новообретенными помощниками успели превратить в смертоносные артефакты штуцера на две с половиной роты, когда подполковник Малеев огорошил меня известием, что ему приказано отправить три роты на Бахметьевский редут.
— Вот как раз всех, кого вы вооружили наговоренными штуцерами, да вашу полуроту и отправлю, Алексей Филиппович. И уже по итогам дела буду писать рапорт его высокопревосходительству. Выступаем завтра, — подвел он черту.
Вот это да… Бахметьевский редут имел в войсках не шибко добрую славу. Построили его вроде бы и удачно — развернуться для полноценной атаки, чтобы не оказаться в зоне досягаемости пушек редута, у шведов никакой возможности не имелось, но так и они не дураки, потому и поставили против него два своих редана почти с таким же количеством орудий. Артиллерийские перестрелки на Бахметьевском редуте были делом обычным и происходили с регулярностью, заслуживавшей, на мой взгляд, гораздо лучшего применения. Как я понял, начальство пожелало проверить, насколько наговоренные штуцера смогут охладить пыл шведских канониров, потому Малеев и получил такой приказ.