Царский угодник. Распутин

Пусть они и поругаются со «старцем», но Распутин его не бросит, не будет вести себя так, как ведут остальные Романовы, образовавшие при матушке второй двор, всё время норовящие поставить Николаю — законному государю — подножку, Распутин и совет полезный даст, и поколдует, и — если надо — у Бога защиту для царской семьи выхлопочет.

Царь облегчённо вздохнул, откинулся назад, на пухлую кожаную спинку автомобильного сиденья, и закрыл глаза — он здорово устал, и если бы не радостное предчувствие встречи с семьёй — незамедлительно уснул бы.

Распутин зашёл в торговый дом на Литовском проспекте, глянул на себя в длинное узкое зеркало, врезанное в квадратный каменный столб, стоящий посреди зала, зацепил глазом, что в бороде у него появился серебристый волосок, ловко ухватил его крепкими пальцами, дёрнул, сдул на пол. Пробормотал огорчённо:

— Нечего растить седые волосы! Не старый ещё... Рано!

Какая-то старушка с родимым пятном на кончике носа, дорого одетая, в капоре, отделанном собольим мехом, кинулась к «старцу», потянулась к руке, смешно шамкая крупным, лишённым зубов, влажным ртом:

— Святой отец, благослови!

По лицу Распутина пробежала брезгливая тень, нырнула в бороду, он отшатнулся от старухи, но в следующую секунду сообразил, что это производит неприятное впечатление, протянул бабке руку для поцелуя, та звучно её чмокнула, и Распутин отошёл в сторону.

Филёр, наблюдавший эту сцену из дверей, усмехнулся — он не любил Распутина.

«Старец» тем временем уже переместился в отдел старых вин, поставил на прилавок большую корзину, сплетённую из лозы, и, сощурившись, стал медленно читать названия, красочно напечатанные на этикетках.

Начал с шампанских. На «Мадам Клико» его взгляд не задержался. «Силлери Гран-Муссе» в больших чёрных бутылках он тоже обошёл вниманием — дрянной небось напиточек-то, обычная заморская кислятина. Вместо этого шампанского лучше суточных щей выпить. В последнее время Дуняшка наловчилась по этой части — сварит щи, выстоит их сутки, сольёт из кастрюли бульон — и в бутылки из-под шампанского.

Пробкой покрепче придавит, сложит бутылки в корзину и — вниз, в хозяйский подвал, которым разрешено пользоваться почётному жильцу дома номер 64 по Гороховой улице, квартира номер 20, Григорию Ефимовичу Распутину.

Щи Дуняшкины такими сильными оказываются, что запросто вышибают тугие пробки — те, как свинцовые пули, с которыми ходят на лося, могут выкрошить из подвальных сводов каменные осколки, могут и человека покалечить, если тот случайно окажется рядом, — убить не убьют, но глаз высадят запросто.

И что в таком разе кислым распутинским щам «Силлери Гран-Муссе»! Детский лепет, дристушка из винной ягоды. А вот «Мине Жён Орижиналь» — это уже посерьёзнее, и цена в три раза выше, чем у «Силлери», Распутин это шампанское пробовал. Остался доволен. «Мадерце», правда, уступает, но вино хорошее. Совсем иного класса, чем мадера, но после супа «Мине Жён Орижиналь», в отличие от «Силлери», можно выпить. Чтобы во рту оставался приятный вкус.

Имелось ещё шампанское «Эксцельсиор», непонятно, чьё оно — то ли французское, то ли португальское. Распутин в этих тонкостях не разбирался, но «Эксцельсиор» было, по его мнению, шампанским на любителя. Может, кому-то «Эксцельсиор» и нравится, а «старцу» — нет, ноги мыть ещё годится, а чтобы в рот — не-ет, господа хорошие, увольте!

Распутин поплевал себе на руку, расправил влажными пальцами брови — в отдел вместе с подтянутым артиллерийским поручиком, перекрещённым новенькими скрипучими ремнями, вошла женщина, на которую «старец» сразу обратил внимание — чистая, как ангел. Такая чистая, что Распутин даже несколько оторопел, в следующий миг отметил невольно, что он готов вести себя, как повела старая бабка в капоре, отороченном собольим мехом, — готов плюхнуться перед этим ангелом на колени и потянуться губами к её нежной руке...

При воспоминании о бабке, которая ещё не ушла из магазина, всё глядела на Распутина широко открытыми глазами и тихо молилась, Распутин поморщился: до чего же противная старуха! Пятно, расплывающееся у неё на носу, свидетельствовало о том, что бабка не Богом, а совсем иными силами помечена. Другое дело — эта чистая, с тревожными умными глазами женщина, при виде которой в груди у Распутина сразу сделалось горячо. Он снова поправил влажными пальцами брови и смело, в упор глянул на женщину.

Поручик, поймав взгляд Распутина, нахмурился было, но в следующий миг обмяк, улыбнулся.

«Знает меня, — понял Распутин, — встречались ранее. А где встречались — вряд ли уже вспомню. Богу одному, пожалуй, это только и известно. Да и помнить всякие мелочи не обязательно — чего загружать впустую мозги? А вот баба у него — пёрший сорт, дюже хороша — чисто лесная ягода. Вкусная и душистая. М-м-м!» Поручик поклонился Распутину. Распутин кивнул в ответ и, желая привлечь к себе внимание дамы, заговорил громко, властно, потыкал пальцем в полку с «Мине Жён Орижиналь», потом ткнул пальцем в приказчика:

— Голубчик, положи-ка шесть штук в корзину!

— Слуш-юсь! — бодрым, хорошо отрепетированным возгласом отозвался приказчик.

— А если я возьму десять бутылок этой кислятины, твои рабочие смогут доставить вино ко мне домой?

— Всенепременно-с!

— Тогда десять бутылок!

— Кто это? — услышал Распутин за спиной шёпот дамы. — Человек крестьянского вина, а берёт дорогое шампанское...

Цель была достигнута. Распутин знал, что делал, внутри у него шевельнулась сладкая истома, он невольно подумал: «А неплохо бы этого офицерика загнать на фронт, тогда будут открыты все двери... Но чтобы заслать его в Тмутаракань, где немцы режут русским потроха и вывешивают их на столбы для просушки, надо побывать у папы...»

То, что Николай Второй уже вернулся из Ставки, Распутин знал — Муня Головина сообщила, да и сердце подсказывало, чутьё у «старца» на этот счёт было превосходное, он даже знал час, когда «папе» открыли ворота дворца в Царском Селе, — но звонить «папе» не спешил: Николай Второй позвонит ему сам. Это произойдёт обязательно, Распутин верил в силу своего внушения.

— Это Распутин, — шёпотом произнёс офицер.

— Распутин? Сам? — Женщина удивилась. — Я его представляла себе другим.

— Это он и есть. Сам. Собственной персоной.

— Та-ак, милый... Ещё подай мне вина старого, очищенного, — потребовал Распутин у приказчика.

«Очищенным» вином он по старинке называл водку. Водка здесь была выставлена разная — и «Смирновская», в толстых бутылях, украшенных вензелями, и «монополька», изящно и дорого оформленная, в серебре и опоясках, с величественной надписью, внушающей уважение: «Монополь», и «Державинская» — особо крепкая и особо горькая, такая горькая, что пить её, как «монопольку», без закуски, нельзя — водка обязательно вывернет питока наизнанку, каким бы крепким питок ни был.