Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Царствие Снегиря
Шрифт:

Пришлось организовать остальным что то вроде соцсоревнования.

У соседей, в десяти километрах за рекой, там тоже один прораб-лейтенантик с парой сотен французов и шведов строил такой же, как и у Курочкина стандартный интернат-пансионат на триста детей. Ну, и шведы – те вообще сразу в отказ. А французы так: шатай-болтай. Тогда этот лейтенантик не долго думая, вызвал НКВДэшников, те приехали, двух шведов и одного француза – самого смешливого и до баб интересовавшегося – прямо на стреле крана и вздернули. С тех пор у лейтенанта все пошло тип-топ. Как в кино про стахановцев.

Виталий не хотел идти тем же путем, и предложил американцам с поляками что-то вроде сделки.

Каждая национальная бригада берет по корпусу на подряд. Поляки – столовую, бельгийцы – спортзал и оранжерею, американцы – спальный корпус, а испанцы – они и так учебный корпус строят, без погонял!

И договорились так, хотите алкоголь и девочек на уикенд? Давай работу! Не хотите?

Во-первых, заставлю… и рассказал про соседний лагерь и шведов с французом… а во-вторых, отниму игральные карты, отменю видик и библиотеку. Будете после смены в стенку казармы смотреть до отбоя. А так – если договоримся, я, мол, Виталик Курочкин буду самым последним негодяем и болтуном, если не договорюсь по бартеру и не привезу из ближайшего женского лагеря сотню девчонок – англичанок на субботние танцы. И чья бригада будет впереди по производственным показателям, та и больше пива получит, и поблажку в режиме – ночь с субботы на воскресенье – без переклички и отбоя.

Как то сидел Курочкин на солнышке, расстегнул китель, снял фуражку… И подсел к нему американец – бригадир каменщиков Дарэл Винблоу.

– Лефтенант!

– Чего тебе?

– Лефтенант, ми узналы для какой дэти ми строить школа.

– Ну?

– Лефтенант! Это для наши дэти!

– Че? Для какие еще "наши дети"? Тебе какой хер разница? Строишь и строй себе, – Курочкин продолжал жмурясь подставлять лицо ласковому солнцу.

– Нет, лефтенант! Ты не понял, ми узналы, что сюда будет привозить наши дэти из Запад! Из Америка, из Европа. Маленький дэти. Три – пять лет старый дэти. Они будут русский дэти. Потом. Их отнимать у нас и давать Россия. Их делать русский дэти. Это я точно знать…

– Чи-и-иго? – Курочкин наконец открыл глаза.

Дарэл Винблоу тоже не мигая в упор глядел на него.

– Ну и что? И даже если бы и так?

– Мы уходить.

– Чиго? Куда это "ви уходить"?

– В лес. Мы не строить дом для наши дэти здесь.

– Идите, хер с вами, только завтра вас всех переловят с вертолетов и перевешают, а мне новых двести человек привезут.

– Лефтенант!

– Что тебе?

– А ты бы стал строить такой интернат для свой дэти в Америка?

– Но ведь не я войну проиграл, а ты, Дарэл…

– Да, лефтенант.

– Так что…

Но это было последнее, что Курочкин видел в своей жизни, потому как его пистолет почему то вдруг оказался в руках у Дарэла Винблоу. И этот пистолет вдруг выстрелил.

12.

– Ты мерзавка, ты мерзавка, ты мерзавка, – Марина с каким то опьяняющим, распирающим грудь остервенением хлестала свою служанку по щекам, нисколько не заботясь тем, раскровенит ли или нет мелькающая в воздухе прямоугольная унтер-офицерская пряжка ее ремня, лицо этой молодой чешской девушки.

Ощущение бесконтрольной власти и вседозволенности кружило голову. И чем дальше Марина заходилась в своем гневе, тем сильнее хотелось дойти до края, и тем более манящей казалась та открывающаяся под ней бездна неуправляемого зла, до поры скрываемого за завесой внутренних табу и от нее самой.

Ведь раньше она и кошку свою никогда не могла нашлепать… А теперь!

– Ты мерзавка, ты мерзавка, ты мерзавка!

Экзекуцию прервал

только стук в дверь.

– Кто там? – сердито крикнула Марина, поспешно застегивая новый унтер-офицерский китель и подпоясывая тонкую талию только что мелькавшим в воздухе ремнем.

Воспользовавшись моментом, не переставая всхлипывать и утирать кровь и сопли, Хельга пятясь на четвереньках, уползла на кухню.

– Кто, я спрашиваю!

– Хрен в пальто, штурмшарфюрер Коля с утра у твоих ног.

Коля Сытников с некоторой поры стал ее Маринки прямым начальником. Он был из первого набора дивизии – из тех питерских подонков, что на стеклах вагонов метро еще в начале девяностых годов выцарапывали две зиг-руны и неумелой готикой писали рядом непонятное им самим слово "ингрия". Коля Сытников был отбросом общества – ни на что не способным, склонным к воровству и пьянству, он был этаким содержанием грязного отстоя фановой трубы. И в любой другой ситуации, он кончил бы свой век в тюрьме или подворотне с ножом в боку. Но грянули перемены.

И Коля Сытников первым прибежал записываться в "хозяева новой жизни". Грязные наклонности Коли Сытникова сдерживались единственно -внутренним Уставом ваффен СС. Его постоянное желание унизить слабого, ударить умника в очках, изнасиловать миленькую девчонку из соседнего двора – сдерживалось только опасением быть изгнанным из СС, или получить от своего командира – такого же как и он – подонка и идиота – рукояткой "вальтера" по зубам.

– Гы, Маринк, ну ты в натуре класс, дай за попу укушу! – Коля Сытников попытался обнять Марину за талию и было протянул растопыренную ладонь к ее груди, но она вывернулась и скривившись брезгливо, бросила, – отстань.

– Да ты че, Маринк, ты мне должна, в натуре должна, у нас все бабы своим командирам сосут. Ты че, не в курсе, так я тебе мозги направлю!

– Коль, а ты знаешь, – Марина спокойно посмотрела на своего кавалера, – а ведь Ольгис Фогель – это мой друг.

Только удар молнии и гром среди ясного неба могли произвести подобное впечатление на нестойкое Колино сознанье.

– Ну, прости, если чего, я ж не знал! – засобирался Колька, пятясь словно побитая давеча Хельга.

– Но если наврала, всей командой с ребятами отдерем во все дырки и на помойку выбросим, – уже выйдя на двор пробурчал про себя отвергнутый герой. Герой с двумя кубиками и широкой полоской в левой петлице.

Олег раньше любил ездить с инспекциями по частям своей дивизии. Ему вообще нравилась эта, как ему казалось, блестящая идея того, что каждый министр правительства являлся еще и командиром какой – либо дивизии войск НКВД или ваффен СС. Он сам это придумал и еще в самом начале лично организовал набор питерских добровольцев в свою личную дивизию "Петр Великий". Теперь на левых рукавах весь личный состав соединения носил черные нашивки с серебряными готическими буквами "Pier le Grand".

Олег не любил положенной по уставу парадной генеральской формы с галифе, высокими хромачами и кителем "литовкой" на белую сорочку. Он с присущей фронтовикам лихостью, подсмотренной им у командиров танковых батальонов Курта Майера, предпочитал надевать камуфляжные комбинезонные штаны на выпуск с обычными солдатскими ботинками, и унтерский китель фельдграу из полу-шинельного сукна. А в дождь или снег – еще надевал поверх кителя фронтовую парку-выворотку – на снег белую, а под осень и весну – коричневую… Из генеральского в его туалете оставались только два серебряных дубовых листа в петлицах, да витые серебряные погоны с тремя оберфюрерскими на них четырехконечными звездочками.

Поделиться с друзьями: