Царство. 1951 – 1954

— Чтобы я про подобное не слышал! — резко оборвал Хрущев. — Лавку с ядами закрывай, не понадобятся нам яды. С прослушками каждый будет до изнанки понятен, — не допуская возражений, приказал руководитель партии. — Врагов, Ваня, мы должны в глаза обличать, открыто судить и, если виновен человек и суд это признает, открыто, я подчеркиваю, открыто, в назидание всем, наказывать! А выверты исподтишка, яды, газы, автокатастрофы — это не наше, не социалистическое! Надо, Ваня, правду с головы на ноги поставить!

18 июля, среда

В этом месяце Илюша добился музыкальных успехов, правда больше ему нравилось петь. Учительница пошла на хитрость: три раза в неделю стала заниматься с ним пением и всего раз — сажать за инструмент. Илюша с преподавательницей сдружился — распевать веселые песенки ему нравилось, поэтому приходилось учить нудные ноты и играть противные гаммы. Так или иначе дело в музыкальном обучении двинулось. Частенько с маленьким братиком пел песни Сергей, вот уж веселье тогда получалось! Радочка же у родителей не задерживалась, непременно торопилась к себе на Грановского, на пение у нее времени не оставалось.

— Куда ты спешишь? — интересовалась мать.

— В театральный кружок, — объясняла дочь.

Потом стала заниматься танцами, дома ее видели редко.

— Не иначе кавалер появился! — обеспокоилась Нина Петровна.

20 июля, пятница

— Как настроение, Трофим Денисович? — Лобанов заглянул к президенту Академии сельскохозяйственных наук. Хотя он и являлся вице-президентом, у Лысенко бывал редко, чаще тот приезжал к нему в министерство.

— Настроение мое самое отличное, вчера целый день, можно сказать, с засученными рукавами отработал: сам полол, сам сажал!

— Жаль, меня не было!

— Жаль! Ну, а ты что? — Лысенко миролюбиво смотрел на коллегу.

— Я лекцию в Тимирязевке читал, потом в ЦК ездил. Думал, должность свою верну, все-таки в государстве смена главнокомандующих!

— И не говори, Пал Палыч, и не говори!

С 1938 по 1946 год Лобанов был наркомом зерновых и животноводческих совхозов СССР, потом, до 1953 года, — первым заместителем союзного министра сельского хозяйства, а после смерти Сталина стал министром сельского хозяйства Российской Федерации. Чтобы назначение это Пал Палыч не воспринимал как понижение, его сделали помощником у Маленкова. Но все-таки самолюбие Лобанова было ущемлено.

— К кому в ЦК ходил? — интересовался Лысенко.

— К Суслову. На Бенедиктова бочки катил. Как нас рокирнули, возмущался: его с России на Союз взяли, а меня с Союза в Россию скинули!

— Надо было к Хрущеву идти.

— Суслов обещал с Никитой Сергеевичем переговорить.

— Маленков Бенедиктова отстоит.

— Он к креслу точно прирос! — с сожалением выговорил Лобанов. — Спихнул меня на ступень ниже!

Лысенко неприлично хихикнул:

— Охота тебе, Пал Палыч, в кабинетах потеть? Ты аграрий, землю душой чуешь, а они первоклассники!

— Первоклассники, а командуют! Я на вторых ролях быть не намерен!

— На каких — на вторых? Ты помощник председателя Совета министров!

— Одно дело у Сталина быть помощником, а другое дело сейчас, не поймешь у кого! — в сердцах произнес Лобанов.

— То верно!

— Обычное перетягивание каната! — определил ситуацию Лобанов.

— Ты бы, Пал Палыч, мне здесь пригодился.

— В министерском кресле, Трофим Денисович, я тебе больше пригожусь!

— По мне, в Академии твое место.

— Я и так в Академии. Ты, Трофим Денисович, столб, я за тебя обеими руками держусь!

— Обычный ученый! — не согласился Лысенко. — Естествоиспытатель, как Мичурин.

— Нет, ты — громада! — затряс руками Пал Палыч.

— Некоторые, с тобой не согласятся. Слышал, как меня за генетиков честят?

— Бестолочи!

— Бестолочи, а свое доказывают. Лазают, бездари, по кабинетам, гундосят! Только рассуждать способны! От рассуждений разве что вырастет? Я на поле лягу, лежу, и звуки слушаю, — глаза Трофима Денисовича посветлели. — Поет, Пал Палыч, землица! И людям петь надо! А меня — чистят!

— Какие у них доказательства? Где система заложена? У тебя же — база подведена, основа! Сами не понимают, что творят!

— Позавчера опять про меня в Отдел науки написали. А бумаги разве к картошке или к свекле отношение имеют? Я им урожаи, опираясь на науку, предрекаю, а они жалобы строчат! Смех!

— И смех, и грех! — определил Лобанов.

— Как бы Бенедиктов их сторону не взял.

— Этот заблудился. Я ему звоню, а он не слушает, перезвоню, говорит! Представляешь? И кто — Ваня Бенедиктов, и кому — мне!

— Не просто нам, дорогой, придется, ой не просто! — покачал головой Лысенко.

— А когда легко было?

26 июля, воскресенье

— Ты, Нина, скажи Сергею, чтобы меньше занимался. Как ни встречу его, все с книгой да с книгой! На нем уже лица нет. Смотри, чтоб не сорвался! — предостерегала подругу Валерия Алексеевна. — Иду с работы, и всякий раз его машина на стоянке стоит. Ты, Нина, за сыном следи!

— Бледный — невозможно! — согласилась мать.

— Декана спрашиваю: «Как дела у Хрущева?» — «Все предметы досрочно сдал», — отвечает. «Так чего в институте допоздна делает?» — «Дополнительно занимается», — разъясняет. Разве так можно? — укоризненно смотрела ректор на подругу.

— И я ему говорю! — всплеснула руками Нина Петровна. — «Без знаний, мама, меня к ракетам не пустят!» — так отвечает. Вот и старается.

— Не до такой же степени, он молодой человек! — качала головой Валерия Алексеевна. — Мои-то, только и думают, как за девочками ухлестнуть, то туда в гости летят, то сюда! Я их за учебу шпыняю, а Сергей твой прямо трудоголик!

— Он очень ответственный.

— Смотри, Нина, чтобы не надорвался.

— Как его переделаю! — в отчаянье сказала мать.

— Надо, чтоб гулял больше.

— С отцом ходит.

— Это хорошо. Мой-то домой придет, на диван заляжет и ужин с дивана ест, а потом — спит. Прошу: сходи, погуляй! А он: сил нет, так выматываюсь!

— Нагрузки колоссальные! — подтвердила Нина Петровна.

— Мы в этом году не отдохнули: то Сталин умер, потом с Берией история, не до отдыха было; а сейчас и ехать поздно, у меня учебный год на носу, — расстроенно говорила ректор института.