Целитель. Этот мир, придуманный нами
Шрифт:
«Вещий сон?!»
Он заторопился, толкаясь – люди всё подавались назад, расступаясь кругом, а посреди острова пустоты тянулась стрункой знакомая, кромешно-черная фигура. С резким верезгом расстегнулась «молния» – и сотни глоток и нежных горлышек исторгли стонущие вопли.
– Авада кедавра! – заголосила бесовка.
Гарин кинулся к ней, чуя подступающий холод и резкую боль в связках. Скрутить бомбистку! Сломать таймер, мигающий зловещими алыми цифрами. Уберечь… Спасти…
Сильнейший взрыв отбросил Михаила, терзая на лету, мешая с корчившимися телами ближних.
И бысть тьма.
Воскресенье, 2
«Альфа»
Ново-Щелково, улица Колмогорова
Сам календарь смилостивился надо всеми советскими лодырями и гуляками – второе число нового года выпало на воскресенье. Ура-а…
Не нужно рано вставать, завидуя детям, дрыхнущим на законных основаниях, не нужно топать на работу…
Зевнув, я хорошенько потянулся, кряхтя от наслаждения, и вытянул руку, лапая постель рядом с собой. Наташи не было, лишь примятая подушка выдавала недавнее присутствие женщины, да в воздухе витал слабеющий шлейф духов.
Я вздохнул, решительно отбросил одеяло, и сел – мягкий ворс ковра приласкал босые ноги. Тишина какая…
Видать, девчонки мои – не вялые сони, как их любимый «попаданец»! Грозились вчера выбраться на природу, на лыжню – и встали-таки пораньше, нахлебались кофе, проснулись…
И Наташка, и Рита с Инной, и Юлька с Леей. Один я не готов спортивные подвиги совершать, утренний сон мне куда милей. Спасибо, хоть не разбудили. Шастали, небось, на цыпочках, шептались и хихикали…
Вывернув и накинув просторную футболку, я влез в смешные пижамные штаны с забавным принтом – снеговички, матрешки, елочки, снежинки… Подцепил тапки, вышел на галерею –просторный объем холла отозвался едва слышными эхо – и зашлепал по лестнице вниз.
«Говорят, под Новый год, что не пожелается, всё всегда произойдет, всё всегда сбывается!» – вертелось в голове.
Дезинформация, мягко говоря. Грубо выражаясь, обман.
Отмучаешься, не поспав в праздничную ночь, а наутро… Шампанское выпито, фейерверки давно растаяли дымом, и лишь пестрое конфетти усеивает пол, словно почившие мечты…
Как поет нежно любимая Агнета, дуэтом с нежно любимой Фридой:
С Новым годом,
С Новым годом,
Пусть нам хватит сил исполнить наши желания,
Иначе ничего не останется, как только лечь и умереть,
Тебе и мне…
Внизу мои философические печали резво сместились на волну старого брюзги.
«Ну, разумеется…» – подумал я, праведно негодуя. – Сборы – это же разгул стихии! Ералаш и бардак!»
В спальнях и гардеробных всё разбросано, раскидано в лучших традициях первозданного хаоса…
– А вот не буду ничего убирать! – мстительно вымолвил я, и прислушался. Тихонько шипела батарея, урчал холодильник… И что-то еще жужжало…
Тошку, как мы прозвали трудолюбивого робота-пылесоса с завода «Точмаш», я обнаружил в спальне у Инны – бедная машинка настойчиво, но тщетно штурмовала одёжный завал.
– Что, никак? – я поднял увесистого киберуборщика, и тот протестующе зажужжал, засучил короткими ножками. – Всё, Тоша, отмена!
Услыхав кодовое слово, роботёнок затих. Я вынес его в коридор и опустил на паркет. Тоша помигал индикаторами и, топоча лапками,
как ежик, заспешил на подзарядку.– Правильно! Мне тоже пора подкрепиться…
С утренней трапезой проблем не было. Первая новогодняя неделя хороша тем, что вообще не надо готовить – полки холодильника гнутся от салатов, закусок и давно остывшего горячего. А какое единство наблюдается по всем кухням Советского Союза! Всюду на завтрак подаются оливье, селедка под шубой и позавчерашние котлеты…
Ну, котлеты мы разогреем. И пюре заодно, отвердевшее, как утоптанный снег… Я зажмурился. Хорошо!
Что ни говори, а завтрак в безмолвии и одиночестве, когда всё спокойно и никуда не торопишься – это особое удовольствие. Ты не ешь, нервно поглядывая на часы, а смакуешь! А на десерт – чай с пирогом. И тишина…
Конечно, в эти плавно текущие минуты я испытывал чисто мещанские радости – ничего не делал, да пищеварил, – но кто сказал, что «il dolce far niente» не подобает мужам – ученым и государственным? Можно же, хоть иногда, побездельничать? Разнообразия для?
С сожалением углядев дно теплой чашки, я отставил ее и сменил вид недеяния – стал рассеянно глядеть в окно, на две сосны у забора.
Не удержался, заказал и сам заплатил, чтобы во дворе росла хоть пара хвойных пород из леса. Спецмашина выкопала сосенки – крепенькие, в два человеческих роста, вместе с корнями в кубометрах земли – и бравые садовники пересадили деревья.
Та, что левее – или правее? – надумала чахнуть по весне, но я ей втолковал, что подобное поведение весьма для меня огорчительно. Лично подкормил вонючим компостом, и сосна вняла – принялась, зазеленела…
Звонок радиофона спугнул мысли, рассыпая их на фонемы. Дотянувшись до «ВЭФа», я ожидал узреть на экране сюсюкающее «Риточка» или «Юлечка», а увидал короткое и твердое «Путин».
Воздыхая, пальцем придавил зеленый кружок.
– Да, Владимир Владимирович?
– Здравствуйте, Михаил Петрович, – донёсся до меня негромкий и сдержанный голос. – Елена Владимировна доложила мне о событии… которое не должно было произойти. Хм… Знаю, у вас радиофон с шифратором, но всё же… Вы не могли бы подъехать?
– Ну, разумеется, – ответил я, начиная переживать. – Еду.
– Жду, – обронил радик, и погас.
– Вот, вечно всё испортят… – мое ворчание разнеслось по холлу, однако холодный пузырь беспокойства надувался внутри сильнее и сильнее, вытесняя лень и сонную истому.
…Десятью минутами позже «Чайка» выехала со двора.
Терпением я никогда не отличался, да и ждать не люблю. Что мне оставалось? Гнать.
Сразу за КПП к моему «членовозу» пристроились два черных, приземистых «ЗиЛа». Кортеж раскрутился на заворотах эстакад, и понесся к Москве.
Тот же день, позже
Москва, площадь Дзержинского
Столица недурно подготовилась к росту благосостояния трудящихся – и к нашествию автомобильной орды. Въезды повсюду широкие, кое-где по десять, даже по двенадцать полос, но вот центральные улицы не раздвинешь.
Объехав памятник Железному Феликсу, я притулился на стоянку во внутреннем дворе, с тылу державного здания КГБ, доминирующего над площадью.
Дежурный старлей лихо козырнул, и проводил меня наверх. Шагая по бесконечной красной «кремлевке», я мимоходом успокаивался – не для этого ли и существуют длинные, гулкие коридоры? Отводить тревоги?