Целитель. Этот мир, придуманный нами
Шрифт:
На какое-то мгновенье Тата будто оглохла, но, услыхав собственное дыхание, поняла, что ее несёт против течения времени. Назад… в поза-позавчера…
* * *
В некий неясный момент, когда смутное осознание себя сделалось чётким, Ивернева ощутила под ногами не упругость рифленой резины, а податливость сухой прошлогодней травы.
Бледно-фиолетовые извивы потрескивавшей энергосферы угасли, свежо пахнув ионизированным кислородом, и Тата раскрыла глаза.
Она сидела на газоне, под защитой густых кустов и пары голых деревьев, уныло возносящих к небу кривые черные ветви. Издали, со стороны
Тата гибко выпрямилась, застегивая дубленку. Она не сразу уловила движение за спиной, а в следующее мгновенье до ее ушей донесся негромкий, весьма прохладный баритон:
– Руки вверх, барышня! И без фокусов!
Глава 2
Пятница, 31 декабря 2010 года. Ближе к вечеру
«Гамма»
Москва, Зеленодольская улица
– Руки вверх, барышня! И без фокусов!
Будь на месте Таты любая иная сотрудница КГБ, пусть даже имевшая богатый опыт спецтренировок, ей пришлось бы прибегнуть к типично женским уловкам в такой-то ситуации. Но Ивернева была не просто «иной», а возведенной в степень.
Мгновенно выйдя на сверхскорость, она отшагнула и развернулась. За ее спиной стояли двое милиционеров в форме стального цвета – один, рослый, с пышным чубом, выпущенным из-под заломленной набок ушанки, стоял подальше, демонстративно засунув руки в карманы полушубка, а другой, невысокий и коренастый, при погонах сержанта и со смуглым лицом восточного типа, топтался в паре шагов от девушки, обеими руками тиская табельный ПМ. В черных вытаращенных глазах азиата пульсировали испуг и натужное торжество – ствол подрагивал, а с крупных, словно накачанных губ срывался шепот: «Ай, шайтан-баба… Ай, шайтан…»
Всю эту диспозицию Тата запечатлела за ничтожную долю секунды. Веки сержанта еще не дрогнули, чтобы моргнуть, а правый женский сапожок уже мелькнул, выбивая оружие. Продолжая движение, майор крутанулась, и левая нога впечаталась в пухлую щеку ориентала. Тот исполнил кувырок назад.
Ивернева замерла, выходя из состояния субакселерации, и рядовой, стоявший подальше своего излишне рьяного командира, наконец-то смог увидеть девушку, а не размытый вихрь.
Зубасто улыбнувшись, он вскинул руки вверх:
– Сдаюсь, сдаюсь! – и восхищенно выдохнул: – Ну, кла-асс! Вы только не обижайтесь на Ваську, он из Душанбе, и уж больно ретив…
– Ваську? – улыбнулась Тата, склоняясь над поверженным.
– Вообще-то, его Басиль зовут, по-ихнему, но мы по-своему, по-нашенски…
Ивернева приложила пальцы к шее Басиля. Ощутив заполошное биение, кивнула успокоенно, и с силой нажала пару точек – за ухом и на затылке бравого сотрудника милиции. Тот замычал, болезненно морщась, завозился, засучил ногами в начищенных ботинках.
– Ш-што? – выдохнул Басиль. – Х-хде?
– Вы прогнали хулигана, – четко выговорила Тата. – Он вас ударил, а вы пригрозили ему оружием, и «нехороший человек» бежал… – Подняв голову, девушка показала глазами рядовому на «Макаров», тускло отблескивавший в бурой траве. Рядовой понятливо закивал, и подобрал оружие. – Меня защитили… – ее голос утончился, переходя в слезливый всхлип.
Сержант сразу приободрился,
закряхтел, пытаясь встать, и чубатый с готовностью подхватил старшего по званию, незаметно сунув пистолет ему в кобуру.– Ох… Чигарта мехурам… – скривился Басиль, грузно поднимаясь с колен. – Как-то мне нехорошо…
– Давай, к «козлику», Вась, – со смешным участием заворковал чубатый. – Посидишь… Отдохнешь… А мы потом рапорт сочи… К-хм… Всё, как было, распишем! Зуб даю – сам товарищ Гордеев похвалит! Ты же знаешь товарища полковника…
Сержант лишь уныло кивал, еле переставляя ноги. Небитый вместе с Татой устроили битого на заднем сиденье милицейского «уазика», и заботливо притворили дверцу.
– Уф-ф! – вытолкнул рядовой, поправляя шапку. – У нас в деревне кот был, Васькой звали. До того ленивый… Развалится на крыльце, и спит! Пока не пнешь, фиг сдвинется! Зато, как жрать дают – бежит, аж топочет! Один раз, помню, матушка ведро с парным молочком поставила на ступеньку, так котяра лакать вздумал. Мать его кэ-эк пнёт – Васька с мявом улетел! Но у вас, конечно, куда красивше вышло…
– Вас как звать… «дядя Стёпа»? – улыбнулась Тата.
– Меня-то? – покраснел ее визави. – А… Смеяться не будете? Меня… Меня, вообще-то, Тихоном кличут… В честь деда назвали. Он на войне… Без вести.
– Чего ж тут смешного? – вздернула брови девушка. – Имя, как имя. Мужицкое, кряжистое такое…
– Ага! – воспрял Тихон. – А… Вас как?
– Ирина, – улыбнулась Ивернева, протягивая руку.
Милиционер осторожно пожал изящную кисть.
– Ирин… – несмело заговорил он. – А давайте, я вас угощу хоть? Ну, так, в качестве извинения за… за ЧэПэ? Васька просто напугался – что-то там, в кустах, засветилось, будто сварка…
– Да ладно, чего там… – отмахнулась Тата, изображая беспечность, и мило улыбнулась: – Угощайте!
– Ага! – обрадовался Тихон, тут же смущаясь. – Только ресторанов тут нету… Зато шаурма – просто объедение! Там какой-то родич Басиля крутится. Ага… Так у него всё по-честному, и чисто – не скажешь даже, что таджик! А уж кофе варит… – он закатил глаза. – Куда той баристе!
Наталья не стала поправлять нечаянного знакомца, а просто зашагала рядом. Она уже на месте, и хостел смертницы рядом почти, минут пятнадцать ходу…
Вот только спешить не надо, лучше подготовиться, как следует. Линкольн верно говаривал: «Если от меня потребуют срубить дерево за восемь часов, я потрачу шесть часов на то, чтобы заточить топор»…
* * *
Кафешка старого Азиза и впрямь выглядела опрятно. Здесь столовались дальнобойщики и студенты, «гастарбайтеры» и «понаехавшие». Бывало, и коренные москвичи заглядывали – толстый и румяный повар обходился без изысков и без тех кулинарных извратов, коими кичились модные ресторации Москвы, зато выходило у него – о-о-очень вкусно.
Тата чуть ли не урчала, поедая шаурму – и лаваш, и зелень, и мясо – всё радовало свежестью и умелой готовкой. А уж кофе… Такой пахучий и духовистый напиток можно было, наверное, отведать… ну, разве что в хижине бедуина, знающего толк в «кахве»!
– Спасибо, Тихон! – выдохнула девушка. – Накормили и напоили.
Милиционер гордо заулыбался, но его губы тотчас же дрогнули, сникая.
– А мы еще увидимся, Ирина? – с надеждой выговорил он, тут же заспешив, понижая голос: – Я не спрашиваю, где вы служите…