Цена его любви
Шрифт:
— Даааа, — кивает, и снова сердце дергается, сжимается чем-то до боли острым и щемящим.
— Я знаю, Влад. Я чувствую. Потому что ты тоже здесь, — и мою руку к собственному сердцу прижимает.
И я снова сдохнуть готов прямо в этот миг.
Потому что ценнее ничего в жизни наверное, и не было.
— Даша. Я многого не говорю и не собираюсь тебе говорить. Просто верь мне. Верь мне, хорошо, девочка? Верь. Мне нужно будет уехать. Пожить пока отдельно. На время. Пока все не разрешиться. И, по-хорошему, лучше бы мне тебя отсюда, из дома своего, переселить. Но я должен знать, что ты в безопасности.
— И обещай мне, Даша! Обещай! Никуда не бросишься! Если только будет малейшая опасность, — ты прячешься! Не выбегаешь из дома, а несешься со всех ног сюда! Здесь найти почти невозможно, только я смогу. А если меня долго не будет, — будешь выбираться. Обещай мне, Даша! — до хруста сжимаю ее нежную тонкую шею.
Мне нужно это обещание. Как воздух нужно.
— Неужели все так плохо, Влад? — шепчет, прикасаясь к моим губам с пронзительной болью и тревогой.
И, блядь, сердце снова всмятку — потому что гладит своими тихими, нежными пальцами, порхает по шее, и понимаю, — не за себя тревожится. За меня. Реально, блядь.
— Нет, маленькая, — обхватываю ее щеки, глажу нежно, как только могу. — Не плохо. Все нормально будет. Это на всякий случай. Если вдруг… Если вдруг случится какая-то непредвиденная катастрофа. Я, как оказалось, не всякую катастрофу предусмотреть могу.
— И не всегда могу быть рядом. Не всегда, Даша. Но я должен. Я должен знать, что с тобой ничего не случится. Что если будет опасность, ты убежишь. Даша! Обещай мне!
И снова — встряхиваю, потому что не вижу, блядь, в ее глазах этого ответа. Не вижу!
— Слово мне дай, Даша. Просто дай мне слово. Это самое ценное, что есть в нашей жизни, что может быть. Если слово предашь, — меня предашь и все, что здесь, — к сердцу снова руку прижимаю. — Ты. Должна. Дать. Мне это чертово слово!
— Хорошо, Влад. Хорошо, — слезами захлебывается, а руками — скользит по моим щекам и будто меня самого, как маленького, утешает. — Хорошо, я даю тебе это чертово слово!
— Скажи! Скажи полностью и так, чтобы я услышал!
— Я сбегу. Если будет опасность, то буду прятаться, скрываться. Убегу. Сюда. А после ты за мной придешь.
— Поклянись, Даша. Сердцем моим поклянись.
— Клянусь… Клянусь, Влад. Но ведь этого не случится? Не случится, правда?
— Конечно, маленькая, — обнимаю.
Только теперь расслабляюсь.
Только теперь верю, почему-то твердо верю — такого слова она не предаст. Убежит. Спрячется в безопасности.
Только теперь дышать по-настоящему, свободно начинаю.
— Не случится, — глажу ее по векам, по волосам. — Просто. На всякий случай. Все будет хорошо.
— Я верю тебе, Влад, — прижимается, так доверчиво, так искренне. — В тебя верю. Я знаю, ты сделаешь все, как надо. Ты поступишь правильно.
— Верь, Даша. Верь. Сейчас просто верь и ни о чем не думай. Просто пойми, так нужно.
И снова — подхватываю.
Несу на руках обратно.
Изо всех сил прижимаю к себе мою бесценную ношу.
Не отпускал бы. Никогда, ни на миг от себя бы не оторвал.
Но если хочу сберечь, сохранить, если хочу, чтобы она была, чтобы мы были — должен.
Иначе потеряю навсегда.
Я любил
ее совсем иначе этим днем.Рассыпаясь по всей коже, обжигаясь поцелуями.
Медленными, долгими, тягучими. Задыхаясь каждый раз от неумолимой близости.
Другой. Той, что внутри. Той, что на уровне вен внутри разносится, клокочет.
Не к коже, не к телу, не к соскам и бедрам прикасаясь, — к ней самой. До самой глубины. До сердцевины.
Вонзаясь, выбивая тихие всхлипы и жадные крики.
Судорожно впиваясь в плечи и бедра, дергая на себя, — и снова возвращаясь к немыслимой тихой нежности.
Выходя из нее на максимум, чтобы жадно втолкнуться снова.
Вылетая из тела под судорожный всхлип, чтобы снова заполнить — медленно. Так медленно, что искры из глаз летят от этого промедления. От каждой секунды, в которой я еще не в ней.
Внутри. На максимум. На полную мощность.
Не телами. Чем-то совершенно запредельным.
Это единственный самый открытый разговор.
В наших вздохах. В руках сплетенных. В том, как из самого сердца рвется криком из нее мое имя, а ее тело судорожно охватывает меня, сжимая в тисках наслаждения до боли.
Пока не повалились на простыни — измученные, выдохшиеся. Оба такие выпотрошенные, что рукой не пошевелить.
Только и смог, что прижать в себе, — так крепко, как будто вырваться хочет. Прижать — и провалиться в какое-то одуряющее небытие.
Глава 24
Даша.
Такой стальной, такой он несгибаемый и крепкий, — а мне хочется сталь эту растопить.
Хочется вовнутрь к нему попасть, чтобы расслабился. Чтобы открылся.
Влад Северов — безумно сильный мужчина. Таких и не бывает.
От одного его взгляда либо током прошибить может, либо колени начинают подкашиваться.
Стальный. Мощный. Недосягаемый. Да.
Но ведь он же все равно — просто человек.
И каждому человеку, каким бы он ни был, нужно иногда сбросить, хоть на минуточку весь груз, который он взвалил на свои плечи. Пусть даже на миг. А каждому всегда нужна короткая передышка. Пауза. Спокойствие. Нежность и тихое тепло.
Наверно, я и правда напрасно лезла к нему со всеми этими разговорами.
Влад не из тех, кто будет приходить домой к женщине. Садиться просто поужинать за стол. Делиться тем, что у него произошло за день, своими мыслями и рассуждениями.
Конечно, это было бы абсурдно.
Влад не мой отец, который каждый день просто ходит на обыкновенную работу.
Не одногруппник, который станет обсуждать задания и преподавателей.
Он совсем другой.
И цели и задачи и проблемы у него совсем другие.
Наверное, он и так дает мне слишком много. Больше, чем привык. Наверное.
Но мне так хочется просто обнять его. Просто развеять, хоть на минуточку весь его тяжелый груз.
И ранит, — когда не дает, когда отталкивает. Проводит четкую черту между тем, чем занимается и мной.
Как будто я должна все время быть вдалеке, на расстоянии.
Ранит.
Но я с этим тоже готова смириться.
Я его чувствую, — у себя, внутри, в самом сердце.
Если бы я могла быть рядом. Просто поддержать, конечно, не вдаваясь в каждую подробность его жизни, в то, чем занимается.