Цена памяти

— Он помогал Гарри! Снейп пытался остановить Лорда, когда он хотел убить его после того, как услышал пророчество, но тот не послушал, и тогда Снейп обратился к Дамблдору, и…

— Грейнджер, ты же это несерьёзно?! Ты…Ты… — он задыхается то ли от ярости, то ли ещё от каких-то чувств. — Ты же не думаешь, что я поверю, что Снейп помогал Поттеру?

Малфой замолкает, рвано хватая ртом воздух, и смотрит на неё так, будто сама Гермиона — виновница всего происходящего. Она судорожно сглатывает.

Она должна сказать ему.

Возможно, он решит, что она сумасшедшая, но она должна сказать ему.

Гермиона должна рассказать Малфою то, что не даёт ей покоя, терзает сердце, вызывая неприятную тяжесть по всему телу.

Ей больно за Снейпа. И грустно из-за мира, в котором с ним произошло подобное.

Она смотрит на Малфоя, слегка вскинув подбородок, чтобы добавить себе уверенности.

— Снейп… Он был… Мерлин, — каждое слово кажется тяжёлым камнем, который Гермионе приходится с трудом выталкивать из горла. — Он был влюблён в мать Гарри… Всю жизнь он был влюблён в Лили Эванс.

Сказать «Поттер» у Гермионы не поворачивается язык.

Атмосфера в комнате накаляется до предела, и Гермиона неестественно выпрямляет спину, словно пытается удержать весь груз собственных слов на своих плечах. Малфой недоверчиво смотрит на неё, но, видимо, выражение лица и усилия, с которыми Гермиона произносит эти слова, не дают сомнениям охватить его. Он понимает, что она говорит серьезно.

Малфой долго молчит, не сводя с неё глаз, а потом вдруг протягивает холодным голосом:

— Ну, конечно, Северус влюблён в магглорождённую…

Гермиона отчего-то смущается. Малфой замирает, с рассеянным видом уставившись в пустоту, а Гермиона ощущает, как всё внутри переворачивается от его слов и его тона.

Она вдруг думает о том, из-за чего отношения Снейпа и Лили навсегда изменились.

Одно оскорбление.

Одно неосторожное слово.

Слово, которым саму Гермиону не раз называл Малфой.

Она вспоминает, как недоволен он был, когда узнал, кто именно станет его связным. Его реакция, его ярость, его грубые слова… Гермионе жаль Малфоя, она расстроена и раздавлена, но всё же слабая злость колышется внутри, заставляя тихо произнести:

— Можешь называть вещи своими именами.

Он сжимает кулаки, напрягаясь всем телом. Его ноздри раздуваются, и в глазах полыхает.

— Не начинай, Грейнджер. Я ни разу не назвал тебя грязнокровкой.

— Да что ты, — севшим голосом говорит она. Грудь распирает от накативших эмоций.

Малфой слегка заминается, но отвечает все так же горячо.

— Я имею в виду за последние несколько месяцев.

Это опасная дорожка, ей не стоит продолжать.

Но когда Гермиона могла похвастаться хорошей выдержкой рядом с Малфоем?

— Тридцатое июня было месяц назад, — чётко проговаривая каждое слово, произносит она.

Он хмурится, его зрачки несколько раз дергаются из стороны в сторону, будто Малфой пытается вспомнить, о чём она говорит. Через мгновение его озаряет, и он прикусывает щёку.

— Я сказал, что меня раздражают грязнокровки и ты, но не называл тебя так, — упрямо повторяет он и сдавленно добавляет: — Но тогда я вообще много чего сказал… и сделал.

Его передёргивает, на лице отражается мука, а голос звучит так удручённо, что у Гермионы скручивает все внутренности.

Малфой вдруг протяжно вздыхает и опускается на диван, сжав голову руками. Смотря на него, Гермиона задумывается над его словами. Она чувствует, как от его вида напряжение, сковавшее грудь, слегка отпускает. Он слишком много перенёс, чтобы она позволила себе и дальше нападать на него. Малфой не извинялся, но его поступки за всё это время смягчили её отношение и заставили доверять всё больше.

Чёртов Снейп! Кажется, всё выходит по его плану…

— Но и я тоже, — вдруг говорит Гермиона. Спина Малфоя дёргается, и он слегка убирает руки от лица, но не поднимает взгляда. Гермиона прочищает горло и дрожащим голосом произносит: — Тоже много сделала. И сказала. И я… я хотела извиниться. У тебя не было причин доверять мне всё это время, когда ты делился информацией. И мне жаль, что ты в такой ситуации.

Она искренна и открыта.

— Грейнджер, я уже говорил, брось это, — злобно кидает он, всё ещё не смотря на неё.

Гермиона хмурится.

Ей не нравится его состояние. Ей некомфортно видеть его настолько раздавленным. И ей немного больно, что он продолжает отталкивать её даже сейчас.

Она делает несколько шагов в его сторону и кладёт руки на талию, что делает её вид более властным и требовательным.

— Нет, ты брось это, Драко! — страстно восклицает она. — Просто прими мои слова! Смирись, что мне жаль, и что ты был прав, и что я признаю это, — сдвинув брови, она глядит на него, пока он медленно поднимает голову. На лице отображается недоверчивое изумление. — И мне жаль, что умер Снейп. Я знаю, что вы были близки, и я соболезную тебе.

Она натыкается на его взгляд…

Горечь, и тоска, и какая-то щемящая загнанность сосредоточены в его глазах, что заставляет сердце сжаться.

— И ты думаешь, что он правда умер? — почти шепчет он.

Гермиона сглатывает и опускает руки.

— Кикимер сказал, что он либо умер, либо там, откуда никогда не вернётся.

Он напряжённо кивает и больше ничего не говорит. Гермиона отворачивается, и при взгляде на окружающую их обстановку её вдруг настигает вопрос, который не приходил ей в голову до этого.

— Мерлин, но что насчёт наших встреч здесь? — похолодев, спрашивает она.

Малфой, дрогнув, отвечает безжизненным голосом:

— Если Снейп мёртв, то дом достался мне.

Он обводит блуждающим взглядом комнату, ни на чём конкретно не фокусируясь. Он растерян, и его побелевшие губы слегка подрагивают.

Гермиона застывает рядом, смотря на него снизу вверх.

Ей так жаль, что сводит в животе. Она почти физически ощущает отчаяние Малфоя, и ей хочется избавить его от этого. Ей хочется помочь. Ей хочется спасти.

Потому что он заслужил, даже если сам не верит в это.

Они молчат так долго, что начинает звенеть в ушах, и Гермиона чувствует, как тягостная нервозность охватывает её из-за непонимания, что делать дальше. Она размышляет о Снейпе, о его судьбе и о том, будет ли схожая судьба у Малфоя…

Он вдруг нарушает тишину, и его голос звучит неожиданно громко, слова проникают прямо под кожу:

— Ну что ж… Теперь я один.

Гермиона вздрагивает от того, как обречённо это звучит. Она понимает, что он имеет в виду не только то, что остался единственным шпионом.