Цена памяти

Он всегда был так далеко, а теперь вот он и вот она. Ближе некуда. Между ними вообще нет свободного пространства.

Он и вокруг, и внутри, и будто бы под кожей.

Это странно.

Он касается её тела, целует её лицо, их дыхания смешиваются. Их взгляды на мгновение пересекаются. Гермиона вздыхает, когда он обрамляет её лицо ладонями и целует так, что в голове не остаётся совсем никаких мыслей. И движется. Медленно, так медленно, что постепенно это становится мукой.

Ей хочется больше.

Ей нужно больше.

Не веря, что делает это, Гермиона подаётся к нему бёдрами, и он невнятно стонет ей в рот, а после сбивается, делает несколько резких, неловких рывков. Она неосознанно сжимается вокруг него, и Малфой стискивает зубы.

Она чувствует, как он весь — весь! — дрожит под её руками. Его тело напряжённое и скользкое от пота, мышцы перекатываются под кожей. Гермиона знает: он возбуждён с самого начала, с тех пор, как их губы впервые соприкоснулись, и теперь наконец близок к тому, чтобы отпустить себя.

Она не ждёт, что снова почувствует то же удовольствие, что и ранее. Ей и так приятно, ей и так достаточно. Гермиона наслаждается каждым его движением, каждым толчком в животе, каждым импульсом в поясницу.

Его шипящее дыхание сдавленно вырывается сквозь крепко стиснутые зубы.

Малфой набирает темп и сжимает Гермиону в объятиях почти до боли, потом резко кусает в плечо и сразу целует, зализывая укус. Она вскрикивает, бормочет что-то, непонятное даже самой себе, и стонет, утыкаясь носом ему в шею.

На каком-то природном интуитивном уровне она знает, что он близко, он так близко, и…

Сдавленный вскрик вырывается изо рта Малфоя, когда он кончает, хаотично дёргая бёдрами ещё несколько раз, и обмякает, навалившись на Гермиону.

Она поражённо замирает, неосознанно продолжая впиваться ногтями ему в плечи, и делает несколько глубоких вздохов.

Произошедшее сильно впечатляет её. Гермиона прикрывает глаза.

Всё её тело будто распадается на отдельные части: она отчётливо ощущает, как подрагивают пальцы, колени, локти, как заходится диафрагма от сбитого дыхания, как сжимаются мышцы пресса. Но заметнее всего — мягкая боль между бёдер.

Гермиона фокусируется на всём этом и не воспринимает окружающего мира. Лишь слышит чьё-то — своё? — дыхание и отдалённо осознаёт, что её окружает что-то мягкое.

Это одеяло.

Кто-то накрывает её.

По телу лёгким ветром проскальзывает сухое тепло. Очищение. Кто-то — он, Драко — применяет чары. Гермиона судорожно вздыхает, чувствуя, как блаженная нега охватывает её.

Этот опыт… Он останется с ней. Она запомнит это навсегда. Всё произошедшее у неё в голове и под кожей. Чтобы ни случилось, это теперь часть её.

Она точно это знает.

Навсегда.

Гермиона чувствует шевеление рядом, и Малфой касается её бока, невесомо поглаживая кожу костяшками пальцев.

— Я… Ты… Я хотела… — пытается сказать она, но оказывается способна лишь на лепет.

— Тсс, — шепчет он, — поспи, Грейнджер.

И будто он произнёс заклинание, Гермиона от этих слов мгновенно проваливается в сон.

========== 10. Десятая глава ==========

Тишина бьёт по барабанным перепонкам, и темень вокруг настолько чёрная, что Драко временами начинает казаться, что он ослеп.

Ослеп и потерял разум.

Он щёлкает пальцами, хрустит костями и хлопает ладонями, чтобы разорвать тишину. Он меряет камеру шагами. Он прокручивает в голове рецепты знакомых зелий, названия и формулы заклинаний, сюжеты прочитанных книг, но больше всего — встречи с ней.

Это отчасти помогает бороться.

За год в Азкабане холод, голод, жажда и уныние стали его верными спутниками. Но Грейнджер добавила нечто новое в устоявшийся ход его жизни.

Или, точнее сказать, вернула то, что он уже когда-то знал.

Драко считает время.

Он растирает руки, ноги и туловище, старается почаще менять положение и не думать о том, выберется ли когда-либо ещё из этой ситуации.

Потому что не уверен, что может убедить себя в хорошем исходе.

Всепроникающий холод не пугает как прежде, Драко привык к нему, хотя и уверен, что один он уже отнял лет десять жизни. Но Драко уверен, если до этого дойдёт — жажда убьёт его быстрее.

Когда темноту разрезает одинокий луч, Драко сначала не верит себе.

Он видит каменную кладку, которую то и дело изучал руками, чтобы убедиться, что чувствует хоть что-то.

Стены камеры неровные, влажные и холодные.

Драко ощущал, как в некоторых местах по ним стекала вода, собираясь небольшими лужицами на полу. Он не рисковал её пить и в целом держался подальше, хоть крошечная камера плохо это позволяла.

Тяжело вздохнув, Драко прикрывает глаза на мгновение и затем поднимает голову к источнику света.

Три дня, три бесконечных чёртовых дня он не видел света, и теперь даже тусклый фонарик слепит его отвыкшие глаза. Драко щурится из-за болезненной рези и в этот момент слышит скрип, который раздаётся сверху и гулко отражается о стены.

Драко уже знает, что это.

Заржавевшая платформа, которую никто не потрудится обновить даже простеньким заклинанием, ползёт вниз с мерзким скрежетом, который перекрывает едва заметные звуки чьих-то голосов, идущих сверху.

Набравшись смелости и расправив спину, Драко шагает на платформу, когда она спускается к нему.

Камера глубокая, как колодец, и пока его медленно поднимают со дна, он успевает придумать множество сценариев развития событий.

В последние мгновения Драко решает, что наверняка больше не жилец.

И вдруг слышит тревожный голос Грейнджер.

— …Малфой, мне так жаль, так жаль, — её шёпот врывается в сознание, причиняя одновременно удовольствие и страдание. — Ради Мерлина, прости меня, я не знала, — она снова привычно тараторит, что заставляет сердце сжаться. — Я очнулась только с утра, и мне потребовалось время, чтобы убедить целителей, что я в порядке, и чтобы пробиться к главному надзирателю и доказать, что ты не виноват в том, что случилось. Мерлин, прости меня…

Драко впитывает её слова и, как только оказывается перед ней и вновь может использовать глаза по назначению, вглядывается в её лицо и не сдерживает сердитого вздоха.