Цена памяти
Шрифт:
Этот образ и все связанные с ним эмоции выталкивают из горла вопрос, который зародился там сам собой:
— Как твоя мать?
Гермиона удивляется себе.
Она видит, как Малфой вздрагивает и изумлённо смотрит на неё, а после замечает, что его взгляд сам собой теплеет. На мгновение лицо Малфоя разглаживается.
— Она… — Он неуверенно глядит на Гермиону. — Она в порядке.
— Она… Ты… Вы?.. — Бесполезные мысли ворочаются в голове, не помогая сформулировать вопрос.
Гермиона разочарованно вздыхает.
— Она в поместье, — Малфой опускает взгляд и слегка хмурится. — Мы
Гермиона кивает. Это… хороший ответ?
На миг кажется, что их разговор слишком нормальный.
Ей не стоит задавать следующий вопрос, но приободрённая Гермиона тихо произносит:
— А твой отец?
Что-то в воздухе между ними меняется.
Малфой резко выпрямляется, словно позвоночник превращается в стальной шест, и во взгляде смешиваются удивление и ярость.
Гермиона не даёт ему взорваться:
— Я спрашиваю о нем как о твоём отце, а не человеке, которого знаю я.
— Как будто так легко разделить… — он с трудом выталкивает слова из горла, задыхаясь от накатившей злости.
Гермиона на секунду жмурится, сжимает кулаки и глядит на Малфоя своим самым серьёзным и вместе с тем честным взглядом.
Её вопросы не имеют подвоха. Пусть он наконец перестанет так реагировать.
— Просто ответь.
Он сердито поджимает губы и мгновение испепеляет её взглядом, будто ожидая, что она вспыхнет или просто исчезнет на месте. Гермиона стойко глядит в ответ, и вдруг он приоткрывает рот, позволяя потоку слов вырваться наружу:
— Он был на грани разочарования. Он был сломлен событиями последних двух лет. Он был… — Драко запинается и протяжно выдыхает сквозь крепко стиснутые зубы. Морщина рассекает его лоб. — …раздавлен. Но после победы второго мая он вновь страстно уверовал в Волдеморта. Захват Хогвартса поразил его, и вера стала… почти фанатичной. Теперь у него есть энергия, подпитываемая целью, которую он старается достигнуть.
Драко вновь вздыхает. Серые глаза нездорово блестят, словно искры гаснут в остывающем пепле.
— Но ты с ним не согласен?
Гермиона не успевает прикусить язык.
Малфой бросает на неё ядовитый взгляд, брови удивлённо приподнимаются.
— Я имею в виду… Понятно, что не согласен, иначе ты не был бы здесь, — сбивчато произносит она и взмахивает рукой в попытке указать на комнату; выходит вяло и неубедительно.
— Грейнджер, что ты хочешь знать? Того, что ты увидела в воспоминаниях Снейпа, не было достаточно, чтобы понять мою мотивацию?
Он злится, челюсти сжимаются ещё крепче. В глазах вновь разгорается пламя, и Гермиона понимает, что, возможно, должна его погасить, пока оно не охватило их обоих.
Но распалять Малфоя, кажется, превращается в её любимое занятие.
— Я хочу услышать от тебя! — восклицает она и дотошно спрашивает: — Почему ты так агрессивно реагируешь?
Он издаёт какой-то гулкий, яростный звук.
— Потому что я не понимаю, что ты хочешь от меня. — Пока ещё он держит голос под контролем, но тот вибрирует, дрожит, а грудь ходит ходуном от сбившегося дыхания. — Я не понимаю тебя. Каждый твой вопрос, Грейнджер, вгоняет меня в ступор. Я отвечаю на них,
я уже рассказал тебе немало, но тебе всё нужно больше!— Я просто хочу узнать тебя.
Бац.
Она что-то ломает в нём — Гермиона видит это по излому его бровей, по изгибу губ, по выражению глаз.
Плечи Малфоя нелепо дёргаются, будто бы её слова попадают пулей куда-то между его лопаток или в центр груди.
— Ты. Хочешь. Узнать. — Его глаза слегка светятся, и он издаёт зловещий смешок: — Узнать.
Малфой поднимается с кресла, и Гермиона, будто ожидав подобного, моментально вскакивает следом, замирая напротив. Он прижимает кулаки к бёдрам и, выпрямив спину, вскидывает подбородок, отчего кажется ещё выше.
Гермиона молчит, ожидая прорыва.
Малфой не подводит.
— Я не хочу убивать, — вдруг изменившимся тоном говорит он. — Это, может быть, сложно понять, но, хоть я и верил во всё то, за что сражаются Пожиратели, всё же я не готов убивать за это. Некоторые вещи оказались важнее.
Гермиона смотрит прямо на него и рвано хватает ртом воздух:
— Но… Но!.. Это не ответ! — Теперь жестока сама Гермиона. Жестока и невыносима, и знает это, но не может остановиться. — Ты не готов убивать за эти идеалы, но всё ещё разделяешь их? Ты готов лгать ради них? Готов мучить?
— Я не знаю.
— Ты до сих пор веришь в то, что чистокровные лучше маглорождённых?
Она задаёт вопросы, потому что ничего не может с собой поделать.
— Я не знаю, во что я верю, Грейнджер! — лающе восклицает Драко, и его тело изгибается волной, будто он сдерживает рвущуюся наружу энергию. — Вот твой ответ, которого ты добивалась. Не знаю, не знаю… Я не знаю!
— Но этого недостаточно, Драко. Тебе… тебе надо разобраться.
— Грейнджер, ты сама сказала. Я здесь. И я уже совершил все те поступки. Да, многие — плохие. Но были и хорошие. И я продолжаю делать что-то сейчас, каждый день. — Он вдруг сутулится, расслабившись, и пальцы разжимаются. Руки теперь безвольно свисают у бёдер. Белёсая чёлка падает на лоб, порождая тень на глазах, которые Малфой на миг устало прикрывает. — А в конце концов разве поступки говорят не больше слов?
Гермиона замирает, ошарашенная услышанным.
Она боится ошибиться, ведь уже долгое время делает выводы о Малфое исходя из его поступков, но каждый раз сомневается: а что, если это случайность? Что, если это уловка с его стороны?
Драко Малфой не поддаётся ей, и Гермионе хочется услышать вербальные пояснения. Ей нужна расшифровка его действий. Понятная инструкция к его личности и его мыслям.
Но он прав, что поступки важнее, и это раздражает настолько, что Гермиона не сразу соображает, что сказать.
— И, знаешь, Грейнджер, — вдруг глубоким голосом обращается к ней Малфой, вновь сбивая с мысли, — если ты сама можешь объяснить причины всего, что делаешь, то я позволю тебе и дальше изводить меня вопросами, — он хмыкает и слегка покачивается, перекатываясь с мыска на пятку. — Но если ты сомневаешься хоть в чем-то — то перестань быть такой лицемерной.
Он замирает, бросив короткий взгляд на Гермиону и длинный — в потолок над её головой. Она угрюмо глядит на него и в конце концов не удостаивает никаким ответом.