Цена светлой крови

– Этот миг еще не наступил, мой лорд.

– Тогда жди. Сказано богами: истина отбрасывает длинную тень, но лишь умеющий видеть узрит ее.

Экран снова заволокло серебристым туманом. Вздохнув, Кадиани потянулся к шкафчику рядом с креслом, вытащил флягу розового одиссарского, но пить не стал. Глядя в тьму за окнами, он произнес негромко:

– Когда наступит миг прозрения и сосуд опорожнится - что будет потом? Что, мой лорд? Что будет с сосудом?

Молчание было ему ответом.

Глава 2

Южный Куат, дом «Ветер с Пролива». Ханай, столица Атали.

С последней встречи санры прошла половина месяца. В День Керравао Джумин сидел в саду, разбитом позади его хогана, вдыхал робкие ароматы наступавшей весны и любовался кустами шиповника - на них уже зеленели первые листья. Сидел он у стола, где лежали книги, тетрадь для записей и мощная лупа. Книг было две, обе - Священные: современный том Пятикнижия, который можно было приобрести в любой лавке при любом святилище, и старинный свод Чилам Баль в переплете из прочной кожи тапира. Древнему манускрипту было больше трех столетий, и он включал лишь четыре Святые Книги, ибо пятая в те времена еще не открылась людям. Полянекие писцы изготовили его вручную по всем правилам: Книга Минувшего написана серебристыми знаками по черному фону, Книга Повседневного - изумрудными по светло-зеленому, Книга Мер - пурпурными по алому, а Книга Тайн, включавшая Листы Арсолана и Сеннама - золотым по желтому н синим по голубому. Драгоценный раритет! И цена ему была такая, что лучше не вспоминать! Но о цене Джумин не думал - рукопись прислал брат Никлес, глава Банкирского Дома «Великий Арсолан», и он же оплачивал счета Джумина.

День Керравао был для него маленьким праздником. Во- первых потому, что предшествовал Дню Пчелы и встрече с друзьями, а во-вторых, приходили к Джумину в этот день две девушки-сеннамитки, прибиравшиеся в доме, и садовник Дартам, который сейчас копался в цветнике. Еще неизменно заглядывал старый Грза, чтобы уточнить список блюд и напитков на завтра, и эти визиты сопровождались возлияниями и беседами. Жилище Джумина будто оживало: шуршали метлы, плескала вода, слышался девичий смех, а Дартам, сажавший цветы, бормотал под нос тайные заклятья, полезные для растений. Одиночество отступало, пряталось, и чудилось Джумину, что был у него когда-то другой дом, огромный, полный народа, и было в этом доме нечто драгоценное, о чем он не мог забыть, и вспомнить тоже не мог.

Проклятая амнезия! Отец говорил, что случилась она внезапно, без видимой причины, и около года Джумин пролежал в Ханае - в полной прострации, под наблюдением целителей. А когда очнулся, то никого не узнавал и даже имени своего не помнил, зато свободно изъяснялся на шестнадцати языках и цитировал трактат Яремы Стерха «Великая Пустота и Учение о Неощутимом». Но зачем ему эти знания? Лучше бы вспомнить родичей, отца и мать, брага и его семью, вспомнить, что было с ним самим - ведь к моменту забвения он прожил на свете целых двадцать восемь лет! Во всяком случае, так утверждал брат Никлес... Что-то он ведь делал в эти годы! Может, путешествовал, может, изучал науки в Цолане или Роскве - иначе с чего бы ему знать майясский и россайнекий?.. Может, была у пего...

В доме защебетали, засмеялись девушки, и мысль Джумина прервалась. Он оглядел свой сад - несколько яблонь и вишен, кусты жасмина и шиповника, тонкие стебельки цветов, с которыми возился Дартам, и перевел взгляд на небо. Оно было голубым, безоблачным и уже по-весеннему теплым. Хорошее место этот Куат...

Сюда его послал отец, старый Катри Джума, сказав, что так советуют целители. Предполагалось, что смена обстановки, покой и чистый воздух будут способствовать лечению, но за шесть лет, проведенных в Куаге, Джумин не вспомнил ничего. Ровным счетом ничего! Даже собственного имени - ведь Джумином Поло он был назван тоже по настоянию отца, чтобы в Листы и мелг-новости ни слова не просочилось. Как все великие мира сего, владыки стран, народов и богатств, ханайские банкиры не любили, когда копаются в их семейных тайнах, к которым безусловно относился и поразивший Джумина недуг. «О болезни, сын мой, ты должен позабыть, а остальное - вспомнить, - молвил Катри Джума на прощание.
– Вспомнишь, возвращайся. Но не раньше».

Не поступил ли отец слишком сурово?.. Возможно, в кругу семьи, среди привычной обстановки, воспоминания вернулись бы быстрее?.. Но Джумин не мог этого утверждать. Он даже в точности не знал, почему его спрятали здесь, на краю света - для его же блага или затем, чтобы не порочил деловую репутацию семейства Джума. Рано или поздно проныры из Листов Новостей дознались бы о поразившей его амнезии и, превратив ее в душевную болезнь, сообщили бы об этом всей Риканне и Азайе, от Лондаха до Шанхо и Сеулы... Так что, возможно, отец был прав.

Сейчас это уже не имело значения - старый Катри Джума умирал. Умирал, не дождавшись, что сын его вспомнит...

Под тяжелыми шагами заскрипел песок на дорожке. К столу приблизился старый Грза и с почтением вскинул руку в воинеком салюте, приветствуя Джумина так, словно тот был полководцем-лакомом. Накомы в мире еще не перевелись, по со времен Последней Войны их амбиции поблекли - кто писал мемуары, кто командовал охранными подразделениями, кто служил в Очаге Великой Пустоты, в котором царила военная дисциплина.

– Садись, - сказал Джумин.
– Нет приятнее гостя, чем тот, кто явился вовремя.

Затем, позвав девушек-служанок, он велел нести вино, свежие фрукты из Одиссара и арсоланские лепешки с медом. Грза выпил, закусил сливами, съел лепешку и произнес:

– Для дневной трапезы, тар, я предлагаю бычьи ребрышки. Бычок откормленный, но не жирный. Из моего стада.
– Тут Грза важно поднял брови.
– Ребра запеку на углях. К ним - зелень и майясский соус. Пиво будет у нас из Больших Башен, от мастера Чензи Хе. Как обычно.

– Как обычно, - подтвердил Джумин.

– На вечер - ляжка того же бычка на вертеле. Скотинку забью сегодня и пересыплю мясо перцем. К мясу - земляные плоды. Какие тар пожелает, пресные или горькие?

– Пожалуй, горькие, - сказал Джумин.
– Только вымочи их как следует.

– Тар может не беспокоиться. Еще дыня?

– Само собой. Посочнее.

– Выберу лучшую на своем поле.
– Грза поковырял в ухе п заметил: - Благословили боги нас дынями. В Хинге гоже есть и в Бихаре, в их оазисах, но не то, не то. С два кулака это разве дыня! А у меня такие растут, что не обхватишь и с поля не донесешь - тачка нужна. Да и с тачкой семь потов сойдет!

Джумин сочувственно прищелкнул языком и налил Грзе вина. Вино тут же исчезло в глотке старого воина. Хмыкнув, он стукнул по колену кулаком и произнес:

– Бихара, песчаные блохи, ничего не смыслят в дынях. Ни в дынях, ни в быках, ни в пиве и приличной закуске. Однажды, когда мы взяли лагерь этих крыс и добрались до обоза...

Старик пустился в воспоминания. Джумин слушал внимательно, и мелькали перед ним какие-то смутные туманные картины - атака всадников на борзых скакунах, блеск подъятых клинков, шеренги воинов с карабинами, идущие в наступление, окоп с укрепленным на бруствере скорострельным метателем, воздушный корабль, парящим в небесах, и дождь осколочных бомб, что сыплются на землю... Эти видения сопровождались веж выми звуками, свистом снарядов и пуль, разрывами ракет, боевых вездеходов, перемалывавших гусеницами немы, боевым воинеким кличем, стонами раненых, хрипом умирающих. Что порождало эти миражи - рассказ старого сеннамита или собственная его память?.. И если верно последнее, то он, выходит, был свидетелем битв и сражений и, не исключается, сам воевал...

Но как такое могло произойти! Ему всего лишь тридцать пять, а с Последней Войны миновало семь десятилетий!

Скорее дело в том, размышлял Джумин, что ему доводилось читать о тех временах и смотреть живые картины, запечатленные камерами хроники. Началось тогда с пограничных конфликтов между Бихарой и Хпнгом, со спора из-за каких-то земель, и любому было ясно, что в этой тяжбе Хинг Бихаре не соперник. Не страна, а недоразумение: дикие джунгли, девять княжеств, ни власти единой, ни дорог, ни современной армии, зато голодных - толпы. Бихара же была богата и сильна месторождения земляного масла и санберпита сделали ее сюль же могучей державой, как Лизир, Асатл и Северная Федерация. К тому же все мужчины в Бихаре владели оружием, а война с аситами, длившаяся больше века, привела к централизации страны, и вслед за этим - к мысли округлить свои владения. Будь в Хинге князья поумнее, уступили бы часть западных земель вместе с трясинами, где обитают крокодилы, пиявки да ядовитые змеи. Гордость, однако, не позволила.