Цена твоего молчания
Шрифт:
Мда…вечер определенно удался…
Глава 4
Рыжий доходит до стола и галдящей компании подвыпивших студентов, даже не подозревающих о произошедшей между нами ссоре. Плюхается на свободный стул, как раз рядом с Борщевским, и щедро наливает себе виски, разбавляя газировкой едва ли на треть. Опрокидывает все это в себя залпом и даже не морщится, тут же взрываясь громким хохотом на какую-то шутку.
Даже не оглядываясь на меня.
Словно ему и в самом деле все равно.
От обиды перехватывает дыхание, а мир смазывается…
— Я не вовремя?
Вздрагиваю и резко поворачиваю
Владимир смотрит на меня снова серьезно и с таким видом, будто это я вторглась в его личное пространство и помешала разговору. Без сочувствия, без улыбки, только с легким недовольством, которое на этот раз бесит настолько, что даже слезы, выступившие на глазах, высыхают в один миг.
Все эмоции, не нашедшие выхода до этого момента, трансформируются в запредельное раздражение, отключая здравый смысл напрочь. И хмурое выражение лица сводного брата Пашки лишает меня даже мук совести, когда с губ срываются резкие слова.
— А ты сам не догадываешься?
С трудом сдерживаюсь, чтобы его не оттолкнуть. Только разворачиваюсь на пятках, намереваясь сбежать в одинокую темноту, чтобы остыть и хорошенько все обдумать. Успокоиться и решить, что же делать со всем этим дальше.
Но парень, очевидно, оказался непробиваемее, чем я думала.
Потому что, проигнорировав мой тон и неприветливость, шагнул следом…
— И для тех, кто до сих пор нихрена не понял — не надо за мной ходить! И следить за мной тоже не надо, не маленькая!
И, не оглядываясь, устремилась прочь, едва не срываясь на бег.
Черт бы побрал этого Владимира!
Черт бы побрал Пашку!
И меня заодно…
Сколько я бродила вдоль забора, не знаю. Специально ходила туда-сюда вдоль угла за домом, чтобы не видеть и не слышать никого, а желающих составить мне компанию, слава Богу, и так не нашлось. Успела успокоиться, разозлиться и снова успокоиться, замерзнуть и проголодаться. Последнее, если честно, удивило — обычно стресс надолго отбивал у меня аппетит. Но видимо запах жарящегося на костре мяса способен перебить устоявшиеся привычки и принципы.
В результате размышлений я, как ни странно, осталась при своем мнении. Пашка не должен был меня обманывать, иначе, что это за дружба такая? А уж благими намерениями…да что уж теперь говорить.
Оставаться здесь, на даче, желания, откровенно говоря, не осталось никакого. Да и смысл? Сидеть за одним столом и дуться друг на друга? Или еще лучше, обходить за километр? Детский сад какой-то…
Поэтому вариант оставался только один — возвращаться домой. Хотя это тоже совершенно не воодушевляло — придется снова отбиваться от попыток матери и ее собутыльников затащить меня за стол и выпить вместе с ними, терпеть пьяные возмущенные возгласы, что убежала и закрылась в комнате, до утра пытаться уснуть под разноголосый ор, даже отдаленно не напоминающий пение… Да и сумма, которую придется выложить за такси…денег было жалко нереально.
Но просить рыжего вернуть меня в город уж точно не собиралась.
Хрен с ними, с деньгами. Придумаю что-нибудь. Кровь вон сдам на станции переливания — и полезно, и такси компенсирую. Не пропаду.
А там — пусть Пашка хоть с Борщевским, хоть с лешим дружит! Наплевать! Может они окажутся сговорчивее и проще…
Странно, но стало легче. Сколько раз замечала — эмоции застилают глаза, заставляя мысли метаться беспокойным клубком в лапах шкодного котенка. А как только отринешь чувства, сожмешь их в кулак, так оказывается, что и выход
рядом, и жизнь продолжается. Причем вполне себе невозмутимо продолжается, снисходительно улыбаясь тебе, как несмышленому ребенку, у которого упало подтаявшее мороженое под ноги. Обидно, да. Но совершенно не смертельно. И решается все горсткой монет и каплей поддержки…Но, прежде чем отправиться за рюкзаком, решила наведаться в ту самую деревянную будочку, знакомую едва ли не всем и каждому с детства. Вкусный сок, с аппетитом поглощаемый мною весь вечер, настойчиво требовал выхода…
К счастью, очереди не было, поэтому я проворно забежала в туалет и захлопнула за собою дверь, оказываясь в пугающей темноте. Через малюсенькое резное отверстие в самом верху рассеянный свет растущего месяца проникал совершенно недостаточно. И дискомфорт внутри не давал расслабиться и задержаться тут лишнюю минуту.
Поэтому, едва застегнув джинсы, я с облегчением выскочила наружу. Наугад захлопывая за собой дверь и, одновременно, поправляя куртку. Успевая посматривать под ноги, чтобы не запнуться, и совершенно не обращая внимания на то, что творилось прямо передо мной.
И только когда знакомый насмешливый голос разрезал тишину этой поистине кошмарной ночи, изумленно вскинуть глаза вверх.
Чтобы еще через миг изумление сменилось отвращением…
— Вот ты где, Настя, — протянул Борщевский, заступая мне дорогу. Обманчиво расслабленный, но я точно знала — спокойно мне уйти он не даст. И плевать, сколько людей вокруг. Особенно, когда в радиусе трех десятков метров их нет вовсе, — убежала, пропала куда-то. А я соскучился…
— И поэтому лучше места для встречи, чем это, — я красноречиво выделила последнее слово, — ты не нашел?
Старалась, чтобы голос звучал язвительно, но в душе все явственнее поднимался страх. Мало ли что в голове у этого придурка…тем более в свете нашей последней встречи…
А в том, что Енот не забыл и не простил, не сомневалась нисколько.
И я не ошиблась.
— Ну, а что поделаешь, — пожал он плечами, делая шаг ко мне, — если ты по-хорошему не хочешь. За столом, со всеми…
— Борщевский, какого хрена тебе надо? Я не Пашка, мне лапшу на уши вешать не надо! В твои извинения я не поверю, даже если ты тут на коленях ползать будешь!
— А зря, — усмехается он, не изменившись в лице ни на миллиметр, словно болтал с давним приятелем, — только я ведь и вправду приехал из-за извинений. Только не моих. Твоих.
— Что? Ты головой ударился? Или вискарь паленый? С чего вдруг я буду извиняться? За что?
— А за свою несдержанность, милая, — он медленно приближается, а я, отступая, неожиданно упираюсь в знакомую деревянную дверь. И деваться некуда — Енот с глухим хлопком припечатывает ладони по обе стороны от меня, лишая возможности вывернуться и сбежать. И, широко распахнув глаза, я вижу прямо перед собой ненавистное лицо, не в силах даже закрыть глаза, потому что так еще хуже, — твоя пощечина, помнишь? У меня до сих пор кожа горит…
Он со свистом втягивает носом воздух, словно принюхиваясь, и сокращает расстояние между нами еще сильнее. Я только успеваю упереться руками в его грудь, ощущая холодную кожу куртки и силу парня, которая легко преодолеет мое сопротивление, если он захочет.
А он точно захочет, это с легкостью читается в его глазах.
— А еще при всех…
Его нос вдоль моей щеки, едва не касаясь ее…
— Поэтому самолюбие, поверь, пострадало не меньше…
— Отойди от меня! — шиплю ему в лицо, но парень только весело хмыкает.