Цена жизни

– Откуда…

– У тебя свои тайны, а у меня свои, – прежде чем вернуться к своему занятию, он погладил запястья, где на краткое мгновение отобразились множество татуировок.

Замысловатые узоры кольнули память. Нечто похожее тётя Ульяна сделала Кате… однако они почему-то пропали. Если бы только тётя рассказала о путешествия в другие миры раньше прыжка, Катя бы ни за что не пропускала бы приём лекарственного чая, а тело покрыла бы вдоль и поперек татуировками. Может, прямо сейчас Ульяна разрабатывала план по спасению племянницы? Хотелось в это верить.

– Дахот… вы должны мне два ответа на два вопроса, – решилась Катя.

Если судить по коварному выражению лица, к хранителю снова вернулась ехидность. Катя засомневалась в здравости решения, но все-таки спросила:

– Ответьте, как вернулась домой Ульяна?

Ехидная ухмылка слетела с Дахота в то же мгновение. По белоснежной коже пошла рябь, обнажая еще большее количество татуировок на теле и на лице.

– Что ты спросила? Повтори, – попросил он севшим голосом.

– Как… как вернулась домой Ульяна? – с сомнение повторила Катя. – Вы же знаете. Она – моя тётя, она была здесь, вы ей помогали. И я видела её с моей мамой в ночь жертвоприношения. Она… пыталась спасти меня. Мне же не привиделось! Как она вернулась домой? Ответьте!

– На этот вопрос нет ответа, – сглотнул Дахот. – Ульяна всё еще здесь.

– Не верю… - Катя сползла по стенке спиной и плюхнулась на пол.

– Значит, тебе надо вернуться не только домой, но и в своё время. Потому что сейчас ты в прошлом, – сел рядом с ней Дахот и нервно рассмеялся. – Мне самому интересно… как Ульяна сумела, так как сейчас она не в силах покинуть наш мир.

– Я не знаю… она никогда не рассказывала… может быть я вообще из другой реальности пришла? – потерянно произнесла Катя.

– Исключено.

– Почему?

– Такой способностью не обладает никто. Огненные могут только заглядывать.

– Дахот… второй вопрос… вы знаете, какой сейчас год в моем мире?

– Тысяча девятьсот девяносто первый, – без раздумий ответил хранитель.

– Вот же мать его зараза! – сделала неутешительный математический подсчет Катя. – Как меня всё это достало… ну зачем все эти сложности?… Хочу настоящий кофе, хочу самую большую шаурму, а не это всё! – она обвела рукой пространство. – Надеюсь, на этом шокирующие новости закончились.

Дахот громко заливисто расхохотался.

– Мне не нравится ваш смех…

– Забей, – на русском сказал хранитель и исчез в фиолетовой дымке.

Катя стукнулась затылком о стену. Количество вопросов только увеличилось. Неужели у неё имелась возможность самой поучаствовать в событиях прошлого? Возможно, вернуться вместе с Ульяной домой… кто его знает…

Глава 16

Щека горела от удара, а волосы еще немного и оторвут вместе со скальпом. Разум отказывался верить. Кошмар не мог ожить. Не мог. Катя смотрела на последствия своего поступка, на маленькое желание защитить юных хранителей. Пришедшие звери в человеческом обличье не щадили никого. Они жгли дома и убивали людей вместе со спящими хранителями.

– Вот так улов! – кричали со всех сторон довольные голоса. – Поймали саму белокрылую!

Безуспешно дергала цепи хранительница под хохот охотников. Она силилась разорвать путы, но лишь сломала одно из крыльев, вскрикнув от боли.

– Как тебе такирская цепь, милашка? – кричал кто-то из толпы. – Даже тебе её сломать не под силу! За твою голову нам каждому хорошо заплатят!

– За меня отомстят! – прорычала Лафо.

– Эти сказки рассказывай деревенским, нам твои угрозы не страшны, – хохотнул вожак. – Обыщите деревню и найдите огненного ублюдка. Без него я отсюда не уйду.

Он же взмахнул мечом и срубил хранительнице голову под крик пойманной Кати.

Дома пылали, люди убегали и кричали, пока их догоняли и убивали. Снег давно окрасился в красные и чёрные цвета, смешиваясь с грязью.

Реальность оказалась… другой. Не такой, как себе представляла Катя, не такой как показывали в фильмах. Грязная, некрасивая реальность ворвалась, сметая всё живое на своём пути. И только тогда Катя осознала, что абсолютно беспомощна перед опасностью и что подставила не только себя, но и всю деревню и оберегавшего жителей хранителя.

Её за волосы удерживали мужланы, далекие от брутального идеала тёти Оли. От них несло потом и нечистым телом. Изо рта пахло дерьмом и брагой. От одного их прикосновения к горлу подкатывала тошнота.

Нескольких деревенских девушек повалили на землю ради одной понятной цели. Их крики резали слух и поселяли в душе леденящий ужас неотвратимости.

Надо проснуться. Проснуться. Сон. Нет никаких криков, нет жара огня. Проснуться до того, как ближайший ржущий подонок снимет штаны…

Ей задрали юбку и разорвали одежду на груди. Одной такирской цепи хватало, чтобы сдерживать её любую попытку к сопротивлению…

Проснуться. Проснуться. Кошмар должен закончиться.

– Она испорчена лесной мерзостью, – схаркнули рядом с Катей. – Оседлаешь её, так она тебе х…р оторвет.

– Так зачем она нам вся?

Длинный кривой нож вытаскивали из ножен, как немой смертный приговор. С ней собирались разделаться, как разделались с Лафо… Эфо не проснется… его сдерживала цепь…

Реальность смердела. Реальность въедалась в кожу. Реальность оставляла рубцы на памяти. Реальность оглушала и приносила боль. И четкое осознание, что смерть близка и что Катя оказалась не тем героем, который выживал в конце. Один раз её уже убивали. И вот смерть снова стучалась в двери. Беспощадно и свирепо вгрызалась, напоминая о близости. Катя сама её пригласила. Играла и не принимала всерьёз. Ей казалось, что с ней ничего страшного никогда не произойдет, что она особенная и беда пройдет её стороной… не прошла…

– Я хочу жить, – заплакала Катя, не в силах оторвать взгляд от блестящего лезвия.

Раздался смех, а затем нож вонзился в грудь. Вспышка боли ослепила. Каждая частичка тела отчаянно цеплялась за жизнь, но она утекала вместе с теплой кровью и судорожным дыханием. Охотники хохотали, пока она умирала на грязном снегу.

Сон не кончался, даже когда нож вонзился в её тело повторно.

– Вот же живучая сука!

– Хранителя бей. Она не сдохнет, пока он живой.

– Так даже веселее!

– Хватить забавляться! Поторопись и убей её!

Удар, еще удар. Крик Петра Ивановича. Обезумевшее от боли сознание лишь мельком уловило, как прадедушку повалили на снег и проткнули как коллекционную бабочку мечом.

На улицу выволокли спящего рыжего хранителя.

– Олес! – позвала Катя мальчика голосом Эфо.

– Бей суку! Добивай! Руби её!

Перестали чувствоваться руки и ноги, но умирающий хранитель продолжал тянуться к еще живому мальчику.

– Дедушка? – пробудился юный хранитель и сонно потер веко, еще не видя всего ужаса, что творилось вокруг.