Цепи его души
Шрифт:
— Не скучаю. А вот тебе будет проще в Вэлее.
— Проще? Чем?
— Например, никакая свиристелка, встреченная тобой на улице, не сумеет испортить тебе настроение.
Я хотела сказать, что Лина вовсе не испортила мне настроение, но в эту минуту к нам снова подошла девушка.
— Кофе. Без сахара, — коротко произнес Эрик, откладывая меню.
— А вам? — девушка улыбнулась мне, и на ее щеках заиграли ямочки.
— Не представляю, что выбрать, — честно призналась я.
— А что вам нравится?
— Тарт с лавандовым сиропом, — Эрик, по всей видимости, решил, что наш разговор слишком затянулся. — И кофе. С молоком,
— Спасибо, что позволил выбрать, — заметила я, когда девушка снова оставила нас одних.
— Ты все равно не представляла, чего хочешь, Шарлотта.
Вздохнула. И в этом он весь, ничего с этим не поделать.
Разве что снова объяснять, что я не привыкла, чтобы за меня принимали решения, но настроения на это сейчас не было. Тем более что впереди маячил гораздо более серьезный разговор, чем выбор тортика в кофейне.
— Я не уверена, что хочу переезжать.
— Почему?
Вопрос поставил меня в тупик. Для него что, действительно все так просто?
— Во-первых, потому что у меня есть работа и обязательства…
— Если тебе так угодно, работу всегда можно найти в Вэлее.
Угодно ли мне?!
— Хотя я считаю, что сейчас тебе нужно сосредоточиться на учебе. Обучение магии гораздо важнее того, что ты будешь корпеть над декорациями или чем-то подобным.
— Это позволь решать мне, — я внимательно посмотрела на него. — Ты что, всерьез считаешь, что я могу просто так бросить все и сорваться в другую страну?
— Почему нет?
Снова это «почему»!
— Потому что! — в сердцах воскликнула я. — Потому что здесь мой дом…
— Где?
Действительно, где?
В Фартоне, рядом с леди Ребеккой, которая видеть меня не хочет и знать не желает, которая будет рада, если я исчезну с лица земли. Или в Дэрнсе? Где у меня есть одна на двоих с Эриком кровать и несколько футов личного пространства, которые появляются, когда он того пожелает?
— Спасибо, что напомнил, — сказала я.
И отвернулась к окну, скрывая готовые выступить на глаза слезы. К счастью, мне удалось с ними сладить: такой сыростью, как я разводила в последнее время, можно было подточить с десяток основательных камней и уничтожить парочку небольших библиотек.
— Шарлотта, — Эрик коснулся моей руки, но я ее тут же отдернула. — Шарлотта, посмотри на меня. Я вовсе не это хотел сказать.
— Но сказал ты именно это, — я подняла на него глаза. — Может, у меня пока ничего нет, Эрик, но у меня есть сердце. И я всем сердцем люблю Энгерию, потому что это моя страна. Лигенбург… может, это не идеальный город, укрытый под вуалью промышленного дыма, но он мне нравится. Мне нравятся промозглые вечера и летняя жара, отражающаяся от пыльного камня. Нравятся закаты, играющие в куполе Миланейского собора. Да, я люблю место, где я живу, и я не считаю, что мне стоит бежать отсюда только потому, что сейчас у меня нет дома, как ты выразился. Потому что мой дом здесь.
Удивительно, но только сейчас, во время этого разговора я наконец поняла, что люблю этот город. Несмотря на душивший меня камень, несмотря на удаленность от моря, природы и суету, я действительно полюбила столицу Энгерии. Такой, какая она есть.
— Ты любишь все, Шарлотта.
Прежде чем успела возразить, Эрик поднял руку.
— Просто потому, что не умеешь иначе. Мне кажется, ты даже дождь любишь просто за то, что он идет, а снег — за то, что падает тебе на щеки.
— Это плохо? — спросила я.
— Нет.
Это не плохо. И я не предлагаю тебе бросить все это сразу. Я просто хотел сказать — когда задал вопрос «где» — что кроме Энгерии ты не бывала ни в одной стране. Так откуда ты знаешь, где твой дом?На такое я даже не нашлась, что ответить. Именно в эту минуту девушка приблизилась к нам с подносом и на удивление ловко составила на стол кофейник, соусницу, сахарницу и крохотный кувшинчик со сливками, тарелочку с тартом, приборы, чашки и блюдца.
— Приятного аппетита, месье. Мадам, — она снова улыбнулась, и, прижимая поднос к груди, отошла.
Эрик подал мне белоснежную накрахмаленную салфетку, и занялся своей, после чего наполнил мою чашку густым ароматным кофе. Я смотрела за тем, как он добавляет сливки и ванильный соус, и думала о том, что он прав.
Отчасти.
— А ты уже нашел свой дом? — спросила я.
Эрик покачал головой.
— Я слишком много путешествовал, чтобы считать своим домом какое-то одно место.
— Но ведь ты родился в Вэлее?
— Да, и с ней у меня связано слишком много воспоминаний, о которых я хочу забыть. Иньфай — страна, где я обрел другого себя и настоящих друзей, но жить там… нет, пожалуй, я бы этого не хотел. Разве что заглянуть ненадолго, чтобы вспомнить как это было. Маэлония для меня слишком шумная, в Намийе еще больше правил и ограничений, чем в Энгерии. Какое-то время я думал о том, что смогу остаться здесь, но пуританские нравы — это тоже не для меня. От них хочется не то задушиться, не то придушить кого-то.
— Да, — с губ сорвался смешок. — Вам сложно угодить, месье Эльгер.
— Сложно — не то слово, — он усмехнулся и пригубил кофе. — Мне кажется, Вэлея тебе понравится. Особенно Лавуа и побережье. Хочу показать тебе эти места.
— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой, — ложечка в моей руке дрогнула, так и не коснувшись тарта. — Почему?
— Ты больше подходишь полям аламьены и лаванды, Шарлотта, — ответил он. — Гораздо больше, чем пыльному камню. Так что подумай над моими словами.
Наверное, в его словах не было ничего такого, но ложечка все-таки звякнула о край тарелки. Наверное, я ждала других.
Каких?
Будь моей женой, Шарлотта?
— Подумаю, — сказала я.
Лаванда немного горчила, и кофе тоже. Если не обращать на это внимание, их мягкая сладость была потрясающе тонкой, а крем и песочное тесто таяли на языке. Тарт исчезал с моей тарелки непростительно быстро для мисс, на нем я и сосредоточилась.
Стараясь не думать о легкой горечи на сердце.
И о том, каким для меня окажется послевкусие нашего знакомства, если я не захочу уезжать.
Глава 9
— Ты научишь меня делать магические огоньки?
— Что?
— Магические огоньки, — повторила я. — ну, как тот, который нужно было сжимать в руке, если мне что-то не понравится?
Эрик поперхнулся кофе. Вообще-то сейчас он восседал в кресле, с блюдцем и чашкой, и это единственное, что выбивалось из образа строгого учителя. В остальном он себе не изменял: темные одежды, запечатанные под горло, и тяжелый, сосредоточенный взгляд. Таким он становился всякий раз, когда мы практиковались с магией (Эрик следил за каждым моим движением с таким видом, словно я могла по меньшей мере разрушить мир).