Цесаревич Вася 2
Шрифт:
Так что пулемёты исключаются. Да и пушки у британцев не могут похвастаться скорострельностью — сконструированные для борьбы с медленными и неповоротливыми дирижаблями, они дают три выстрела в минуту, а взрыватели рассчитаны на подрыв снаряда на высоте не менее пятисот метров. Если не забираться высоко, то грозит только прямое попадание, да и то оно проходит по линии фантастики или статистической погрешности.
— Васенька! — Верочка Столыпина обернулась на шум шагов подошедшего сзади Красного, и с радостным визгом бросилась ему на шею. — Васенька, а мы бомбить летим! Я такая счастливая! Подружки в Петербурге от зависти прыщами покроются! —
— Зачем плавать? — удивился Красный. — Ты же на самолётом полетишь по воздуху, а не на лодке по морю…
— Но над морем, — Вера мотнула головой, и длинные уши кожаного пилотского шлема хлестнули Василия по щекам. — Я же над морем полечу, а до этого с воды взлетать будем.
Красный бросил взгляд за борт, где уже закончили сборку понтонной взлётно-посадочной полосы, и пожал плечами:
— Ну не совсем с воды.
— Ты ничего не понимаешь, — Верочка стукнула кулаком по его груди. — Бесчувственный болван! Иди отсюда!
— Куда?
— Да куда хочешь. К Катерине иди, пока она Апполинария не убили.
— За что?
— За тупые комплименты за твоей спиной. Ты что, разве не видишь, что этот хлыщ к ней клинья подбивает?
Старший из братьев Коккинаки с преувеличенным испугом охнул:
— Боже мой, Верочка, я же тоже делал вам комплименты. Вы меня застрелите?
Вера Столыпина улыбнулась:
— Вы, Владимир Константинович, говорили суровую правду о моей молодости, красоте, и отсутствии недостатков. Это не может быть комплиментами, а у Куликовского именно они, причём тупые и банальные. И пристрелить его нельзя, потому что заменить некем. А ты, Вася, не подслушивай и иди к Катерине.
— Уйду, — согласился Красный, и осторожно снял руку девушки со своего плеча. — Если отпустишь.
— Я не держу, — Вера вернула руки на плечи Красному и притянула к себе. Прошептала после короткого поцелуя. — Иди уже, герой-любовник.
Чего-чего, а такого звания Василий никак не ожидал. Это комплимент или скрытый упрёк за так и не сделанный выбор? Да честно сказать, этот самый выбор делать не хочется — ко всем трём девушкам Красный испытывал тёплые чувства, чуть более сильные, чем просто дружеские. Любовь? Нет, пожалуй, о любви говорить слишком рано, но что-то такое близкое к ней.
Катерина Орджоникидзе в самом деле ругалась с Куликовским, но совсем по другому поводу, не имеющему ничего общего с комплиментами. Когда Василий подошёл ближе, она выговаривала строгим и сухим голосом:
— Апполинарий Григорьевич, какого чёрта, прости господи, вы приказали зарядить все пулемёты зажигательными? Огня и без них будет достаточно, а при нашем смешном калибре…
— Трёхлинейная пуля обладает хорошей пробивной силой даже в зажигательном варианте, Екатерина Григорьевна, — возражал Куликовский. — А огня слишком много не бывает. Представьте себе нефтяные резервуары с запасом топлива для британского флота. Представили?
— Владимир с мечами как минимум, — мечтательно зажмурилась Катя.
— Вот! — Куликовский назидательно поднял кнебу указательный палец. — Как минимум, это вы правильно заметили. И даже на Георгия можно рассчитывать по совокупности. Самичто за богом молитва, а за царём служба не пропадут.
— До бога высоко и далеко, Апполинарий Григорьевич.
— Согласен, но
вот до царя… — Куликовский намекающе улыбнулся и был правильно понят.— У нас есть Вася! Подвиг, совершённый на глазах наследника престола не может остаться незамеченным, и всегда оценивается чуть выше.
— Именно! Тем более у нас в пулемётах не зажигательные, а бронебойно-зажигательные патроны. Почувствуйте разницу, Екатерина Григорьевна. Кстати, по слухам на Мальте есть уютные винные подвальчики, где в полуденную жару можно окунуться в живительную прохладу и с удовольствием продегустировать дары местных виноградников. Говорят, здесь единственное место в Европе, где уцелели древние сорта, известные ещё со времён Древнего Рима и владычества Константинополя.
— Вы на что намекаете, Апполинарий Григорьевич?
— Почему намекаю? — удивился Куликовский. — Я прямо и честно приглашаю вас отметить победу сразу после освобождения Мальты от англичан и возвращении её в состав Российской Империи.
Катерина Орджоникидзе мило улыбнулась:
— Тоже буду с вами честной, Апполинарий Григорьевич. Я очень надеюсь, что знакомство с Его Императорским Высочеством цесаревичем Василием Иосифовичем позволит мне не попасть на каторгу за ваше убийство.
— Какое убийство? — опешил Куликовский.
— Преднамеренное, хладнокровное, совершённое с особой циничностью. Ещё одно неприличное предложение, и я отстрелю вам… хм… гениталии. И добью выстрелом в лоб. Но не сразу, чтобы вы смогли прочувствовать неуместность ваших ухаживаний.
Вася, невидимый в тени надстройки, решил не вмешиваться в разговор. В то, что Катя пристрелит своего напарника, он не верил, но смазывать воспитательный эффект от выговора не хотел. Разберутся сами, не дети же!
Чкалов, бесшумно подошедший следом, протянул плоскую серебряную фляжку, которую так удобно носить в кармане или за голенищем сапога, и шёпотом спросил:
— Волнуешься за девочек?
Вася молча кивнул, открутил крышку и сделал большой глоток. В жизни Василия Красного это был первый глоток шустовского, раньше не находилось ни желания, ни повода. Сегодняшней ночью есть и то и другое. А у девушек всё будет хорошо! Иначе и быть не может!
Глава 7
— Господи, пусть всё будет хорошо! — сержант Кристофер Обальдистон непослушными губами громко пытался докричаться до небес, и с ужасов смотрел, как огонь от внезапно выпавшей неизвестно откуда и чуть позже вспыхнувшей маслянистой жидкости накрыл пороховые картузы первых выстрелов, заблаговременно сложенных у орудий. Но господь, видимо и проливший огненный дождь на батарею, не отвечал. Он лучше знал, кому сегодня должно быть хорошо.
Взрыв… И ужи никто и никому не молится…
— Почему так? Разве щит не должен… — выскочивший из подземного каземата генерал Уильям Сомерсет Моэм не закончил фразу, так как очередь из четырёх бронебойно-зажигательных пуль разорвала его пополам. Нынешней ночью кто-то хорошо стрелял.
— Хорошо бы не к нам! — шестнадцатилетний саб-лейтенат дальномерного поста, чья семья купила юному наследнику звание и должность в спокойном, тихом и почти райском месте, с беспокойством вслушивался в темноту, откуда доносился стрёкот, напоминающий звуки швейной машинки и кофемолки. Шум мотора русского летательного аппарата почти не различим в грохоте взрывов на береговых батареях, но если напрячься… — Господи, хорошо бы не к нам!