Чабор
Шрифт:
Чабор безразлично посмотрел на беднягу-сайвока. Казалось, ничто не способно пробудить Лесного от этого тягостного полусонного состояния. Но в этот миг громко и звонко рассмеялась Тара. Чабора словно молния ударила! О, как же давно он не слышал её смеха!
Водар поднялся. Энергично вытряхивая завалившуюся за шиворот иглицу, он злобно косился в сторону друга.
— Чего ты? — с нескрываемой обидой в голосе вопрошал он.
— Я?! А ты чего?
— Я — понятное дело. Чтобы встряхнуть тебя, лес-то кончается.
— Ну, встряхнул, — пожал плечами Лесной, — а лес всё равно не кончился и не кончится,
— Эх, свихнулись мы в этом лесу. Тьфу ты. Что ни слово, то «лес», — бурчал сайвок. — Ты коняшек-то этих видел? — спросил он, тыча в морду своего скакуна, который вернулся сразу, как только почувствовал, что лишился седока.
— Видел, — ответил Чабор. — Подумаешь, я и сайвоков видел, и упырей, и чего только за последнее время не видел…
— Шуточки тебе, — отмахнулся Водар, подводя свою лошадь к её низкорослому собрату, на котором восседала Тарина. — Гляди. Моя коняшка побольше, да и твоя тоже.
— Ну, — не понимал Чабор.
— Гну! — не сдержался сайвок. — У царевны конь маленький, привыкший жить в лесу, а эти, глянь, как сосны высоченные. Знать, недалеко да конца леса. И людишки, что на конях этих были, не разбойники, нет. Видел, как были одеты? …Ну что ты таращишься на меня, будто я на языке аримов с тобой разговариваю? Эх, — отчаянно махнул рукой сайвок, снова с великим трудом, словно на сеновал, взбираясь на спину своего трофейного скакуна, — едем, царевна. Всё одно этот пень ничего не поймёт, пока сам не увидит…
— Воевода! Воевода! — Зеленька упал на колени у самого порога и гулко ударился лбом в пол. — Они… их много, видать, банда, разбойники-тати! Наших всех перебили, я едва ушёл. У одного волшебный меч, светится, как жар-птица! Не вели казнить, воевода, не вели… за весть недобрую…
— Как же? — удивился грозный воевода Сверамор. — Не мурмины ли? Кто они, откуда?
— Нет, воевода, не мурмины. Разбойники, сам видел, по одежде. Они на нас навалились, мы…
— Мы?! — громыхнул кметь. — А за каким лихом вас понесло в леса без моего ведома?! Ох, говорили мне, а я не верил. Да и как можно в такое поверить? Слыхано ли, чтобы мои воины промышляли в лесу разбоем?
— Я, — растерялся Зеленька.
— Молчи, стервец. Коль погибли, говоришь, остальные — поделом им. Лучше уж так, чем быть казнённым за разбой. Тебе за них и держать ответ. Да, милок, за двухдневное отсутствие, за гибель товарищей, за поруганную воинскую честь.
Надо ж, разбойники перебили дружину Сверамора! Теперь любой скажет: «Что ж это за дружина?» Ещё князю донесут… Эй, стража!!! В поруб его, потом решу, что с ним делать. Передайте Василю, чтоб усилил посты и дозор выставил в лесу, а найдут кого — не воевать. Выследить, разведать и мне доложить.
Едва стража уволокла заплаканного Зеленьку, как в терем ворвался Василь — старший ратник.
— Воевода, беда! Митюня пропал. Всё обыскали. Бабы из Опушково говорили, что видели, как он к лесу скакал.
Сверомор, поднимая лицо к небу, злобно по-медвежьи зарычал: — Да, верно говорят: «Пришла беда — отворяй ворота»…
Чабор тревожно прислушался. Где-то недалеко страшно ревел лесной зверь.
— Медведь, — со знанием дела пояснил царевне Водар. — Ежели повезёт, — продолжал он, косо глядя в сторону Лесного, — то наш ясный сокол успеет его освежевать, а если нет — всё одно
кто-нибудь освежует, до нас или замест нас.Чабор оставил без ответа издёвки сайвока, пнул коня в бока и поскакал на звук. Водар и царевна отправились следом. Внезапно медвежий рёв стих. В наступившей мёртвой тишине было слышно, как потрескивали ветки под копытами их лошадей, да где-то в кронах деревьев надрывно кричала лесная птица. Чабор внимательно вслушивался, надеясь различить хоть какой-то звук и определить направление, куда следует ехать. Вот снова дико взревел зверь, совсем близко…
Посреди поляны, на животе, лежал огромный медведь, а недалеко от него нервно топтался на месте гнедой жеребец. Его уздечка совсем некстати крепко зацепилась за сук дерева. Животное, судя по всему, уже давно не могло освободиться, потому что земля под его копытами была сильно вытоптана.
— Ну во-о-от, — с сожалением протянул догнавший Чабора Водар, обращаясь к подъезжающей царевне. — Я же говорил! На то он и ясный сокол, чтобы медведь, только слыша стук копыт его страшного скакуна, сам помер от страха… или от смеха.
Чабор спрыгнул на землю и подошёл к медведю.
— Видишь, царевна? — сопровождал издевательским комментарием его действия Водар. — Великий воин, что и говорить. Плохо только, что очень добрый, дичь не бьёт, жалеет. Это конь его — злыдня, ужас на всех наводит. Даже медведи от страха помирают…. А хозяин-то — сама доброта…
Высокая трава поляны скрывала истинные размеры лесного исполина. Скрывала она и не только это. В боку медведя торчала окровавленная рукоять засапожного ножа с богатой отделкой, а из-под его туши — человеческие ноги.
Чабор осторожно толкнул ногой огромное мохнатое тело. Медведь был мёртв. Подбежавший Водар разом прекратил глупое словоблудие и стал помогать другу. Зверя с трудом свалили набок и обнаружили под ним залитого кровью человека. Волосы на его голове слиплись в корку, лицо представляло собой сплошное красное месиво, а на плече зияла глубокая рана.
— Доездился парень, — с сожалением вздохнул Водар.
Тарина отвернулась. На неё нахлынула волна слёзной горечи, вызванная созерцанием этой страшной картины. Царевна видела многое в долгом пути, и не менее кровавые сцены представали перед глазами, но именно эта жуткая смерть отчего-то сильно тронула её сердце. Сейчас она укоряла себя за то, что подъехала слишком близко и увидела всё это, но что уж теперь…? Увидела же.
И вдруг её конь дёрнулся. Его испугали Чабор и Водар, внезапно бросившиеся к телу поверженного «охотника». Тарина снова заставила себя посмотреть в ту сторону.
В это невозможно было поверить! Жертва лесного хищника была жива. Более того, с помощью спутников Тары этот человек уже поднимался на ноги. Оказалось, что практически вся кровь на его теле была медвежья, хотя, если говорить по правде, этому храбрецу тоже здорово досталось. Водар тут же принялся «колдовать» над ранами победителя, а Чабор — над тушей побеждённого…
Солнце уже начинало клониться к вечеру в тот момент, когда четверо всадников, наконец-то покинув границы Вечного Леса, пересекли большое возделанное поле и въехали в деревню. Между двух коней, заметно прогибая к земле толстую берёзовую жердь, висела потерявшая усилиями Чабора ненужные внутренности туша медведя.