Чабор

Они рухнули вниз так, что захватило дух. И вдруг Чабор и Станимир снова почувствовали под собой землю. Ветер стих. Вокруг стояла безпроглядная стена густой пыли, сквозь которую едва заметно проступали светлые пятна факельных огней. Лезвие меча Индры тихо потрескивало, то ли от попадающей на его раскалённое тело пыли, то ли от страшной опасности, находящейся где-то рядом.

Резкий выпад волшебного оружия застал Чабора врасплох. От страшного столкновения Артакона с чем-то металлическим и огромным в пыльный и душный мрак подземелья брызнул густой сноп искр. Отличная многолетняя выучка тут же заставила молодого воина присесть. В который раз приходилось признать, что каждая деталь в древнейшей науке боя имеет свой резон и вес, ведь едва он это сделал, как тут же над его головой с гулом пронеслось что-то огромное. Стой Чабор как прежде, трудно далась бы ему защита.

Следующего удара от невидимого противника он ждать не стал. Толкаемый чувством самосохранения, Чабор безстрашно бросился в непроглядное облако пыли. Чудовищный рёв, смешавшись со звоном и лязгом железа, разорвал окружающую тишину подземелья.

Станимир не имел волшебного оружия, но, решив не оставаться безучастным к борьбе Чабора с неизвестным врагом, он, держа в правой руке акинак, вынул засапожный нож и осторожно шагнул к месту стычки.

Стена пыли колыхнулась и тут же ударила ему в лицо струёй песка, выбитой из пола врезавшимся прямо у его ног и снова исчезнувшим во мраке длинным кривым мечом.

Огромная тень, слабо проступающая сквозь мерцающий огонь факелов, безшумно сдвинулась вправо. Станимир заметил это, но не шелохнулся. Пусть враг думает, что его не видят.

Удары и вспышки волшебного меча неистово рубившегося в глубине помещения Чабора удачно подсвечивали силуэт этого чёрного гиганта. Вот незнакомец снова поднял меч. Удар!

Готовый к выпаду Станик тут же ловко нырнул ему под ноги, со свистом разрубая с разворота позади себя пыльный, затхлый воздух. Глухие стены отозвались тяжёлым звоном, а руку Станимира вывернуло так, что его лицо перекосило от боли. Чудовищным усилием он заставил себя собраться и снова стать в боевую стойку.

Гигант решительно двинулся в атаку.

«Я попал в цель, не мог не попасть! — сокрушался про себя Станимир, уклоняясь от страшных, размашистых, но, к счастью, очень медленных ударов соперника. — Ну, хорошо же, великашка, давай-ка теперь попробуем так…».

Станимир — друг Чабора, долгое время отрабатывавший с ним в паре своё мастерство боя, повторил хорошо заученный трюк, выводя противника к себе в якобы незащищенный тыл и таким образом заманивая в ловушку.

Незнакомец попался. Миг — и вот он, великан, открыт, знай только, рази его, бей! Но снова, словно треснувший колокол, холодный металлический звон отозвался тяжёлым гулом в Чёрном храме царя Бардака.

— Да что же это такое? — недоумевал Станимир, попутно вовлекая Чёрного в другую ловушку, — он что …железный?!

На этот раз другу Чабора повезло больше. Ловко поднырнув под щит врага, он срубил незнакомцу закованную в латную железную перчатку кисть левой руки. Кривой меч взбесившегося в порыве мщения Желязного снова безуспешно врезался в песок, так и не задев невероятно изворотливого соперника. Станик, зная, что Удача долго на одном месте никогда не задерживается, не стал откладывать надолго развитие собственного успеха. Он моментально развернулся и коротко ударил в ответ. Огромный меч посланника Тёмных Богов так и остался торчать из сухого земляного пола, а его вторая железная рука, только что крепко державшая его, безсильно упала рядом.

Чёрный демон взревел. Ослеплённый жаждой мести, круша всё вокруг своими железными обрубками, он неистово бросился на Станимира. Тот же, в свою очередь, легко отступая от него по кругу, ничуть не испугавшись подобного напора, всего за несколько ударов укоротил и эти культи чёрного воина до минимума. Едва последняя часть руки великана упала в песок, он, понимая, что ему грозит, страшно ударил ногами в пол и… исчез.

Звон напряжения в ушах Станимира начал затихать. Повинуясь ритму боя и всё ещё готовый продолжать схватку, он резко обернулся. …В двух шагах позади него стоял запыхавшийся, чумазый Чабор, держащий в руках остывающий Артакон, а у стены, исходя предсмертным хрипом, подыхало какое-то чешуйчатое чудище…

ЛАРЬ 3 КЛУБОК 6

КЛУБОК 6

Лютый мороз обжигал горло, не давал дышать. Его разгулявшееся безумство поднималось светящимися столбами к самому небесному потолку. В садах трещали деревья, птицы замерзали на лету, сам воздух боялся шевельнуться, дабы не рассыпаться, словно стекло. Ни ветерка, ни облачка. Мороз безумствовал…, но недолго ему оставалось.

Каждый год Ортай старался особенно обращать внимание на то, что происходило с ним в эти морозные дни. Ещё бы, ведь именно в один из таких дней много лет назад его угораздило явиться на белый свет. Где-то среди полесских болот, покрытых в это время хрупкой, обманчивой коркой льда, в старом дедовском доме, стоящем на высоких дубовых сваях, родился мальчик. Как и все — в муках и боли, в нужде и голоде, в дни, когда безжалостная зима высасывала последнее из небогатых людских закромов, а сама меж тем только входила в самую силу.

Отец принял новорожденного, поднял его на руки и долго смотрел на своё крикливое чадо с испугом и горечью. Вокруг со знанием дела суетились бабки, а остававшийся в стороне от этой беготни дед тогда сказал: «Эх, жаль — недоносок… помрёт ещё до того, как Макошь проснётся...».

Отец рассказывал Ортаю, что после тех слов чуть было не уронил новорождённого, а дед, глядя на это, только рассмеялся: «Э-э-э, — говорит, — дай-ка сюда этого мальца, а то, ежели и доживёт до тепла, так ты ему эдак до той поры всё, что потвёрже, переломаешь».

Взял дед новорожденного на руки, а после и говорит: «От ты…! А может, ради такого мужичка-то Матушка Земля в этот раз пораньше проснётся, а? Ведь любит она хороших мужиков. Всё же не зря мы с тобой, сын, пару новых вёсел резали по оусени, не зря. Их и так вон хватает, а мы…. Не тебе, не мне их готовили — ему. Будто знали, что мужик родится. Благодарю, Род, благодарю, сын, благодарю, дочка…».

Тот год удался на славу. Весна была ранняя и дружная. Наречённый по детству именем Веслай (нынешний Ортай) хорошо запомнил своего деда. Не раз старик «потчевал» не по годам шустрого внука «берёзовой кашкой», когда тот только с рассветом пригонял к дому его вырубленный из ясеня човен[i]. Веслай был слепым и беспечным, возвращаясь из омута сладких девичьих ласк. Ох, и шерстил его дед, приговаривая: «Дурню б за подол хвататься, а умному — делом заняться». И то правда: какой после ночных забав с девками работник? Глаза слипаются, руки будто соломой набиты…

Ортая, шагающего по узкой, протоптанной в снегу тропинке, передёрнуло, как только вспомнил памятную науку деда. Зажившие после княжеского «угощения» пальцы даже в рукавицах сильно мёрзли, и волхв заметно прибавил шагу. Он и не заметил, как догнал двух молодых женщин, несущих воду.

«До дома недалеко, — подумал Ортай, — чего ломиться через сугробы? Пойду за ними…»

— Эх! — вдруг громко вздохнула та, что шла первой. — Боярин-то наш, видать, совсем голову потерял, слыхала?

— Смотря что, — ответила вторая, оглядываясь и с интересом рассматривая догнавшего их спутника.

— Да с Владимиром вместе опять народ в проруби крестили …в такую-то пору! — хитро улыбаясь в пол-оборота сказала идущая первой попутчица.

— Что с них, окаянных, взять, — отозвалась вторая. — В Киеве тогда хоть тёплым днём — и то столько народу утопло, а тут в мороз!.. Чтоб их самих, этих крестителей, черти в прорубях крестили, простите, Боги-заступники. Столько людей напрасно навкам[ii] спровадили, а столько ещё после того лихоманкой покосило…

— Да уж, — подхватила первая, — нашему князю и Всемилу хватило бы и по пояс в той проруби покреститься. Хоть отмерзло бы всё, что до баб охочее. Так и ходили бы никому не нужные. Ни тебе на девок поглядеть, ни тебе исподнее потереть — вон как наш волхв…