Чандрагупта

несколькими влиятельными людьми Паталипутры и всячески поддерживал эти связи. Чанакья, конечно, был не

один, у него появились сторонники Одним из них был монах Васубхути, которого знали в городе. Этот человек

оказывал брахману неоценимую помощь в установлении нужных знакомств. Чанакья постепенно становился

известным, повсюду уже поговаривали об ученом брахмане. Его начали уважать, и приверженцы Ракшаса

относились к нему с почтением. Несмотря на все это, Чанакья вел довольно замкнутый образ жизни. Он

сближался только с теми, кто мог ему пригодиться в будущем, и старался избегать бесполезных знакомств.

Брахман проявлял крайнюю осторожность в отношениях с людьми. Если кто-нибудь присылал подарки, он не

брал их и возвращал обратно. Он тщательно скрывал свои истинные намерения. Крайне важным

обстоятельством было то, что брахман не был связан в своих действиях и ни от кого не зависел. У него были

деньги, добытые его учениками у греков, и он мог распоряжаться ими по своему усмотрению. Все делалось так,

как того хотел Чанакья, и ко времени, когда министру было послано письмо с предложением от имени

Чандрагупты, брахман, в сущности, уже достиг успеха. Однако оставалось еще одно препятствие и, пожалуй,

самое серьезное — Ракшас. Чанакья считал Ракшаса честным и благородным, но ограниченным человеком и

был уверен, что министр не поймет его целей и не станет ему сочувствовать. Поэтому брахман прилагал все

усилия к тому, чтобы у Ракшаса не возникло ни малейших подозрений. Для министра Чанакья хотел до поры до

времени оставаться тем нищим брахманом, который пришел с сыном царя охотничьих племен. И вот теперь

настало время, когда Чанакья должен был преодолеть последнюю преграду, чтобы стать победителем. Ему

нужно было с согласия Ракшаса посадить Чандрагупту на трон, а самого министра сделать помощником

правителя Магадхи. Но все это служило лишь средством для достижения главной цели: нанести поражение

грекам и изгнать их из страны арьев. В дальнейшем брахман собирался снова отправиться в Гималаи и

вернуться к жизни отшельника вдали от людей и суеты мира. А для этого было особенно необходимо привлечь

Ракшаса на сторону Чандрагупты. Юному царю нужен опытный советник — искусный политик. Кроме того,

Ракшаса опасно было иметь противником: он мог обратиться за помощью к кому-нибудь из соседних

правителей и стать постоянной причиной неприятностей и даже бедствий. Однако деньги здесь были

бессильны, а посулы бессмысленны. Пока Чанакья рассчитывал, что Ракшас примет предложение Чандрагупты,

и не ошибся.

На следующий день после того, как министр дал свое согласие, было решено начать допрос

Парватешвара, и Ракшас отправился на заседание суда.

— Министр, — сказал Ракшасу Чандрагупта перед началом допроса, — прежде всего расследование

хорошо бы повести в тайне. Ведь если бунтовщики прослышат, что здесь происходит суд, они могут скрыться.

А потом поймать их будет очень трудно. Они уйдут к грекам, которые всегда готовы оказать покровительство

подобным людям. Помимо этого. судить мы должны со всей строгостью, о снисхождении не может быть и речи.

Каждый, на кого падет подозрение, должен быть схвачен, а виновные наказаны, — будь то ученый знаток вед

или чандал.

Ракшас не стал возражать: он был уверен, что заговор — дело рук Чанакьи, Чандрагупты и Бхагураяна, а

Парватешвар служил лишь подставным лицом. Хотя у Ракшаса не было ясного представления о том, что

произошло на самом деле и как во все это был замешан Парватешвар, он был убежден, что ему удастся найти

истину.

“Они пригласили меня, чтобы обманом заманить в сети, — говорил себе министр, — но я разоблачу их, и

позор падет на головы негодяев”.

Когда Ракшас вошел в зал суда, там находились только Чандрагупта и Бхагураян, которые встали и

почтительно приветствовали его, а затем предложили занять место судьи. Глядя на Бхагураяна и Чандрагупту,

министр подумал, что эти двое перешли все границы дозволенного и должны понести самое жестокое

наказание. Но Ракшас отогнал от себя эти мысли, ибо понимал, что его время еще не пришло.

“Даже если я знаю, что они убили Нандов, — рассуждал он, — то это еще ничего не значит. Это еще не

доказательство. И, прежде чем я найду улики, меня могут уничтожить самого”.

Министр отдавал себе отчет в том, что, сделав первый шаг, он должен идти до конца по избранному пути.

Ему было немного не по себе, но отказаться от расследования теперь означало бы только вызвать подозрения. И

Ракшас невозмутимо занял свое место.

— Какое ужасное преступление, о царевич киратов! — сказал он Чандрагупте. — Разве есть сердце у

того, кто совершил его? Я готов исполнить свой долг. Сначала нужно услышать, что говорит этот злодей

Парватешвар. Введите его!

Бхагураян и Чандрагупта посмотрели друг на друга и едва заметно улыбнулись.

Вскоре привели Парватешвара. Едва он увидел Ракшаса, его захлестнула бессильная ярость. Рука

потянулась к мечу, но увы — он был в плену и безоружен.

— Ракшас! — сказал Парватешвар с угрозой. — Недаром тебя так зовут. Если ты хотел убить махараджу,

то зачем меня вовлек в заговор? Я видел много преступников, но такого предателя еще не встречал. Я никогда

бы не поверил этим письмам, не будь на них твоей печати. Но счастье мне изменило, и тут уж ничего не

поделаешь. Я больше не сомневаюсь, что ты человек без чести и совести. И если теперь ты хочешь глумиться

надо мной…

Парватешвар задохнулся от гнева. Слова пленника удивили Ракшаса.

“Что все это значит? — думал министр. — Какие-то письма с моей печатью… Он говорит, что если бы не

печать…”

Мысли Ракшаса прервал Чандрагупта. Письма были уликой, и всякое упоминание о них таило опасность

для заговорщиков, но юноша знал, что рано или поздно до них дело дойдет.