Чарли Бон и Пустынный волк

Но его мечтам не суждено было сбыться.

В ночь с четверга на пятницу, через пять минут после отбоя, Дагберт решил рассказать ребятам сказку на нош.

— По правилам Академии после отбоя запрещено разговаривать, — прошептал Чарли.

Но его предупреждение не возымело желанного результата.

— Тебя в наказание оставят в классе после уроков, — Чарли слегка повысил голос.

— И кто на меня донесет? — с угрозой поинтересовался Дагберт.

— Не мешай ему рассказывать, — влез в разговор Браггер, пытаясь войти в доверие к новенькому.

— Да, не порти другим настроение, — пискнул Руп.

— Тебя арестуют, оставят на выходные в Академии, и ты не увидишь завтра своей вонючей рыбной лавки, — пробормотал Фиделио.

— Спорим, что ты ошибаешься, — насмешливо усмехнулся мальчик — рыба.

Фиделио отвернулся и в сердцах так ударил кулаком по своей бедной подушке, что она стала квадратной.

Дагберт продолжит излагать громким голосом какую-то скучную и нудную историю из жизни русалок. И хотя он не был хорошим рассказчиком, Браггер и Руп угодливо хихикали, делая вид, что им очень интересно. Чарли зевнул и закрыл глаза.

Через две секунды дверь отворилась, и в комнату вошла Надзирательница. Она включила свет. Чарли открыл глаза и заморгал от яркого освещения.

— Кто сейчас разговаривал? — начала допрос служительница Фемиды.

— Это я, — охотно ответил Дагберт, — я рассказывал мальчикам сказку на ночь.

— Ты нарушил правила, — уличила его Надзирательница.

— Правда? — искренне удивился он, — мне очень жаль, но я не знал, что нельзя разговаривать после отбоя.

Надзирательница раздраженно вздохнула:

— Чарли Бон, ты несешь ответственность за новенького. Предполагалось, что ты объяснишь ему правила поведения.

— Да. Но я же… — начал оправдываться Чарли.

— Ты наказан, — отрезала его внучатая тетя Лукреция, служившая Надзирательницей в Академии Блура, — домой поедешь не в пятницу, а в субботу.

— Но я же ему говорил, — Чарли сделал бесполезную попытку достучаться до тетушки.

Надзирательница выключила свет и вышла, громко захлопнув за собой дверь.

Наступившую за этим тишину нарушали только Браггер и Руп. Они тихонько фыркали и похрюкивали от душившего их смеха.

Чарли лег на спину, уставившись в темноту. Он пытался убедить себя в том, что ему все равно. Какая разница — одним днем больше или меньше. Он долго не мог заснуть, и уже глубоко за полночь, когда усталость взяла свое, из ночного мрака донесся очень далекий тоскливый вой.

Раздался шелест простыней, и Чарли увидел очертания белокурой головы Билли Грифа. Он сидел на кровати и напряженно вслушивался.

— Он знает, что означает этот вой, — подумал Чарли, — и скоро мне об этом расскажет.

Чарли никогда бы не подумал, что Дагберт умеет просить прощения, поэтому он был сильно удивлен, когда на следующее утро во время завтрака к нему подошел новенький.

— Извини за прошлую ночь, — сказал он, проглотив полную ложку кукурузных хлопьев, — я был вынужден соврать Надзирательнице. Я не мог позволить себе получить наказание. Люди, с которыми я живу, не поймут, если я не приду сегодня ночевать.

— Нечего было разговаривать после отбоя, — не удержался Фиделио, — Чарли же тебя предупреждал.

Дагберт нахмурился и пробормотал:

— Тяжело держать в себе истории, которые хочется рассказать.

Чарли почти пожалел новенького:

— В следующий раз будь осторожнее, ведь тебя предупредила сама Надзирательница. Так что лучше держи свои рассказы в закупоренных бутылках.

— Так и сделаю, — мечтательно сказал Дагберт, — представляю — истории в бутылках. Это должно быть очень интересно.

Уже не в первый раз Чарли пытался понять, что творится в голове у этого странного парня. Весь остаток дня он провел в состоянии неопределенности. Он очень хотел поскорее услышать рассказ Билли.

В четыре часа Уидон открыл главные двери, и ученики выпорхнули на волю из мрачных стен Академии. Чарли и Билли, сидя в спальне, слышали их счастливые голоса. Чарли выглянул из окна во двор. За толпой ребят вперевалку шел Дагберт. Он был единственным, кто не выглядел счастливым. Мрачный, настороженный и почти испуганный, он последним покинул двор. Чарли отвернулся от окна:

— Они все ушли, Билли.

Тот сидел на кровати в позе несчастного старичка, прижав колени к подбородку и обняв их руками.

— Прежде, чем говорить о Дагберте, я хотел бы знать, что ты слышал сегодня ночью.

— Вой, — ответил Билли.

— Я тоже его слышал. Ты ведь знаешь, что он означает, правда?

Билли кивнул, его плечи сгорбились сильнее, и он еще крепче обхватил себя руками:

— Это был крик о помощи, испуганный и одинокий.

^{Миссис Ундон — жена привратника.}

Чарли заглянул в вишневые глаза Билли, увеличенные круглыми стеклами очков:

— Ты знаешь, откуда шел вой?

— Не совсем. Это очень, очень далеко, может быть даже из подземелья. Он сказал, что угодил в ловушку.

— В ловушку? — недоуменно повторил Чарли, — интересно, кому понадобилось ловить его?

Билли пожал плечами:

— Чарли, я хочу рассказать тебе о Дагберте. Я пытался всю неделю поговорить с тобой, но он не отходит от тебя ни на шаг, и еще обзывает меня уродцем.

— Он назвал Габриэля неудачником, а Эмму и Оливию — неряхами. Но ведь это все неправда, не обращай на него внимания.

Билли наклонился немного вперед и на всякий случай понизил голос:

— Госпожа Кухарка знала отца Дагберта. Он утопил ее родителей, убил жениха и разрушил дом. И все это за то, что она отказалась выйти за него замуж.

— Погоди-ка минутку! — воскликнул Чарли, — я вспомнил. Госпожа Кухарка говорила мне, что его зовут Гримвальд.

— Лорд Гримвальд, — поправил Билли, — Душка сказал, что от него пахнет гниющей древесиной, водорослями и утопленниками. И вместо сердца у него в груди холодная жемчужина, заключенная как песчинка в раковине моллюска. Госпожа Кухарка очень напугана и собирается нас покинуть.