Чародейка
Шрифт:
– Вэя! – Окликнула она, натягивая поводья.
Вороны с заполошным карканьем спорхнули с веток, испачкав чистоту небес темными кляксами.
Гнедая сделала попытку вздыбиться, - лошадь, горячая и нервная, выращенная в королевских конюшнях, пугалась темных чащоб.
– Горивэя!!!
Сухой ритмичный звук дробно бьющих по земле копыт приблизился. Всадница в красном, возвращаясь, картинно перелетела поваленное дерево и поросль колючих кустов.
Джайна выругалась:
– Ты хотя бы в порядке исключения способна думать?
Сестра отвечала звонким смехом, падая на землю, словно подхваченная вихрем. Ветер трепал
– Слышишь, как поет ветер? – Закружилась она на месте, раскинув руки в стороны.
Огненно-алый колокол юбки юлой завертелся вокруг ног.
– Он летит, куда хочет.
Джайна, в свой черед, осторожно спустилась из зыбкой колыбели седла на твердую почву.
– Куда это, скажи на милость, ты собралась улетать?
– Поинтересовалась она.
Замерев, Горивэя посмотрела на неё сквозь почти сомкнувшиеся длинные ресницы.
Легкий силуэт вновь замелькал между стройными деревьями.
– Догоняй! – Звенел дразнящий певучий голос. – Давай! Догони меня!
– И не подумаю, - хмыкнула Джайна.- Ты бегаешь гораздо быстрее.
– Ах, так?!
– Сестра налетела, сбивая с ног, опрокидывая в прелые иглы. – Даже не подумаешь? Ну, держись у меня!
– Пусти! – Отбивалась Джайна.
– Проси пощады, - рычала Горивэя.
Если бы Джайна точно не знала, что они лишены второй сущности, могла бы поверить, что сестра сейчас перекинется. Увы! Человеческая кровь, в их жилах смешавшаяся с кровью метаморфов, делала сие невозможным.
Джайна оставила попытки подняться - Горивэя, хоть и далеко не толстушка, все же обладала достаточным весом, чтобы удержать её на земле.
– Пусти!
С лукавой улыбкой Вэя дунула Джайне в лицо:
– Знаешь, а мальчики Симерсэт чудо, как хороши? Оба! Ты зря не составила нам компанию вчера ночью.
– Скажи, что ты пошутила! – Потребовала Джайна, гневно сверкая глазами.
Горивэя насмешливо изогнула изящные брови:
– Какие шутки? Симерсэты и вправду столь хороши, как я утверждаю.
Джайна принялась вырываться всерьез, и Горивэе не оставалось ничего иного, как позволить ей подняться.
– Тебе обязательно вести себя, как потаскуха? – Запальчиво воскликнула Джайна, вытряхивая из волос хвойные иглы и пыль.
– А вот тебе явно пора избавиться от лишней скромности. Или, для начала, может быть, хотя бы от девственности?
– Твое поведение безнравственно!
– Правда? – Блеснула острыми зубками Горивэя. – Ну, и что с того? Гораздо интереснее другое: как ты думаешь, сколько времени потребуется, чтобы стравить между собой драгоценных сыночков верного папашиного советника? – Горивэя вновь обнажила ровные жемчужины зубок в насмешливой самолюбивой улыбке.- Мальчишки так носились со своей братской привязанностью. И вот, - готовы вцепиться друг другу в глотки ни на жизнь, а насмерть. Все из-за моей неотразимой персоны! Может быть, это и безнравственно? Но, наверняка, забавно.
Джайна смотрела в сверкающие, лучащиеся смехом глаза и чувствовала, как в груди разрастается ком, состоящий из любви к Горивэи и горечи. Почему при поразительном внешнем сходстве они так мало походили друг на друга внутренне?
– Забавно?
– Презрительно выплюнула Джайна.
– На мой взгляд, просто отвратительно!
– В ответ глаза сестры стремительно потемнели.- Ты коллекционируешь любовников, словно
– Признаюсь, собранную мной коллекцию считаю куда занимательнее насекомых - сладко пропела Горивэя, свистом подзывая к себе лошадь.
– Кстати, в нашем трио есть только одна бабочка – это я. – Девушка легко поднялась в седло. – Торопись, не опоздай к вечерней трапезе, душа моя.
Ударив пятками по бокам, всадница заставила лошадь сорваться с места.
«Не оставляй меня одну!», – хотелось крикнуть Джайне.
Но она сдержалась.
Своенравная, капризная Горивэя не могла долго находиться на одном месте. С одним человеком. Ей, словно пламени, необходимы ветер и топливо: чужие страсти, восхищение, любовь, новизна. Бесконечная перемена действия и декораций.
Разве сестра виновата в том, что родилась столь прелестной и переменчивой? Скорее всего - нет. Но… как часто Джайна чувствовала себя брошенной. У неё возникало ощущение, что они бегут, крепко сцепив руки. Вэя ускользает, проходя туда, куда ей, Джайне, дорога заказана. Напрасно биться, будто птица в стекло, тоскуя по ускользнувшему счастью.
Вечная боль в душе. Не преходящая жажда: «Вернись, Вэя! Не беги так быстро - я за тобой не успеваю. Не оставляй меня! Без тебя я - только половина».
***
В холле приятно пахло деревом. Полировка блестела на резных колоннах, поддерживающих высокий свод. Там, наверху, сходились многочисленные лестницы и переходы. Чуть шероховатые доски, навощенные и сверкающие, едва заметно подрагивали при каждом шаге.
Гибкий белый барс, отцовский любимец, соскользнул сверху.
– Отуэй, - позвала Джайна, зарываясь руками в пушистую шерсть.
Барс ощерился. Но положенный богами закон не позволял ему проявить силу и коварство - звери-тотемы не могли не повиноваться воле метаморфов. В полукровке Джайне сохранилось достаточно магии, чтобы Отуэй рычал и скалился, но позволял дуть себе в нос, как послушный котенок.
– Ты опоздала.
– Прозвучал за спиной низкий голос.
– Отец?
– Обернулась девушка.
– Где твоя сестра?
– Не знаю.
Наривисс подавил готовый сорваться вздох, делая дочери знак поторопиться: ужин вот-вот начнется.
Джайна не забывала: сегодня полнолуние и скоро восход луны.
Пока девушки-служанки готовили наряд, суетились, сновали по комнате, Джайна отмокала в ванной, чуть-чуть смущаясь под пронзительным, откровенным взглядом юноши с портрета, висевшего на стене: Рай Трионский, наследник главы людского клана, почти собственной персоной.
Принц не был красив. Каждая черточка в его лице выдавала недобрую, упрямую натуру: запавшие под высокими скулами щеки, не здоровый, желтоватый оттенок кожи, крючковатый нос, плотно сжатые губы. Хороши были только глаза: большие и темные.
– Любуешься?
– В комнату впорхнула уже успевшая переодеться к ужину Горивэя. – Что сказать, душа моя? Чудная у тебя будет судьба. Что может быть лучше - жить в грязных, пропитанных заразой, людских городах?
Нареченная невеста вместо ответа сдула на близняшку пену. Та в ответ чихнула.
– Люди отчего-то видят в этом мрачном мальчике всеобщее спасение.
– Так же, как оборотни видят в нас с тобой - проклятие? – Передернула плечами Вэя.
– Очень показательный довод: «Люди видят», – фыркнула она.
– Пока вот что-то благодати за этим типом не наблюдается.