Чародейка

Амфитеатр взорвался аплодисментами и радостным улюлюканьем.

Джайне в первый момент показалось, что аплодируют Раю за дерзкое обхождение с Серебряной Тигрицей. Но в следующую секунду она осознала – бедолага тур таки готов рухнуть. И овации адресованы артисту.

Принц одним движением перелетел через ограждение, отделяющее королевскую ложу от рядов, где восседала знать, за которыми располагались скамейки простолюдинов. Товарищи попытались удержать опрометчивого царственного друга. Одного Рай отбросил в сторону, словно шкодливого щенка. Второму, более настойчивому, съездил по физиономии: из носа несчастного черной струйкой сверкнула кровь.

На ходу сорвав фибулу, скрепляющую полы длинного плаща, Рай стремительно несся по рядам ошалелых простолюдинов, приветствующих властелина оглушительными криками, свистом и гомоном.

В воздух летели головные уборы. Женщины вскакивали с мест и устремлялись к проходу, бог весть с какой целью.

Не в силах оставаться на месте, Джайна выбежала из ложи, помогая подняться поверженному царской дланью дружке. Чтобы отереть кровь, она протянула ему кружевной платок.

– Что вы! – Отшатнулся тот.
– Я не смею...

– Заткнись! – В голосе девушки излишне отчетливо прозвучали гортанные горловые ноты крупного хищника. – Бери. Не смей мне возражать.

– Благодарю, ваше величество.

Джайна не отрывала взгляда от жениха.

– Что он собирается делать? – Тревожно спросила она.

– Драться.

– С кем?!

– Боюсь, что с туром, - умирающим голосом поведал посеревший от волнения придворный.

Они принялась проталкиваться к ограждению, за которым Рай уже возбужденно жестикулировал, приказывая что-то людям на арене. Уцепившись руками за парапет, к которому все-таки удалось пробиться, девушка во все глаза уставилась на черного, как ночь, огнедышащего, точно дракон, тура, вылетевшего из-за очередной поднявшейся решетки. Вблизи он казался удивительно огромным.

Юная Тигрица не замечала, как простолюдины, мещане, знать привстают с места, глазеют, указывают на неё пальцем.

Рай, скинув плащ, обернул его к быку ярко-алой подкладочной изнанкой.

Многотысячная толпа замерла.

Опустив рога, тур тяжело всхрапнул. И понесся на встречу. Ритмичный дробный топот…

Черное против черного…

Не в силах смотреть, Джайна зажмурилась.

Вздох-выдох, страстней которого не мог издать и самый горячий любовник, заставил её бездумно поднять ресницы: бык пролетел мимо Рая. И теперь разворачивался, готовясь к новой атаке.

Разъяренный донельзя, полный крови и сил, тур издал яростный боевой клич.

Потеряв контроль, Джайна вцепилась в руку придворного:

– Сделайте что-нибудь! Остановите его! Он же погибнет!

Отбросив плащ в сторону, Рай вместо того, чтобы отбегать к краю площадки, как до него поступали артисты, устремился зверю наперерез.

– Что он творит?! – Ахнул кто-то справа.

Гибель безумца казалась неминуемой. В последний момент, когда рога должны были смять дерзкого в лепешку, Рай увернулся и, неподражаемо ловким движением взлетел наклонившему для удара голову туру, на холку.

Пронзительный женский визг, крики ужаса и восторга казались далекими, будто звучали не здесь. Не в одной с Джайной реальности. Сердце тяжело бухало. В ушах будто били тяжелые молоты. Она, то и дело закрывая глаза от ужаса, пропустила момент, когда принц вонзил в шею быка острую шпагу.

Ликование и восторг толпы невозможно передать словами.

Подняв в приветственном жесте руку, Его Высочество, любимец фортуны, публики и женщин, с наслаждением впитывал в себя почитание и поклонение, почти экстаз, охвативший народ.

Раскрасневшийся, вспотевший, ликующий, принц обернулся в сторону ложи. Джайна заметила, как искаженно его лицо.

Широкими шагами он направился к ней.

– Сударыня, да на вас лица нет, - проговорил он, подходя и поднося безвольную кисть невесты к ярким губам. Таким же горячим, как взгляд. – Могу ли я надеяться, что вы самую чуточку беспокоились о вашем недостойном слуге?

– Беспокоились?!
– разъяренным эхом прозвенела Джайна. – Ты! Ты! Да ты…

У неё так и не нашлось слов, способных охарактеризовать безумца в должной мере.

Рай засмеялся.

И подхватив невесту на руки, направился к выходу. Во след им летели радостные вопли обожающей толпы.

Глава 4

Предзнаменование

Днем Джайна почти не тосковала о двойнике, - половинке души и тела. Но луна приводила с собой призрак Горивэи. Горький и грозный, вставал он на пороге, неизменно в алом, - будто восковую фигурку снедало пламя.

В тысячный раз, обмакивая перо в чернила, Джайна пыталась писать о празднествах, приготовлениях к свадьбе, садах и розах будущей свекрови. О городе, дворце, книгах, фонтанах, облаках. О будущем свадебном платье, туфельках и прическе. Но бесплодный дух отвечал горьким смехом, обжигая душу упреком во лжи.

«Он для тебя стал дороже меня?», - ласково и угрожающе вопрошал в темноте высокий нежный голос, - «Почему ты ни разу не написала мне, Джайна?
– Холодно блестели серые глаза близнеца. – Твои письма получали отец, нянька, советники. Даже наши служанки. Но ни я…».

– Горивэя!

Рука хватала пустоту.

***

Обмакнув остро зачиненное перо в чернила, Джайна торопливо выводила строку за строкой:

« Душа моя!

Знаю, - ты в праве упрекнуть за долгое молчание. Не небрежение тому причина. То, что связывает нас, сильнее любви и, пожалуй, правы те, кто говорит о некоторой противоестественности нашей привязанности.

Покидая тебя, я искренне верила, что приношу себя в жертву. Но обстоятельства изменились.

Вэя! Я полюбила. Пишу тебе о том, в чем стыжусь признаваться даже себе. Почему стыжусь? Потому что сильно сомневаюсь, что чувство, внушенное этим человеком, взаимно хотя бы в малой степени.

Рай Трионский! Его именем кишит воздух. Тысячи букв гласят для меня одно и то же: Рай, и словно бесконечное эхо – Трионский.

Когда мы были маленькими, ты всегда мечтала оставаться свободной и одинокой. Свобода, сила и одиночество – твой идеал существования. А я мечтала, чтобы рано или поздно появился мужчина, похожий на отца, сильный и гордый, холодный и честный, будто стальной клинок, отлитый рукой лучшего мастера. И я стала бы для него всем, чем он пожелает. И чтобы мы с ним, рука об руку, шли, предугадывая движения друга друга.

Рай Трионский не похож на отца. Ни капельки! И на клинок, верный и твердый, он походит так же верно, как я – на пламя. Он ветреный и жестокий. Он способен любить лишь свое отражение на зеркальной поверхности.

Не кори меня. Не вини. Боль, словно ночь, обнимает со всех сторон. Я скоро стану женой тому, кого люблю. Но его душой мне не дано владеть.

Если мои слова причинят боль, знай, любовь, разлучающая нас с тобой, приносит мне одну беду. И да станет это утешением.