Чары крови и роз. Другая история Белль

Аннабелль прошла к благоухающим цветами могилам Ламбертов и Льюисов: оба рода прервались в 1951-м. Возможно, лишь шестнадцатилетняя Аннабель Ламберт была всё ещё жива: летом 1951-го она уехала погостить к дяде в Лондон и, разумеется, не захотела возвращаться на Элфин после трагедии. Больше о ней ничего было неизвестно, но Белль хотелось верить: её тёзка из рода Ламбертов жива, хоть по официальным данным в мире не осталось больше фейри, кроме самой Белль. Даже Эмбер Найтингейл, знаменитая охотница на вампиров, которая часто исчезала и потом неожиданно возвращалась, уже четыре месяца считалась погибшей. Хотя в её смерть верили далеко не все.

Белль пошла к могиле Вероники Льюис. Ей было всего пятнадцать… Как же надо было ненавидеть фейри, чтобы холоднокровно убить ребёнка!

Люди так боялись подвергнуться внушению фейри, что легко поверили клеветническим речам чуть ли не первого встречного. Преподобный Джулиан Красовски был, конечно, превосходным оратором, но как ему удалось меньше чем за полгода настроить треть жителей Торнфилда против семей фейри?..

С какой лицемерной благожелательностью заговорщики относились к фейри, втайне обдумывая их убийство! Когда Блэки пригласили на свадьбу чуть ли полгорода, включая и все семьи фейри, последние, несмотря на свою магическую эмпатию, ничего не заподозрили. В детстве Белль не могла понять, как же так вышло?.. Дедушка полагал, что Красовский внушил своим последователям: убивая нелюдей-фейри, они делают благое дело, и те искренне в это поверили.

Белль было больно за своих погибших сородичей и брала злость, что их смерть осталась неотомщённой. Совершив массовое убийство, Джулиан Красовски, Блэки, Вильямсоны и другие покинули остров, избежав наказания: в последний раз их видели на берегу в ожидании утреннего парома.

Когда мэр (отец судьи Моргана) вместе с другими членами Совета, стал разбираться в произошедшем, никого из зачинщиков найти не удалось, и все обвинения повесили на Галлахеров: ведь именно в их винодельне приготовили вино «Сладкие мечты», которое убило фейри: его подмешали во все напитки на праздничном столе – для людей оно было безвредным. Галлахеры срочно покинули остров, а Уайты стали монополистами в торговле вином на Элфине. Некоторые тут же обвинили Уайтов: мол, они подставили Галлахеров, устраняя конкурентов. Белль, конечно, не знала дедушку Фредерика и Виктора, но ей не верилось, что он мог совершить такое. Или она просто не хотела верить в это. В конце концов правды уже не узнать.

– Аннабелль. – Негромкий голос преподобного Мэтью Ричардсона вырвал её из задумчивости. Для мужчины у него был на удивление высокий голос, но он отлично гармонировал с его обликом: священник был невысок и аскетически худощав, одет как всегда с безупречным вкусом в чёрное.

– Здравствуйте, преподобный, – Белль встретилась с его серо-голубыми глазами. – Спасибо, что пришли. Это очень важно для меня.

– Быть здесь, среди могил несправедливо убиенных фейри, важно и для меня, Аннабелль, – ответил преподобный. – Торнфилд до сих пор не искупил вину перед детьми Лилит и, увы, даже не пытается это сделать.

– Все, кто были ответственны за их смерть, наверное, уже давно мертвы, – задумчиво проговорила Белль.

– Вероятно, это так, – ответил тот.

Неподалёку послышался голос мэра. Вскоре мистер Купер, Вики, Генри и Фредерик с Камиллой появились из-за деревьев и подошли к стоящим у могил Белль и священнику.

Высокий голос преподобного Мэтью Ричардсона, читающий поминальные молитвы, одиноко звучал в тишине кладбища, лишь ветер в ветвях пихт вторил ему.

– Боже, Господь милосердный, – произнёс священник, – вспоминая годовщину смерти рабов Твоих… – он повернулся к Белль, чтобы она назвала имена погибших родных.

– Александра, Стюарта, – стала перечислять Аннабелль имена погибших фейри из рода Тэйлоров, – Коула, Джезабель, Кристины, Анны… – Затем она повернулась к могилам Льюисов и Ламбертов и назвала их имена тоже.

– Просим Тебя, – продолжил преподобный Мэтью Ричардсон, – удостой их места в Царствии Твоём, даруй благословенный покой и введи в сияние славы Твоей.

– Аминь, – произнесла Белль, а за ней и все остальные.

Уходить с кладбища не хотелось. Аннабелль с детства нравились тишина и спокойствие, царившие здесь. Раньше она часто приходила сюда с дедушкой.

Потемневшие от дождей и ветров скорбящие каменные ангелы, мраморные надгробья, тонущие в зарослях жухлой травы, и усыпанные листьями могилы в окружении тёмных пихт – всё это вызывало щемящее чувство грусти и странное ощущение уюта, особенно сейчас, в конце октября.

Аннабелль решила сходить на могилу друга, погибшего в горах полгода назад. Как бы ни злословила Камилла, они с Капкейком действительно дружили. Благодаря ему стала гидом и после его гибели всё лето на маршрутах вспоминала о нём. Как же часто бывает, пока человек жив, общение с ним кажется таким обыденным и будто вовсе не ценным, но стоит ему умереть…

Генри захотел навестить могилу матери. Вики, конечно, пошла с ним. Камилла сказала: они с Фредериком тоже присоединятся; мистера Купера срочно вызвали в Мэрию, и Аннабелль пошла к могиле Капкейка одна.

Вскоре Белль увидела большую мраморную плиту в окружении кустов роз: они цвели всё лето, а теперь засохли. «Калеб Эндрю Каппер. Сын, друг, гид» – было выбито на плите. И даты рождения и смерти. Жизнь отмерила ему всего-ничего – двадцать четыре года. Слишком мало.

Гроб Калеба был полон белых роз. Его лицо, всегда красное от безжалостного к белокожим людям горного солнца, сейчас напоминало светлую безжизненную маску; рыжие волосы, обычно торчащие из-под красно-чёрного баффа в разные стороны, сейчас были аккуратно расчёсаны на пробор. Чёрный смокинг смотрелся на его теле неуместно, чужеродно. Калеб был совершенно на себя не похож – совсем не тот весельчак Капкейк, который травил старые туристические байки, мешая их с пошловатыми анекдотами.

«Наверное, в морге заново нарисовали лицо, – подумала Белль. – После лавины он едва ли мог выглядеть нормально».

В руке Белль оказался стебель белой розы, и она аккуратно положила цветок в гроб, на грудь Калеба.

– Покойся с миром, – шепнула она и отступила.

Через некоторое время гробы с погибшими заколотили и опустили в могилы. В каждую преподобный Мэтью Ричардсон бросил по горсти земли; затем его сменили члены Совета Основателей. Аннабелль вынула из вазы ещё одну белую розу. Сжала стебель, вонзая в ладонь большой шип. Тонкий запах фиалок смешался с ароматом роз, кровь по капле заструилась по руке. Белль продолжала сжимать цветок, не давая ране зажить. Пульсирующая боль успокаивала, позволяла сосредоточиться на собственных ощущениях и не давала провалиться в глубокую безысходную тоску, разливавшуюся по кладбищу.

Мистер Купер, бросив на последний гроб горсть земли и розу, отошёл. Вскоре из всех членов Совета у могил остались лишь Аннабелль и мисс Уэлш. Белль удивилась, увидев крёстную на кладбище: та всегда их избегала. Стройная, с безукоризненной осанкой, в неизменном чёрном платье и в чёрной шляпке поверх густых серебристых волос, убранных в причёску, она, задумчиво глядела сквозь тёмную вуалетку. Зачерпнув земли, бросила на крышку гроба. Обернулась к Белль, пропуская вперёд. Белль вновь подумала: несмотря на седину мисс Уэлш нельзя было дать и сорока пяти, хотя по рассказам дедушки Белль знала: крёстная гораздо старше.

Неожиданно Белль вновь ощутила взгляд крёстной: крёстная смотрела на клатч. Белль опустила глаза: из него виднелся краешек дедушкиного шейного платка. Мисс Уэлш подняла глаза на крестницу. Белль не знала, что сказать, если крёстная спросит, не дедушкин ли это платок?..

Белль кинула на гроб Капкейка свою розу. Почувствовала, как рана на ладони стала медленно затягиваться. Потом подняла ком земли и тоже бросила: он со стуком ударился о крышку. Другой рукой Белль незаметно спрятала край платка поглубже в клатч и отступила от могил.