Час цветения папоротников

Около одиннадцати из дверей администрации показался Черновецкий в окружении батальона охранников. Сергей всегда задавался вопросом, зачем народные избранники постоянно окружают себя охраной? Не иначе как остерегаются тех, кто их избрал. Черновецкий был очень бледный и ели ворочал языком, то ли с перепоя, то ли после передозировки наркотиков. Он чего-то там лепетал, но ничего не было слышно из-за яростно ревущих пенсионеров, которые только что так чинно восседали на своих креслах, исполненные важности и благоприличия, а теперь, перепрыгивая через них с воплями и воем, напирая и давя друг друга, рвались к турникетам. Черновецкому подали мегафон, его охранники в это время отбивались от буйствующих пенсионеров. Что они кричали, из-за невообразимого шума понять было невозможно, и охранники Черновецкого стали по очереди совать им под нос мегафон.

— Панэ мэр! Панэ мэр! — истошно завопил, прорвавшийся к заграждениям пенсионер.

Желающие высказаться оттаскивали его сзади за воротник, что-то выкрикивали, корча рожи и размахивая руками. Он же, ухватившись за поручень турникета, энергично отбивался, лягая их ногами, всячески изворачивался и продолжал вопить:

— У мэнэ бачок в унитаз протикае! Зробить що нэбудь! Благаю!

— Пишите заявление, сделаем, — приставав мегафон ему к уху, вяло пообещал Черновецкий.

— А у нас в подъезде двери не закрываются! По-мо-ги-ите! — завывая, прокричала какая-то растрепанная, трясущаяся пенсионерка, протягивая к нему иссохшие руки и, изловчившись, мертвой хваткой так впилась в мегафон, что его пришлось вырвать у нее чуть ли ни с рукой.

— Пишите заявление, поможем, — бодро пообещал Черновецкий. Он оживал прямо на глазах.

— А ось послухайтэ сюда! — вырвав мегафон из рук богатыря охранника, басом заревела в него другая безумная старуха. — Моя фамилия Битюгова! Мне соседи житья не дають, гнобят по три раза на день! Прошу их передушить!

— Давайте адрес, передушим! — еще бодрее отозвался Черновецкий.

Но тут желающие поближе пообщаться со своим избранником, опрокинув заграждения и смяв охрану, окружили Черновецкого, дергая его со всех сторон за одежду. Черновецкий свободной рукой отмахивался от них, как от назойливых мух, крича им через мегафон:

— Отойдите! Отойдите! Вы люди или не люди?!

Наконец, ему удалось вырваться и, прорвав окружение, он на бреющем полете впорхнул в здание администрации. Бравые охранники немедля сомкнули свои ряды у дверей и принялись мужественно отражать атаки электората. Неожиданно из бокового входа выскочил Черновецкий и что-то пискнул в мегафон. Видимо, распалившись, недосказал что-то важное. Толпа бесчинствующих пенсионеров погналась за ним, а он, вильнув из стороны в сторону и сообразив, что прорваться в здание администрации теперь уж не удастся, заполз под «Джип» какого-то депутата Киевского совета.

Однако отсидеться там ему не удалось, его вытащили за ноги и начали подвергать принудительному народному волеизъявлению. Но Черновецкий, как истинный народный избранник и здесь не растерялся, он из последних сил стал голосить в мегафон, что сейчас, вот сию минуту будет давать интервью и все им объяснит. Озадаченные пенсионеры, приготовившись слушать, что он им пообещает в этот раз. Отчего же не послушать прохвоста, когда сразу несколько из них, держали Черновецкого за шиворот. Черновецкий, надсаживаясь, начал выкрикивать в мегафон:

— Вот это демократия! Это настоящая демократия! Раньше у нас не было демократии! А теперь у нас есть демократия! А кому не нравится, пускай убирается ко всем чертям!

Он еще долго что-то причитал о новой демократии, делая то призывные знаки, то показывая кулак своим охранникам, пока те не сообразили и не отбили его у беснующихся пенсионеров. Для Черновецкого встреча с народом обошлось благополучно, всего-то оторвали воротник от пиджака.

Больше всего на этой «встрече» Сергея поразило, как среди разгоряченной толпы, внутри этого волнующегося моря голов ездил велосипедист. Это был серьезный мужчина лет сорока в полной экипировке велосипедиста: в желтой футболке и в черном пластиковом шлеме с маленьким рюкзачком за плечами. С вдумчивым видом он разъезжал среди плотно стоящих людей, подолгу замирая и балансируя, сидя верхом на велосипеде, перед нежелающими уступать ему дорогу. Идиотизм ситуации усугублялся тем, что каждый, в том числе и Сергей, понимал, что велосипедисту здесь не место и незачем ему ездить среди толпы и, тем не менее, уступал ему дорогу.

В субботу движение транспорта по Крещатику было запрещено и толпы людей бесцельно бродили в разных направлениях не только по тротуарам, но и по проезжей части улицы. Сергей пошел в сторону майдана Незалежности. Ему хотелось еще раз посмотреть, как изуродовали центр Киева. В этом нездоровом интересе было что-то мазохистское. Может, у него была извращенная натура?

Над проезжей частью Крещатика, как и везде по Киеву, на столбах болтаются транспаранты-растяжки с одним и тем же воззванием на желто-голубом фоне: «Любіть Україну!» Это новый проект правящего президента Ющенко. Сергей задавал себе вопрос, каким способом ее любить?.. Призывать любить свою родину так же дико, как призывать любить свою мать. Какая все-таки тоска таится в таких пустяках. С раздражением думал он. Вероятно, от того что они вызывают какие-то ассоциации, воспоминания. Совсем недавно на каждом заборе пестрели лозунги «Слава КПСС!». И где они теперь? Неужели, все повторяется? Возвращается та же дикость, только в другой, двухцветной обертке. Спору нет, патриотизм вещь в хозяйстве нужная, это последний, не закиданный яйцами зонтик, за которым прячутся обанкротившиеся правители. Нет, правильнее всего, не обращать на эти лозунги внимания, ничего не вспоминать и не думать.

Сергей вышел на майдан Незалежности. Одну из красивейших площадей Европы пронырливые дельцы превратили в торговый центр. Чтобы создать видимость красивости, по углам они расставили какие-то нелепые статуи, много золотого блеска и неприличной мишуры, а вокруг безобразные стеклянные крыши подземных ларьков. Этот агрессивный китч - новый украинский жлоб-стиль: крикливо, вычурно и безвкусно. Сергея не оставляла мысль, что тот, кто все это придумал, долгие годы провел за колючей проволокой за изнасилование, а теперь насилует святое искусство. Нет, находиться среди этого воинствующего уродства, это эстетическое пыталово!

Из всех городов Украины Киев, единственный, не считая Одессы, имел свое лицо. Майдан Незалежности — лицо Украины, это лицо холуя, прогнувшегося перед фаллосом Запада и головка этого фаллоса, статуй на столбе с бабьей харей экс-президента Кучмы, символ ублюдочного украинского капитализма. А вокруг толпы нищих попрошаек. Повсюду, на перекрестках, в подземных переходах, в метро: голодные беспризорные дети, сидят на асфальте или стоят на коленях оборванные женщины с младенцами на руках, старики, инвалиды хватают за руки, едят глазами, просят, умоляют, требуют подаяния. Откуда это невиданное нашествие нищих? Известно, откуда: съезжаются в столицу побираться со всей Украины. Куда им еще податься?

Хватит, нагулялся! С горечью подумал Сергей, прервал свой вояж и направился обратно, в сторону метро «Крещатик». Перед ним вырастал до небес помпезный фасад Центрального почтамта, украшенный тринадцатью гранитными витринами и тринадцатью лепными капителями: тринадцать по тринадцать. Одно из самых распространенных суеверий, это число тринадцать - «чертова дюжина». Столько было слухов и публикаций о нечистой силе, поселившейся здесь. Зачем было так строить, если число тринадцать приносит несчастье? Ведь всем давно известно, что если подкрасться к спящему человеку и изо всей силы гаркнуть ему на ухо: «Тринадцать!» Он тут же подскочит и начнет очумело озираться. Этот факт неопровержимо доказывает магическую природу числа тринадцать. Развлекал себя праздными мыслями Сергей, не предполагая, с чем шутит.

Здесь, возле почтамта, Сергей неожиданно повстречался со своей бывшей женой. Ирина первой его увидела и подошла.

— Ну, как ты? — спросила она, с настороженным вниманием осматривая Сергея.

Дешевая синтетическая куртка висела на его сутуловатой фигуре, как сломанные крылья черной птицы. Сколько она его помнила, он ходит в этой самой куртке. Неважно ты выглядишь, красавчик, не без удовольствия отметила Ирина. Настроение у нее заметно улучшилось. С ней всегда так бывало, когда она сравнивала себя с теми, кому хуже, чем ей, со всякими убогими и паршивыми.